Враг из прошлого - Гусев Валерий Борисович - Страница 4

Искупались мы славно. Вода была теплая, песчаное дно — чистое и ровное. Солнце уже пригревало так, что мы даже не стали вытираться. Оделись и пошли «за стол».

Матвеич заварил чай, как он говорил, «со всяким сеном»: добавил в заварку разные полезные травки. Не знаю, какая от них польза, но чай получился очень вкусный.

— Садитесь, — сказал Матвеич. — Ты только штаны застегни.

— Молния испортилась, — объяснил Алешка. — Еще в прошлом году. На утреннике.

— А утренник был в Кремле? — усмехнулся Матвеич.

— Да! Откуда вы знаете? Вы там тоже были?

— В газетах писали. Об этом случае. И вообще, хватит болтать. Пищу надо принимать размеренно и с удовольствием.

— И в больших количествах. Ведь мы этого достойны, — добавил Алешка, опять круто наворачивая в розетку варенье. — Федор Матвеич, а на этих карьерах, там кто-нибудь живет?

— Ну кто там может жить? — Матвеич пил чай по старинке, вприкуску, громко хрустя сахаром. — Здесь вообще — безлюдье. Место для участков отвели не очень удачное. И многие отказались от них. Тут всего-то несколько домов построено. И то в них почти никто не живет. А уж на карьере-то…

— Ну… Какие-нибудь бездомные люди. Или дикие.

— Еще один вопрос за столом — и ты тоже станешь бездомным!

— Лучше диким. Все — молчу. Пищу надо принимать с молчаливым удовольствием.

— Так! Встали, сполоснули чашки и пошли знакомиться с окрестными достопримечательностями. А я буду работать.

— Мемуары писать? — спросил Алешка. — Вы про меня и Димку что-нибудь напишите. Ведь мы этого достойны.

— Это мы еще посмотрим. Напоминаю: на карьер не ходить.

— Что вы! — Алешка даже обиделся. — Мы пойдем на озеро. Будем смотреть туманные картинки.

— Созерцать, — добавил и я. Для убедительности.

— Ну идите, созерцайте. — И Матвеич перешел к письменному столу.

Мы вышли из дома и, громко переговариваясь о всякой ерунде, направились к озеру. Туман над ним уже рассеялся, и на том берегу виднелись какие-то хилые постройки, а возле них, у берега, какие-то лодки.

— Порт, — сказал Алешка. — Там «Задумчивый» дремлет. И «Застенчивый» прячется. Пошли?

— Пошли.

И мы берегом озера двинулись в запретную зону — к карьеру. Где никто не обитал, но кто-то светил каким-то огоньком в ночи.

От озера мы свернули в лесок. Он был мелкий, из кустарника, но довольно густого.

— Дим, — недовольно сказал мне Алешка, — иди тихонько, ногами не хрумкай.

Сам он пробирался меж кустов, как хитрый, осторожный, гибкий лисенок. И, даже наступая на сухие ветки, «ногами не хрумкал». У меня так не получалось. Я довольно весомый для своих лет.

Лесок неожиданно кончился, и мы замерли на краю карьера. Это было зрелище! Тут вполне можно снимать приключения одиноких путников в глубине дикого и мрачного каньона. Такое глубокое, все изрезанное ущелье, с отвесными песчаными склонами. На дне его и прямо на склонах сохранилось что-то вроде узких карнизов — это, наверное, поднимались по ним громадные самосвалы с песком. Дорога эта местами обрывалась, осыпалась. Вообще все было кривое, изрезанное ковшами экскаваторов. На дне карьера — всякие холмики и гребешки, впадины — узкие и длинные, заполненные зеленой водой. И везде — груды камней. Величиной от булыжников до валунов.

Кое-где все это красивое безобразие уже поросло мелкими кустами и сухой цеплячей травой. И виднелись дырки в откосах. Настоящие пещеры.

А вверху, в синем небе, плавал здоровенный черный ворон, что-то высматривал на дне карьера и время от времени хрипло, угрожающе каркал.

— Супер, — прошептал Алешка.

Ему этот пейзаж понравился. А мне нет. Я не люблю такие места. В них как-то неспокойно. Будто что-то недоброе в них таится. И вот-вот как выскочит, как выпрыгнет и как заорет, задрав кверху корявые пальцы: «Ага! Попался!»

Алешка протянул руку и показал:

— Вон там, Дим, огонек светился. Давай поищем. Лучше, конечно, ночью. Ночью его хорошо видно. Только Матвеич нас не пустит.

Да я и сам бы не пошел. Мало ли какие огоньки ночью светят в неприятных местах. На болотах там, в заброшенных домах, в развалинах… В карьерах.

Краешком леса мы пошли к тому месту, где прятался в ночи таинственный огонек. А может, ничего там таинственного и не было. Собрались, например, местные ребята вокруг костра, картошку пекут, пиво пьют, покуривают. Вдали от взрослых. Место неприметное, никто сюда не ходит. Впрочем, в том-то и фишка. В плохих местах хорошие дела не делаются. К тому же и ребят здесь никаких нет. Кроме нас с Алешкой. Но мы не курим и пиво не пьем.

— Не бойся, Дим, — угадал мои мысли Алешка. — Там, наверное, какие-нибудь геологи ночевали.

— Почему геологи? — Я даже остановился.

— Ну, Дим, они же любят у костра ночевать и песни петь под гитару.

— А что им тут делать? Кроме песен?

— А камни! Видел, сколько там камней? Может, они все из самородков. Тихо! Пришли! Я ж говорил…

Мы замерли на краю обрывчика, как бы на краю оврага, а напротив тоже был крутой откос. И возле него — загасший костер, закопченный котелок и аккуратная кучка дров.

Мы переглянулись. А что дальше?

— В засаде посидим, — сказал Алешка шепотом. — Выследим.

А зачем? — подумал я. Ночует здесь какой-нибудь бомж, никого не трогает, никому не мешает. На фиг он нам нужен? Я так и сказал Алешке.

— Никакой не бомж, — возразил он. — Видишь, как вокруг чисто. Никакой мусор не валяется. Что-то это подозрительно.

Ну да, это «ж-ж-ж» неспроста. И я уже было хотел сказать, что пора идти домой, в кают-компанию, как где-то послышались «хрустящие» шаги, и возле пещеры появился человек.

Он был вполне приличный, в аккуратном камуфляже, в тяжелых рубчатых ботинках. Поставил рядом с костром ведро с водой, посмотрел на часы и опять куда-то ушел быстрым и решительным шагом.

Мы проводили его глазами, а потом посмотрели друг на друга и решились без слов. Тихонько слезли с обрыва и подобрались к кострищу.

Костер на этом месте разжигали, видимо, уже не один раз — колышки для чайника и ведра заметно обгорели. И углей было много, и золы. Но, к счастью, не было обгоревших костей и других признаков людоедства.

Мне все-таки не терпелось умотать отсюда. Ничего тут нет интересного, да и встречаться с этим неизвестным человеком как-то не хотелось.

Зато Алешка бродил вокруг кострища, как собачка, забывшая, где она спрятала недогрызенную косточку. Он все время что-то рассматривал на земле, даже что-то поднял, проворчал: «Ни фига!» и сунул это что-то в карман. А потом отошел в сторону, углубился в низенькую поросль кустиков, вскрикнул и… исчез.

Я бросился за ним. И чуть на него не наступил. Вернее, на его голову, которая торчала из узенькой ямки.

Алешка не был испуган, он только хлопал глазами. Я бы сказал — с восторгом.

— Дим, там дальше, у меня под ногами, пещера.

— Вылезай по-быстрому! — Я протянул ему руку.

Он ее оттолкнул:

— Прямо щаз! Туда надо заглянуть. Боишься, что ли? Это же его логово. Этого неведомого человека. Спускайся ко мне.

— Лучше я тебя вытащу за шиворот и надаю по заднице.

— Дим! — заверещала говорящая из ямы голова. — Нужно разведать. А вдруг он кого-нибудь похитил. Какое-нибудь несчастное дитя у богатых родителей. Спрятал в пещере и пошел за выкупом.

Насмотрелся телесериалов… От них, как Алешка сам однажды загадочно высказался, больше отрицательных плюсов, чем положительных минусов.

Пока я пыхтел и возмущался, Алешка уже подвинулся, и я, сам не знаю как, оказался с ним рядом, у входа в пещеру.

Конечно, заходить в чужой дом без спроса — не очень-то красиво. Но тут был особый случай. Да и не дом это вовсе, а пещера.

— Шли мимо, — сказал Алешка ровным голосом, — гуляли сами по себе, а тут — пещерка. Как не заглянуть, да, Дим?

Алешка поднял с земли два камешка и постучал ими друг о друга.