Враг из прошлого - Гусев Валерий Борисович - Страница 10

— Конечно, — спокойно ответила мама. — Привезти череп Атоса, собачий букет цветов с насморком и классную тетку Морковкину. Правильно?

— Ты у нас самая умная! А папе скажи, чтобы привез свой пистолет. Патроны у нас есть. Мы их в лесу собираем.

Матвеич выхватил у него трубку и слабым голосом попросил:

— Приезжай, Сережа. Они, кажется, вышли из-под контроля. Лешка опять рвет трубку.

— Пап! Ты не бойся! Димка сейчас будет делать ужин, а я пойду копать огород. Мы этого достойны. Пока!

Матвеич сидел на тахте, уронив бессильно руки. Опустив голову.

— Какой огород? — спросил он устало.

— Цветочный, — спокойно объяснил Алешка. — У вас столько травы, а цветов нет. Тетушка Тильда даст мне этот… как его? А! Рассадник!

— Рассаду, — Матвеич поднял голову. — А зачем?

— У вас ни одного цветка нет. Кому-нибудь надо подарить — а нечего. Я сейчас там у вас все перекопаю и насажаю рассадников.

— Рассаду. Это хорошо. Будут цветы. Можно кому-нибудь подарить. А когда Сережа приедет?

— Еще не скоро, не волнуйтесь. В выходные. Тридцать пятого июля. Успеем.

— Ладно. — Матвеич покивал головой. — Подарим Сереже рассадник. Он будет рад. Иди, Леша, копай ужин.

Если я и раньше ничего не понимал, то уж теперь вообще в стену уперся. Рогом. Даже голова заболела. И я пошел на кухню. Копать ужин.

А Лешка взял лопату и пошел делать огород. Для цветочного рассадника. Вроде укропа в виде редиски. Чтоб кому-нибудь салат подарить.

На кухне я немного успокоился — дело привычное и приятное. Только все время поглядывал в окно. На нашего юного огородника. Он вовсю работал лопатой, вдвое выше его самого. Ковырял землю. Делал в ней ямки. А потом зашел на кухню, забрал пластиковый пакет и пошел к тетушке Тильде за «рассадником».

Если у него что-нибудь вырастет, то я поверю в зеленых инопланетян.

Тем не менее, успокоившись, я нарезал соленые огурцы, обжарил чуток почки с колбасой, почистил картошку и сварил классный рассадник. То есть рассольник. Даже Матвеич оторвался от своих мемуаров и пришел на кухню «немного понюхать». Но я ему даже пробу снять не дал — за ужином, и все! Дисциплина на корабле.

Тут Алешка постучал в окно камбуза:

— Дим! Ты скоро? Закругляйся.

— А что?

— А то! Кто воду будет таскать? Гамлет с Атосом? Или бедный Юрик своим черепом? Надо цветы поливать. А то они не взойдут.

Я еще раз снял пробу с рассольника и вышел на улицу. А там уже наступил теплый летний вечер. В синем небе мелькали ласточки, над деревьями, в большой высоте, загорались звезды, а солнце уже опускалось по ту сторону озера прямо в лес. Самое время поливать цветы. Чтобы они взошли во всей красе на рассвете.

Колодец был за домом, где кончался участок и начинались заросли камышей. Вода в нем была ледяная. Но все равно было приятно, когда она плескалась из ведер на ноги.

Алешка командовал:

— Сюда лей. Побольше. Вот в эту ямку. Не жалей воды, Дим. Мама говорит, чем больше воды, тем суп наваристей.

Мама, по-моему, совсем наоборот говорит. Но мне воды не жалко. Хотя, по правде сказать, Алешкин огород — это душераздирающее зрелище. Наковырял ямок, напихал в них какие-то травяные стебельки и подвязал их к прутикам.

— Чтоб не завалились, — объяснил он мне. — Принеси лейку, теперь полить надо.

Лейку я принес. И, что самое главное, Алешка отобрал ее у меня, наполнил и потащил за забор. Теряя по пути кроссовки без шнурков, они у него на подвязку рассады пошли.

— Деревья будешь поливать? — усмехнулся я. И пошел следом.

Алешка поливал не деревья. Он поливал, очень обильно, чуть заметную тропочку в траве. Где, по его мнению, кто-то бродил ночью.

— Это что? — тупо спросил я.

Алешка пригляделся к блестящим в траве лужицам и сказал:

— Следственный эксперимент. Сейчас вода, а к ночи будет грязь. — И взглянул на меня, ожидая восторженных похвал.

Не дождался. Я повернулся и молча пошел в дом. Алешка обиженно затопал следом. А большая пустая лейка колотила его по мокрым и грязным ногам. И по кроссовкам без шнурков.

После ужина чай никто пить не стал. Все попросили вместо чая еще по мисочке рассольника.

— Избалуешь ты нас, Дима, — сказал Матвеич, постукивая ложкой.

— Это еще что, — сказал Алешка. — Вот у меня рассадник вырастет, он нас таким укропом кормить будет!

Тут кто-то постучал в окошко, высморкался и сказал протяжно:

— А это опять я! У меня большая радость! Сеня приехал! На два дня. Это прекра-а-а… Это изуми-и-и… Я сча-а-а!.. Завтра вас жду на банкет. На свежем воздухе. Будет шашлык. С кетчупом. — Тетушка Тильда сияла в открытом окне, как парадный портрет в раме. — Алекс, ты посадил резеду?

— Посадил. И полил четыре раза. А у нас рассольник. Мы такой рассольник наварили!

— Что ты имеешь в виду? — Тетушка заглянула в платочек.

— Он имеет в виду, — популярно объяснил Матвеич, — что кетчуп будет только завтра, а рассольник имеется уже сегодня. В большом количестве.

— И в качестве! — добавил Алешка.

— А как же Сеня? — растерялась немного тетушка.

— Сене не хватит! — Алешка заглянул в кастрюлю и решительно брякнул крышкой.

— Тогда я прямо в окно, можно?

На подоконник лег драконистый веер, на пол шмякнулся зонтик, мы с Матвеичем подхватили тетушку Тильду под руки, и она впорхнула в комнату через окно. Как ночная бабушка. То есть бабочка.

Когда я отнес пустую кастрюлю на кухню, она (бабушка, а не кастрюля) пожаловалась:

— А я ноги промочила. Очень сыро у вашей калитки оказалось.

— Это плохо, — сказал Матвеич и полез в шкаф за шерстяными носками. — При вашем насморке простужаться нельзя. Переобувайтесь.

— Очарова-а-а!.. — запела тетушка Тильда, любуясь своими ногами в толстых белых носках до колен. — Я прямо как Снегурочка.

— На пенсии, — шепнул мне Алешка.

— Только я теперь в туфли не влезу.

Матвеич принес ей свои сапоги.

— Преле-е-е!.. — запела она дальше. — Я прямо Кот в сапогах.

Алешка открыл было рот, но я наступил ему на ногу. Он пискнул и смолчал. Только хихикнул.

— Мы вас проводим, — предложил Матвеич. — Уже стемнело.

— Но зато такая луна! Очарова-а-а… И Сеня меня ждет. Вы сейчас на него посмотрите. Я вам его покажу.

Мы вышли из дома. И пошли смотреть Сеню. Как новый сериал.

На улице уже была почти что ночь. Звездная, с луной, но довольно темная.

— Осторожно, мальчики, — сказала тетушка Тильда, когда мы вышли за калитку. — Здесь совершенно изуми-и-и-тельная лужа.

Мы обошли изумительную лужу искусственного происхождения и направились к скворечнику Безе. Матвеич вел ее под руку. Она что-то беззаботно напевала. Про луну. И трели соловья. Алешка хихикал. Я был задумчив — кому нужна эта лужа? Кораблики пускать? Так у нас целое озеро под рукой.

Скоро засветились окошки в доме тетушки Матильды. А в одном из окошек — силуэт.

— Красавец, да? — спросила нас тетушка. — Народный артист Марковский. Вообще-то он не Марковский, а Морковкин. Марковский — это его сценический псевдоним, так благозвучнее, правда?

— Морковкин? — переспросил Матвеич. — Знавал я в старое время одного Морковкина. Коллекционер, собирал и старину, и современные раритетные вещи.

— И мой Сеня — тоже коллекционер. — Это она сказала очень гордо. Будто он не коллекционер, а по крайней мере — дважды космонавт. И вдруг у нее вырвалось совсем другим тоном: — Даже надоел немного. Вот и он, во всей красе.

В квадрате окна этот Морковкин был прекрасно виден. Как в телевизоре. Действительно, большая седая голова. Вовсе не череп. Он стоял перед полками с рюмкой в руке. И то ли подсвечником любовался, то ли черепа боялся.

— Правда, хорош? Красавец!

Красавец повернулся лицом к окну. Ну, я бы не сказал, что он красавец. Щеки у него висели почти до плеч, под глазами какие-то грустные мешочки, и взгляд как бы виноватый. В то же время мне показалось, что я его где-то уже видел. Какое-то сильно знакомое лицо.