Пасьянс на красной масти - Шелестов Кирилл - Страница 76

В России манера Лисецкого капризничать и поучать воспринималась как должное. Но мы находились в Голландии, и восторга от нашего пребывания здесь почему-то никто не испытывал.

Через пару часов хождения по магазинам мы накупили Мышонку ворох свитеров разного цвета и фасона и пару кожаных курток. Платил за них, конечно же, Храповицкий.

С отвращением взирая на выбранные Мышонком предметы гардероба, он шепотом проворчал мне, что в Амстердаме нет приличного шоппинга, а потому свой следующий проект мне лучше придумывать в связи с Миланом, Парижем или Лондоном. Я попробовал возразить, что в Париже не разводят коров, но Храповицкого это не убедило.

— Какая разница, на чем наживаться! — сердито ответил он. — Если нет коров, давай закупать барахло! Будем проводить это как спецодежду.

Чувствовалось, что идея приобретения спецодежды в Милане на средства областного бюджета нравится ему больше, чем то, чему нам предстояло посвятить себя в ближайшие годы. Справедливость требует признать, что ненасытного Мышонка покупки тоже не сделали счастливее. Возможно, впрочем, что она просто копировала Лисецкого. Во всяком случае, она брюзгливо морщилась и так же, как он, поджимала губы.

— Где Лисецкий ее откопал? — спросил я у Ефима, заметив, что его коробит от капризов Мышонка.

— Дочь давней приятельницы, — негромко ответил Ефим. — Лет двадцать назад у Егора был роман с матерью. А теперь пришла пора подрастающего поколения. — Он скабрезно ухмыльнулся.

— А мать в курсе их отношений? — удивился я.

— А то бы! — фыркнул Ефим. — Она же их и сводила. Устраивает безбедное будущее беспутного чада.

Попутно выяснилось, что по-английски среди нас приемлемо изъяснялись трое: Хенрих, Дергачев и я. Игорь Назаров, глава областного департамента международных отношений, тоже знал английский, но он относился к низшей расе подчиненных губернатора и в нашу группу не входил. Кстати, мы несколько раз сталкивались с ними троими на пешеходке, но, при виде нас, они поспешно шарахались в сторону, стараясь не попадаться на глаза Лисецкому.

Храповицкий и губернатор объяснялись преимущественно жестами, а Плохиш — матом. И то и другое особого успеха у местного населения не имело. По-голландски же и вовсе говорил один Хенрих. На нем и лежала основная тяжесть общения.

5

Покончив, наконец, с покупками, мы, плотно набившись в микроавтобус, отправились в Валендам, популярное курортное местечко на берегу залива, когда-то бывшее рыбацкой деревушкой. Здесь на тесных улочках вплотную друг к другу красовались аккуратные свежевыкрашенные домики и на каждом шагу торговали сувенирами и рыбой, выловленной поблизости и приготовленной в местных коптильнях. По скоплению туристов на один квадратный метр Валендам вполне мог соперничать с Амстердамом.

В ресторане отеля, стилизованном под огромную старинную голландскую избу с деревянными перекрытиями, нас ждал стол у окна с видом на унылый серый залив. Подошла официантка, пожилая, толстая голландка в национальном костюме. По совету Хенриха мы заказали разные сорта местной рыбы. Лисецкий потребовал винную карту, однако «Шато Лафит Ротшильд Гран Крю», которым он хотел поразить воображение Мышонка, в меню не оказалось, и он опять принялся выражать свое недовольство.

Хенрих прокашлялся.

— В сельском хозяйстве Нидерландов работает около одного процента населения страны, — заученно начал он. — Почти восемьдесят процентов экспорта составляет сельскохозяйственная продукция. Из нее на первом месте цветы, на втором — рыба, на третьем — молочная продукция.

Он перевел дыхание, удовлетворенный своим вступлением, и промокнул лысину салфеткой.

— Надои молока в Голландии в среднем в два раза больше, чем есть в России, — продолжил он, приободряясь. — Это объясняется условиями, как коровы питаются и содержатся. Живут. У нас коров кормят специальными смесями из такого комбикорма, — он с трудом выговорил непривычное слово, — и такого зерна, я не знаю, как по-русски это сказать, которое остается, после того как из него сделали спирт…

— Самогон, короче, гоните? — не утерпел Плохиш. Лисецкий, занятый поглаживанием костлявых бедер Мышонка, оторвался и взглянул на Хенрика так, словно видел впервые.

— Да ладно, — отмахнулся он. — Завтра на месте все и посмотрим. Нам целый день по коровникам лазить!

Но Хенрих, начав свою партию, к которой он столь тщательно готовился, уже не мог остановиться.

— Коровы у нас не едят дикую траву, — рапортовал Хенрих. — Которая растет на лугу. Это не принято так. Так вредно. Им дают приготовленную еду. Заранее. Несмотря, что это дороже.

— Братан, тебя че так развезло? — удивился Плохиш. — Вроде, не пил еще.

Дергачев, наш московский директор, пнул Хенриха под столом. Хенрих ойкнул, испуганно огляделся и замолчал, погрузившись в тягостные раздумья.

— Ефим, как ты смотришь на то, чтобы выпить какой-нибудь местной настойки? — весело обратился Храповицкий к Гозданкеру. — Только покрепче?

— С тобой, Володенька, я готов хоть одеколон пить, — с готовностью отозвался Гозданкер. Он уже называл Храповицкого ласковым уменьшительным именем.

— А комбикорм тут на закуску подают? — подмигивая Хенриху, поинтересовался Плохиш.

Все засмеялись. И лишь Лисецкий насупился. Видимо, приглашая тайком от нас в поездку Гозданкера, он был уверен, что они с Храповицким быстро дойдут до поножовщины, что обеспечит губернатора и захватывающим зрелищем, и поприщем для деятельности по их примирению. Но они, как назло, не дрались. И вне привычной ему атмосферы придворных интриг Лисецкий нервничал.

Кажется, губернатор уже жалел о том, что взял Ефима и, как и любой политик, беспокоился по поводу возможности тайного сговора за своей спиной. Однако задирать Храповицкого губернатор не решился. И потому переключил свое внимание на Гозданкера.

— Что-то ты, Ефим, веселый сегодня? — подозрительно спросил Лисецкий. — Поделился бы с нами радостью.

— Хорошая компания — всегда радость, — уклончиво ответил Гозданкер. Его улыбка сразу стала напряженной.

Официантка принесла заказ и начала расставлять многочисленные блюда с рыбой.

— А че это у нее за ошейник? — спросил Плохиш, указывая на массивное желтое ожерелье у нее на шее. — Хенрих, братан, спроси, а?

Хенрих спросил.

— В этой деревне все местные жительницы носят такие, — перевел он ответ. — Это старинное золото. Они получают его в наследство от матерей, а те — от своих матерей. Бабушек. В холле висит портрет первой владелицы этого ресторана. Жены хозяина. Она изображена в таком же ожерелье.

— Интересно, сколько оно стоит? — оживился Храповицкий. — Я бы жене купил. А то она скоро приезжает.

Хенрих обратился к официантке. Польщенная вниманием гостей, та добродушно улыбалась и охотно отвечала.

— Она точно не знает, — вновь перевел он. — Но думает, около десяти тысяч долларов.

— Байки травит! — убежденно заявил Плохиш. — Туристов разводят! Откуда у этих лохов золото?! Латунь, гадом буду!

— Ефим, — вдруг встрепенулся Лисецкий с хитрым видом. — А почему бы тебе не приобрести такое ожерелье? Ты же совсем не бедный человек! Банкир, как-никак! Подарил бы его Мышонку. Для тебя же это не деньги!

Гозданкер дернулся от неожиданности.

— Я здесь не самый богатый, — пробормотал он, стараясь выглядеть шутливым.

— При чем тут самый богатый или нет! — наседал на него Лисецкий. — Может, и не самый богатый, зато самый жадный!

— И может быть, не самый жадный, — возразил Ефим, задетый грубостью губернатора. И многозначительно посмотрел на Лисецкого.

— Ты на кого намекаешь?! — вскипел губернатор. — Ты, смотри, не забывайся! А то дружба — дружбой!…

— Прошу прощения, — спохватился Гозданкер. — Я просто так, к слову.

— Давайте, я куплю, — предложил Храповицкий. С присущей ему быстротой реакции он воспользовался ситуацией, чтобы в очередной раз продемонстрировать преимущество дружбы с ним, а не с Гозданкером. — Хенрих, поговори с ней на эту тему.