Застава - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 36

Ох, не простой это туман!

В кабине паровоза несколько секунд воздух оставался чистым. Но мы мчались, погружаясь в серую мглу, и из всех щелей закружились, оседая на пол, мутные струйки тумана. Запахло аммиаком – не резко, едва-едва слышно, и чем-то пряным, будто восточными благовониями. Огонь в топке, куда Пагасо подкинул последнюю лопату угля, приобрел явственный зеленоватый оттенок.

– Мы не задохнемся от этой дряни? – спросил я.

– Слыхал же – Петрайх в этой дряни пьянствовать любит, – как-то нервно усмехнулся Ашот. – А я внизу был, там вообще кисель… но ничего, дышится… Слушай, Иван Иваныч, но почему ты молчал-то раньше? Без шуток?

– Да дурак потому что, – медленно, будто пробуя слова на вкус, ответил Хмель. – Забыли, короче. Ты лучше бояться не переставай, вдруг портал понадобится.

Кабина паровоза уже была заполнена туманом, плотным, будто дым от осенних листьев. Но глаза не щипало, дышать тоже не мешало, только странный букет запахов мешал. По ощущениям мы уже были где-то в нижней точке моста и шли ровно. Кабина была погружена в молочную полутьму.

– Полпути, пошли на подъем! – крикнул Пагасо. Он следил за каким-то простеньким прибором, похожим на уровень, но заполненным, наверное, очень вязкой жидкостью – тряска на нее никак не влияла. – Молитесь своим богам!

Мы молится не стали, разве что кто про себя… А вот Эйжел убрала наконец-то револьвер и что-то зашептала одними губами. Выглядело это так, будто она готовилась открыть портал – но это жителям Центрума не дано. Видимо, молилась? Я подумал, что никогда не интересовался, верит ли она, и если да, то в кого или во что. Плохой я любовник, наверное. Не в плане секса, а в таком, общечеловеческом…

Через несколько секунд подъем почувствовал и я. Но все вроде бы было гладко. Мы переглядывались, а поезд бодро мчался вверх по мосту. Я почувствовал, что напряжение спадает.

Все, наверное, это почувствовали. Потому что Ашот тряхнул головой и сказал:

– Я по жизни знаю – как подумаешь, что беда позади, так все и начинается!

– Типун тебе… – начал Хмель.

И мы услышали скрип.

Очень он был нехороший, этот скрип.

Во-первых, громкий. Очень. Раз уж пронзил нас до печенок, несмотря на грохот колес и шипение пара.

Во-вторых, какой-то… протяженный. Не в том смысле, что долго длился. Ощущение было такое, будто он раздавался сразу отовсюду. К примеру – будто его издавал один из тросов, тянущихся через Разлом.

А в-третьих, было в этом звуке что-то угрожающее. Так человек инстинктивно чувствует по хрусту, что доска под ногой вот-вот сломается или что штукатурка с потолка на голову вот-вот рухнет.

– Что за хрень… – почти простонал Ашот и затравленно оглянулся. – Не люблю я высоту! И овраг этот не люблю!

– Выноси, родимая, – очень спокойно произнес Пагасо, поглаживая маховичок на пульте. Поколебался секунду – и крутанул его. Что-то зашумело, и колеса застучали чаще.

Ну надо же, никогда не думал, что для старого машиниста его паровоз – «она»…

Скрип раздался опять.

Точно такой же.

Но вроде как длился чуть дольше.

– Не нравится мне это, – сказал Хмель печально. И начал негромко напевать:

Ашот поглядел на него как на психа. Я-то понимал, что Хмель пытается открыть портал. Но со стороны это выглядело как форменное безумие.

– Полагаю, это рвется трос, – внезапно сказал Пагасо. – Если он продержится еще две-три минуты – успеем проскочить…

– Какой трос? – засуетился Ашот. – С какой стати рвется трос? Ты что у нас, специалист по определению разрывов тросов на слух? Не пугай, дед!

– А ты сам не пугайся, – хладнокровно ответил Пагасо. – Поездишь по железке с мое – научишься узнавать, как стонет металл перед смертью…

Скрипнуло снова, коротко, но пронзительно.

И тут мы вынырнули из тумана и понеслись по мосту вверх. Появление солнца вся наша компания встретила радостным воплями. Но еще больше радовал близящийся край Разлома.

– Ну что, повелитель пара, не помер твой металл? – ехидно спросил Ашот. – А боялся…

Пагасо выглядел не то удивленным, не то даже раздосадованным. Пожал плечами, утер рукавом пот со лба. Сказал:

– Я же говорил, если середину перевалим – легче мосту станет. Может, и отпустило хреновину-то…

И тут скрипящий визг ударил нам по ушам. Я подумал, что нечто подобное ощутит мошка, оказавшаяся на вибрирующей гитарной струне…

– Бля-я-я-я! – завопил Ашот, обернувшийся назад.

…на рвущейся гитарной струне…

Я кинулся к задним окошкам паровоза. Сейчас, когда ни вагоны, ни тендер не загораживали обзора, нам был прекрасно виден весь Разлом, заполненный тяжелым туманом, старые опоры, сверкающая на солнце нитка моста…

И скручивающийся, взвившийся вверх трос.

Один из тросов, на которых держался мост, порвался.

А через мгновение лопнул и второй.

Тонкая ленточка рельсов закрутилась вместе с тросами, они взмыли в воздух, будто наматываясь на невидимую катушку, потом с моста посыпались шпалы, отдельные рельсы – весь жалкий человеческий мусор, долгие годы нависавший над пропастью.

И тут же возник портал – здоровенный, метра три в диаметре! Можно было не сомневаться, что это работа Ашота.

Вот только возник он на расстоянии метров десяти от нас. Мерцающее зеркало мчалось за локомотивом, болтаясь в воздухе с полным пренебрежением к законам физики.

Черт возьми! Ашот был из тех проводников, чей портал возникает на изрядном расстоянии. И использовать его из паровоза мы никак не могли!

Видимо, Ашот это тоже понял – потому что издал горестный стон.

Но мы продолжали мчаться.

Мост за нами скручивался в спираль, и одновременно падал вниз, в туман, а по рельсам за нами шла волна – рельсы дыбились, гнулись, летели в пропасть. Будто великан-пастух щелкнул своим бичом…

А мы неслись по той части моста, до которой разрушение еще не добралось, которую инерция еще держала в воздухе… или уже нет? Или мост под нами уже начал проседать?

Я посмотрел вперед, по ходу паровоза. Край Разлома был рядом! Совсем рядом! Метров сто… может, даже меньше?

Мы делали сейчас километров пятьдесят-шестьдесят в час. Значит, эти сто метров – это несколько секунд. Шесть секунд. Десять, допустим, если я неверно оценил расстояние и скорость…

– Вывози, старушка! – крикнул Пагасо, рванулся к своим рычагам, задергал их – вряд ли в реальной надежде выжать из паровоза большую скорость, даже если резерв имелся, было слишком мало времени на то, чтобы медлительные механические передачи успели быстрее раскрутить колеса… Скорее он просто не мог оставаться бездеятельным в этот миг.

То, что, подергав свои рычаги, Пагасо рванул цепь и паровоз пронзительно и негодующе загудел, окончательно укрепило меня в мыслях, что ему просто требуется что-то делать. Ну хоть что-нибудь!

пронзительно запел Хмель.

Эйжел взвизгнула и подняла револьвер, целясь в приближающуюся к нам «волну» вспучившихся рельсов. Интересно, а падая с обрыва, она будет стрелять в близящуюся землю? Наверняка! Эта девушка просто не могла игнорировать любую опасность, любого врага.

Дурдом «Солнышко» у нас, а не паровоз…

До края Разлома оставалось метров десять, когда рельсы вздыбились прямо за нами – и отвесили паровозу хлесткий удар. Стекла брызнули осколками, мы попадали на пол.

И последние метры до твердой земли наш паровоз пронесся по воздуху, будто тот самый летающий паровоз из старого фильма «Назад в будущее».

Хмель потом клялся, что приземлились мы на пути и метров десять ехали по ним, но падающий мост выдернул из-под нас рельсы, и мы помчались уже по земле.