Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 74

— Ты меня простил!..

Спальня ей вдруг показалась тесной. Она выбежала из неё на балкон под открытое небо. Песнь хвалы была на её устах. У неё появилось желание, чтобы это утро никогда не прошло, чтобы ей навсегда остаться наедине с дорогим Иисусом. В то же время ей захотелось поскорее поделиться своим счастьем с другими.

Наконец утренняя прохлада успокоила её. Тамара легла на диван здесь же на балконе, сложила руки и уснула.

Так около восьми часов утра отец, после долгих поисков, нашёл её спящей сладким сном. Он подумал, что она совершила раннюю прогулку и потом уснула. Увидев её, он прогнал прочь все свои опасения. Блаженное выражение её румяного от сна личика делало её такой прелестной, какой он её ещё никогда не видел. Он опустился возле дивана на колени, глядя на неё, как на своё божество. Она вздрогнула. Может быть, почувствовала его взгляд и от этого очнулась.

— Отец, родной мой! — она обеими руками обвила его шею.

— Родная, разве в замке тебе мало места, — укорял он её любя, — почему ты спишь на балконе?

— Я здесь спала? — спросила она, удивлённо оглядываясь. — Ах отец, какая это была чудная ночь! Сначала была тьма и ужасная борьба, а потом — мир, свет и любовь. Отец, ликуй со мной: Иисус Христос меня простил! Он меня любит! Он простил мне и то, что я до сих пор жила во тьме, без Бога и Христа, что я Ему не поклонялась и не любила Его. О, эту любовь постигнуть невозможно!

Обуреваемая чувствами девушка не замечала, какое ужасное действие произвели её слова на маркиза Орано. Такие чувства, какие сейчас волновали душу бессильно прислонившегося к стене человека, овладевают, наверное, строителем, перед глазами которого рушится здание, которое он строил годами. Как заботился маркиз Орпно о том, чтобы дочь его с самого раннего детства окружали только такие люди, которые не знали ни Бога, ни Христа! Как он следил за тем, чтобы имя Иисуса при ней никогда не произносилось! Компаньонкам и слугам по договору было запрещено говорить с ней о Нём. Ни одной религиозной книги она никогда не держала в руках. Он воспитывал её в духе просвещения 19-го века. Он хотел доказать миру, что он и его дитя обойдутся и без Христа. И вдруг его дочь с такой радостью, какую у неё не вызывали никакие сокровища мира, восклицает: «Иисус любит меня!».

Да, его здание рухнуло, это он понял. Слишком хорошо он знал свою дочь. Ой также знал, что этот ненавистный ему Иисус, если Он завладел сердцем, никогда уже не оставит его. «И никто не похитит их из руки Моей», — говорило ему сердце незабываемые слова, которые он когда-то слышал.

— Отец, что с тобой? — воскликнула Тамара вдруг, поражённая внезапным изменением в его лице.

Она подбежала к нему, чтобы обнять его, но он отстранил её и взгляд его, выражавший до сих пор только любовь, пронзил её как нож, и заставил отступить назад.

В этот момент дверь отворилась и на балкон вышел профессор Герингер. Маркиз Орано его заметил. Усилием воли он овладел собой и встретил его с обычной вежливостью. На дочь он даже не смотрел. Тамара, поприветствовав профессора, тихо вышла.

В её салоне на столе лежал Новый Завет. Она раскрыла его, желая найти слова для подкрепления. Взгляд её упал на слова, которые поразили её: «Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их; и будете ненавидимы всеми за Имя Моё; претерпевший же до конца спасётся».

Никто не пояснил Тамаре этот стих, но она его поняла, как поняла вдруг и то, что из-за Иисуса Христа и имени Его потеряет всё, что до сих пор для неё называлось «отеческой любовью».

Удивительно ли, что это открытие её подавило? Ведь у неё на земле не было никого, кроме отца. И снова она опустилась на колени, но не молилась и не плакала. Во всей своей слабости она лежала у ног Христа, на том единственном месте, где можно найти утешение и силу. Вокруг неё вдруг всё посветлело, снова она почувствовала сладость любви Господа, точно так, как прошлой ночью и в это утро. Она вдруг почувствовала, что даже если земной отец от неё отвернётся, у неё есть другой добрый Отец, Который отдал Сына Своего за неё, и что она принадлежит этому Сыну — Иисусу Христу. Теперь она также поняла то, что сказала Маргита о своей матери: что Иисус Христос насытил её.

Она позвала горничную, чтобы причесаться и одеться. Во время завтрака она казалась немного бледной, но сияющей. Она приветствовала всех, в том числе и отца, будто она с ним ещё не встречалась. Он ответил на её приветствие поклоном, и также, будто ничего не произошло, спросил её, хорошо ли она спала. Но в его глазах, которые старались не встречаться с её взглядом, было что-то чужое. Впервые в жизни она узнала, что такое гнев отца.

После завтрака она со своими компаньонками поехала в М., где они хотели купить бумаги для рисования. По дороге Тамара рассказала молодым дамам о своём обращении и попросила их, так как у неё не было договорного обязательства молчать об Иисусе, искать и полюбить Иисуса Христа. На вопрос, знали ли они Его уже раньше, прежде чем доктор Лермонтов к ним пришёл, они ответили утвердительно. Обе они были евангелическими христианками и знали всю историю жизни, страданий и воскресения Иисуса Христа.

С невыразимой печалью она посмотрела на них. «Они знали все. Почему они оставили меня во мраке? Разве они не боялись, что я могла погибнуть навеки?»

Ася плакала и говорила, что им было запрещено говорить с ней об этом. Орфа целовала её маленькую руку и говорила, что ей очень жалко было повелительницу свою, но помочь ей она не могла, так как у неё не было ни веры, ни убеждения, как у пани Марриты Орловской, доктора Лермонтова или как у Тамары сейчас.

— Хотя мы и раньше тебя все знали, ты нас опередила. Вчера мне сказал доктор Лермонтов, что я должна пережить возрождение. Какое возрождение? — подумала я. А вот теперь по тебе вижу, что значит получить в дар от Бога новую жизнь и быть светом для других, который зажёг Сам Иисус Христос,

— говорила Орфа.

Серьёзно беседуя, возвращались молодые дамы домой с твёрдым намерением с этого часа вместе служить Христу. Ася желала этого ради своей любимой повелительницы, а также, чтобы успокоить растревоженную совесть. А Орфа хотела поправить упущенное. Они обе чувствовали, что Тамара приведёт их ко Христу.

``Человек — странное существо. Сколько Аурелий Лермонтов молился за то, чтобы эти три молодые дамы нашли путь спасения!

А когда он узнал о том, что его молитвы относительно Тамары услышаны и что в сердцах двух других дам также созревают добрые плоды, он едва поверил этому. Сегодня они все вместе молились после чтения Слова Божия, не заметив, что кто-то стоял в дверях и слушал. После молитвы слуга остановил Лермонтова в коридоре и попросил его зайти к маркизу.

В ушах Лермонтова всё ещё радостно звучали слова пациентки: «Скажите Никуше, что я последовала словам Степана и уверовалa в любовь Господа Иисуса Христа».

При его появлении маркиз отвернулся от окна, где он прежде стоял со скрещёнными на груди руками. Едва заметным кивком головы он ответил на приветствие доктора.

— Ваша светлость велели меня позвать?

— Да. Я хотел бы знать, какие обязанности вы, согласно нашему контракту, приняли на себя: домашнего врача или проповедника? — спросил резко маркиз.

Лицо молодого человека покраснело. Он выпрямился во весь рост перед маркизом Орано.

— Ни те, ни другие, ваша светлость. Я врач маркизы Тамары и надеюсь, что ваша светлость не может пожаловаться на то, как я исполняю мои обязанности.

— Это так! — Маркиз провёл рукой по лбу, с трудом оторвав свой взгляд от стройного молодого человека. — Виноват, наверное, я сам. Обычно я всех моих служащих, особенно из окружения моей дочери, обязываю договором никогда не говорить с ней о религии. С вами я не считал нужным это делать, так как вы врач. Эту ошибку теперь придётся исправить.

— С моей стороны никакой ошибки не произошло, так как я с маркизой ещё никогда не говорил о религии, что, впрочем, вследствие её совершенно безбожного воспитания было бы и невозможно.