Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 48

— Извините, — сказал Адам, — внимательно его выслушав. — Вы были здравомыслящим человеком, а теперь вы стали мечтателем.

Вы верите в то, что никто не может доказать. Почему вы не полагаетесь на свой трезвый разум?

— Потому что мне этого было недостаточно, как ни одному другому человеку.

— О, прошу, не говорите так. Перед вами стоит один из тех, кто может жить без веры в вечную жизнь, кому достаточно того, что он понимает своим разумом.

Аурелий посмотрел в лицо молодого учёного. «Не старайся, — говорил ему внутренний голос, — предоставь его Господу». — Поэтому он перевёл разговор на другое, и вскоре они по-дружески простились на ночь.

Они уже спали, а в спальне пана Николая всё ещё горел свет.

Здесь шёл долгий разговор тестя с зятем. Бывают моменты, когда человек может задохнуться, если у него не будет возможности поделиться с кем-нибудь своими тяготами. Так и пан Коримский сообщил своему тестю, что по пути сюда он встретился с паном Райнером. Он знал, что Наталия была осведомлена о несчастье, случившемся с Никушей, и что она не могла посетить его. Он ей сочувствовал. Наконец старик встал и положил свою руку на плечо сидевшего со склонённой головой зятя.

— Манфред, мы приближаемся к могиле, особенно я. Мы предстанем перед Господом, и там, я думаю, всё станет явным. Я тебя до сих пор никогда не спрашивал о тех делах: справедливо было обвинение Наталии или нет. Если ты согрешил, то это прошло. Я не осуждаю и прощаю тебя. Но скажи мне правду, ибо безо всякой причины она тебя, наверное, не оставила бы. Ведь она тебя так любила.

С души аптекаря словно камень свалился.

— В том, что она ушла от меня, я не виновен, — ответил он, держа руку старика. — Это и перед престолом Господа откроется. Она ушла, потому что посчитала меня за неверного, падшего мужа. И она была, в сущности, права. Я был падшим человеком, нарушившим шестую заповедь. Я предал добрую любящую женщину, но это была не Наталия.

— Манфред, о чём ты говоришь? — воскликнул пан Николай. — Ты сошёл с ума!

— Нет, отец. Я ещё в здравом уме, хотя и удивительно, что до сих пор не сошёл с ума. Ты знаешь, что у меня до того, как я попросил руки твоей дочери, была невеста Людмила, дочь учителя Боринского из X., которая ни по красоте, ни по образованию не могла равняться с Наталией. Но это была ангельская душа, а я её погубил. В момент страстного счастья она поддалась моему искушению. Искушение настигло нас, как огонь — сначала меня, а потом её — У нас не хватило моральной силы противостоять, и мы пали оба. Затем отец мой разлучил нас. Но и без его содействия нас разделял грех. Она страдала под тяжестью греха, видела во мне лишь виновника падения, а я чувствовал себя рядом с ней презренным грешником и понимал, что потерянное никогда не вернуть. Запрет отца мне был на руку. Мы расстались. Но она была не только моей невестой, которой я бесчисленно клялся в верности, она была и матерью моего первородного ребёнка, которого я никогда не видел и рождение которого стоило ей жизни. Прочти это письмо, я его нашёл вчера среди моих бумаг. Из него ты увидишь, почему моя жена, которой я никогда ничего плохого не сделал, оставила меня и почему мой единственный сын теперь умирает.

Дрожащей рукой пан Николай взял в руки пожелтевший лист.

Прочитав письмо, рука его бессильно упала. Он молча стал расхаживать по комнате.

Коримский тоже поднялся и стоял теперь у окна, прижимая горячий лоб к холодному стеклу. Первым заговорил пан Орловский.

— Манфред, ты уже искал своего сына?

— Искал, но следов не нашёл.

— Поищи ещё, — прибавил старик в своём католическом суеверии, — ибо если твой сын где-то живёт в бедности, то проклятие, содержащееся в письме, исполнится. А ведь у тебя есть не только Никуша, которого это проклятие уже постигло, но и Маргита.

Нужно что-то сделать, чтобы умилостивить Бога, чтобы Он не наказал ещё и Маргиту.

— Отец!..

— Я вынужден напомнить тебе об этом. Что делать? Какие жертвы предписывает ваша церковь для умилостивления Бога?

— У нас это не принято, я не знаю ни о какой жертве.

— Этого не может быть. Ты до сего времени просто не думал об этом и не знаешь. Спроси вашего пастора.

— О, отец, я знаю, что Бога в Его гневе ничем не умилостивить.

Я знаю, что всё, что делает такой несчастный грешник, как я, перед Ним — зло.

— Тогда молись святым, но у вас ведь нет святых… Вот видишь, куда заводит вас ваш протестантизм. Когда дело плохо, у вас никого нет, к кому можно бы обратиться. Если ты ничего не можешь предпринять, то я вымолю себе мою Маргиту.

— Отец, не только Маргиту! — бросился Коримский на колени. — Если ты хочешь и можешь молиться, то молись и за Никушу, и за меня, несчастного, и за первое дитя моё, чтобы я его нашёл и позаботился о нём. Может быть, проклятие снимется с меня…

В ту же ночь слабый свет горел и в простой комнатке в Подграде. Там в постели лежала в бреду красивая женщина — жена двух мужей, а молодой человек с любовью и вниманием следил за её дыханием. Он подавал ей лекарства, менял холодные компрессы и иногда открывал окно, чтобы впустить свежий воздух. Только после того, как больная совсем успокоилась, он прилёг на диван и закрыл глаза. На его лице теперь лежал словно отблеск той далёкой страны, где будут царствовать лишь любовь, чистота и мир.

Но как только молодой человек уснул, эта умиротворённость с его лица исчезла. Черты его исказила боль — властелин земли и рода человеческого.

В тишине открылась дверь. Вошедшая молодая девушка огляделась и, заметив спящего, с облегчением вздохнула.

Как хорошо, что она пришла пораньше! Пан провизор уже устал. Теперь хоть больная его не разбудит. Но девушке пришлось самой это сделать. У него, наверное, был злой сон, потому что он так застонал! Этот стон из уст того, кто всегда всех утешал, поразил девушку. Несмело она коснулась своей холодной рукой лба молодого человека, и он тотчас открыл глаза.

— Анечка, вы уже здесь?

— Извините, пан Урзин, но вам, наверное, что-то приснилось, вы так стонали, — сказала она тихо.

— Возможно, сестра. Может быть, я неудобно лежал. Благодарю за внимание!

Он встал и подошёл к постели больной.

— Слава Богу, наша больная успокоилась. Жар проходит. Я вас спокойно могу оставить с ней до утра. Наш Господь ведь с вами будет.

— Я верю в это и сделаю всё необходимое. Но скажите, пожалуйста, нет ли ещё ответа от пана барона?

— Нет, секретарь его только сообщил, что пана барона нет дома и что он не знает, куда послать ему известие, пока он не приедет.

— Ах, что нам делать? Ведь бедной женщине всё хуже!

— Не заботьтесь, дорогая сестра, я всё это предал Господу. Он обязательно поможет. Будем делать, что в наших силах, остальное предоставим Ему. Но теперь с Богом и до свидания!

Тихой майской ночью молодой человек шагал в направлении «Золотой лилии». На мгновение он присел на ступеньках аптеки и, обхватив руками колени, положил на них голову. Как хорошо было в тишине на рассвете! Ночь миновала. Недолго наслаждался этой тишиной Урзин. Вспомнив свои обязанности, он поднялся и вошёл в спящий дом.

— Всё-таки я хотела бы знать, пан провизор, где вы проводите ночи. Вчера ваша постель была нетронута и сегодня тоже. Если бы кто другой, я бы не удивлялась, но вы…

— А вы не думаете о том, милая пани Прибовская, что слуга Господа когда-нибудь может пожертвовать и несколькими ночами для своего ближнего?

С этими словами он сердечно пожал её руку. Потом они сели завтракать. Ученики вышли уже открывать аптеку.

— Я так и предполагала. Но дорогой мой, этого Иисус Христос требовать от вас не может, две ночи подряд…

— А я ведь был только до полночи, а потом мне уже не хотелось ложиться.

— Вы, наверное, ухаживаете за больным?

— Угадали.

— А не могла бы я вам помочь?

— Я думаю, что очень даже. Но у вас целыми днями столько дел, что вам ночной покой просто необходим.