Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 42

— Господь Иисус Христос, прости и прими меня. О, великий, святой добрый Бог! Из Твоей руки я принимаю этот драгоценный дар и благодарю Тебя за Него! Я верю, что Ты и меня, недостойного, любишь. О дай мне стать чадом Твоим! Аминь.

Ещё некоторое время они стояли на коленях, потом встали и бросились друг другу в объятия. Теперь плакал Урзин. Но недолго, и солнце могло вскоре видеть, как они, рука об руку, шли по саду.

Но их мысли уходили далеко в небеса, куда ушла воплотившаяся любовь Отца Небесного, оставив завет: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас». В этот момент им было Совсем нетрудно исполнить эту заповедь.

Вдруг Николай остановился и посмотрел на городок у их ног.

Затем он быстро повернулся.

— Мирослав, где тот дом, где ты проводишь собрания?

— Ты знаешь о наших собраниях? — удивился Урзин.

— Маргита писала мне о них. Но не только о них. Она написала мне также, что она познала Истину и решила перейти в евангелическую церковь. Дорогая моя сестричка приняла Иисуса Христа раньше меня. Тогда я её ещё не понимал, а сейчас понимаю и так рад, что мы вместе пойдём одним путём. Но не думаешь ли ты, Мирослав, что моей Маргите предстоит трудная борьба? Ведь Орловские — строгие католики, что они скажут?

На светлое лицо юноши набежала тень.

— Каждого христианина ждёт борьба! — Но Бог нам всегда дарует победу через Иисуса Христа. Очищая золото, наш Господь никогда не даст сгореть ему в горячей печи.

— Я верю в Его любовь. И Маргита выстоит! Только она так молода, слаба и неопытна.

— Это верно, но у неё два брата.

— Два? Как это?

— Один на небе, другой — здесь. Небесный Брат вооружит её силой, земной брат ей поможет здесь, не так ли?

— О да, но прежде я хочу познакомиться с Адамом Орловским.

Однако мы отвлеклись… Где этот дом?

— Там напротив, видишь?

— Как хорошо, что много людей собирается слушать Слово Божие! Они все евангелической веры?

— В основном — да, но есть и католики.

— Как это чудно! Надо же было тебе приехать сюда, чтобы собрать нас, иначе мы все жили бы без Бога и без религии. Меня отец хоть на конфирмацию посылал, потому что у него были лошади, чтобы поехать туда. А другие дети ходили в католическую школу и занятий по религии у них не было. Кто в этом виноват,

Мирослав? Бедность евангелической церкви?

— Отчасти, да. Если бы евангелическая церковь не была такой бедной, она могла бы содержать евангелиста, как это делается в Германии. Этот евангелист заботился бы не только о разрозненных евангельских душах в Подграде, но и в округе. По воскресеньям он с детьми проводил бы воскресные занятия, собирал бы молодёжь вокруг себя, проповедовал бы в арендованном для этого доме.

— Конечно, так должно быть. Но одна ли бедность виновата?

— Не только. Здесь две причины — материальная и духовная; недостаёт любви к Иисусу Христу. Было бы больше любви, больше бы делалось для Него.

— Не суди нас, Мирослав. Мы виноваты, это верно; но как любить того, кого не знаешь?

— Ты прав, Никуша. Я не осуждаю ни тебя, ни других.

— Я думаю, ты слишком добр. Но я осуждаю сам себя. Когда я подумаю, сколько я тратил на одного себя в школе и потом на мои хобби… На эти деньги, если бы трое таких, как я сложились, мог бы жить евангелист.

Лицо провизора просветлело, но друг его это заметил.

— Да, если бы дать ему квартиру и частично питание. Ему так уж много надо, и они не были бы оставлены, — произнёс он вполголоса.

— Что ты сказал? Не были бы оставлены? — Николай пылко обнял своего друга.

— Не хочешь ли ты оставить нас теперь, когда так нужен нам, особенно мне и Маргите?

— О нет! Но позволь объяснить тебе. Настоящего евангелического викария католическая церковь в Подграде не трогала бы.

Он был бы под защитой закона. Мне же не сегодня-завтра невозможно будет проповедовать Христа распятого, так как я делаю это без призвания и разрешения. Я единственно опираюсь на Закон Божий, а для мира он ничего не значит. Если Господь и дальше так будет благословлять и умножать наше собрание и если живое, видимое христианство дальше распространится, нас обвинят в сектантстве и мракобесии, и не только со стороны католической церкви. А потом последует запрет, и я не смогу противостоять властям. Об этом я уже много думал. Я надеюсь, что Господь услышит меня и Сам продолжит начатое дело.

— Мирослав, а ты знаешь кого-либо, кто мог бы занять место евангелиста?

— Нет, Никуша. И вообще в Венгрии ещё не дошли до, того, чтобы осознать необходимость ставить и других людей, кроме пасторов, на внутреннюю миссию. Сюда можно бы послать так называемого левита, то есть проповедника и учителя в одном лице. Лишь бы в его сердце жил Иисус Христос, тогда бы всё было хорошо.

— О Мирослав, позаботься о таком левите, остальное предоставь мне с отцом.

— И мне!

— Аурелий!

Николай и Урзин поспешили навстречу Лермонтову, шедшему к ним с выражением счастья на лице.

— И меня примите в ваш союз, я тоже евангелический.

— Конечно, мы тебя принимаем. Ты слышал, что сказал Мирослав?

— Отчасти. Это легко можно осуществить. Я намеревался отправиться в путешествие и потратить, на него несколько сотен гульденов. Если же я останусь дома, деньги тоже останутся, а если мы сложимся, то обеспечим содержание левита года на два.

— Да, о нём мы позаботились бы, но где его взять?

— О, Мирослав, найди подходящего человека, — взмолился Николай.

— Что же ты молчишь, Мирослав?

— Я подумал о деле, о котором хотел бы вас попросить. Уверен, что вы это дело считаете серьёзным. Поэтому позвольте мне действовать немедля. Если я не найду человека, которому Христос открылся, то позвольте порекомендовать вам молодого человека, который любит Иисуса Христа. Дайте ему возможность провести четыре года в миссионерской школе, и он станет первым словацким евангелистом.

Можно мне на вас рассчитывать? Или я требую слишком многого? Если да, то простите, ведь я не знаю ваших обстоятельств!

— Мы всё тебе простим, если будет что прощать, за твоё доверие к нам, — сказал молодой россиянин.

Оживлённо беседуя, они вышли из сада. Недалеко от решётчатых ворот, ведущих в город, им навстречу с радостным возгласом:

«Вы здесь, пан Урзин!» — подбежал мальчик лет тринадцати и передал молодому провизору записку, приветствовав и остальных.

— Скажи, что я обязательно приду, — сказал Урзин, отправляя мальчика обратно. У выхода он ему ещё что-то сказал и закрыл за ним ворота.

— Кто тебя зовёт? — спросил Николай насторожённо.

— Моя сотрудница, Анечка X.

— В собрание? Так возьми и меня с собой!

— И я с тобой пойду.

Молча они вышли из сада и прошли добрую часть городка, покоившегося в утренней тишине.

Мирослав провёл своих друзей в помещение для собрания и оставил их одних.

Они стали рассматривать фисгармонию и лежащие на ней отпечатанные песни, а также красиво нарисованные изречения на стенах между окнами. При этом Николай думал, как это всё бедно выглядит, и насколько всё это было бы лучше, если бы Коримские взяли это дело на себя.

Аурелий же думал о том, что, наверное, именно так или ещё беднее, выглядела комнатка, в которой его мать познала Истину.

Вдруг их взгляды встретились, и, как это часто бывает, у них появилась одна и та же мысль.

— Аурелий, ты помнишь, — спросил Николай, протягивая руку к Другу, — что мы во время моей болезни обещали искать Свет?

— Помню, а дальше что? — молодой врач взял руку друга в свою.

— Я его теперь нашёл, Аурелий. Мои чаяния тогда были без незнания Истины, которую я теперь постиг. Вечность для меня в то время была бы ужасной. Я и сегодня ещё неблагодарный, незаслуживающий увидеть своего Отца Небесного. Я вынужден это тебе сказать, так как я хочу начать новую жизнь, и тебе это могло показаться странным.

— Ты прав, — ответил молодой россиянин, — мне это показалось бы странным, если бы я сам не решился начать новую жизнь.