Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 41

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Едва рассвело, когда Николай Коримский проснулся, подкреплённый целебным сном. И так как не было никого, кто бы ему в этом помешал, он уже через четверть часа стоял полностью одетый в коридоре. Кругом ещё было тихо. Лишь когда он спешил через двор к большому саду, услышал, что работники кормили коров и лошадей.

Тишина и одиночество благотворно действовали на юношу. Умиротворённый, он гулял по саду, вдыхая аромат испанской сирени, жасмина, роз и других весенних цветов, которые умелой рукой были посажены вдоль стены крепости. Над искусно посаженными кустарниками Бог Сам насадил боярышник, белым цветом которого утренний ветер засыпал сад. Как здесь было хорошо! Николай всегда любил этот сад, который изза своего сказочного расположения был лучше всякого искусственно заложенного парка. Но такой красоты, как сегодня, молодой Коримский в нём ещё не замечал. Когда он был здесь в последний раз, его окутывали осенние туманы, а потом была эта ужасная для него зима. Теперь природа пробуждалась к новой жизни! Но только ли природа? Разве в нём самом не было много нового? Разве он за эту зиму не научился безропотно страдать?

Разве не за эту зиму все его золотые надежды и планы на будущее рухнули? Разве перед ним не стояла ещё одна трудная задача: без страха смотреть в собственную могилу? Да, много нового было в нём, а самым новым была мысль о потусторонней жизни.

«Когда Вы увидите природу во всей своей красе, — писал Урзин,

— тогда представьте себе, что и наша жизнь за воротами смерти будет такой же свежей, прекрасной, без слёз и болезней, полная блаженства, света и красок. И самым чудным в ней будет то, что никакие грозы не нарушат тишину, никакие бури не пронесутся, никакие туманы не омрачат небеса, никакой иней не убьёт цветы

— ибо весна вечная неизменна»,

О, эти золотые слова, как целебно они действовали на больное сердце! Ещё раз жить, жить вечно, не истлевать, не распадаться в прах! «Ибо Я живу, и вы тоже должны жить», — повторил юноша вполголоса про себя.

Он прислонился к дереву, мечтательно глядя на горные вершины и на заалевшее над ними небо. «Христос умер, — думал он дальше, а теперь Он опять жив и больше никогда не умрёт. Но как сказал вчера Мирослав? «Он умер за тебя и за меня, поэтому Он имеет право даровать мне и тебе жизнь вечную. Проси Его, и Он тебе её даст. Вечная жизнь начинается уже здесь, на земле, точно так, как в зимней природе, кажущейся мёртвой, скрыта невидимая сила для пробуждения к новой жизни, которая проявляется весной».

Юноша склонил голову, и из глубины его сердца наконец, после недели борьбы тьмы со светом, вознеслась первая молитва:

«О, Иисус Христос! Помилуй меня и даруй мне новую, вечную жизнь! Аминь!», Ветерок зашумел в цветущей вишне, и одна из её ветвей наклонилась и коснулась бледного лба юноши. Он почувствовал это нежное прикосновение всем телом. Ему казалось, что невидимая рука навсегда освободила его от страха перед смертью. Он подбежал к ближайшей каменной скамье, сел на неё, не обращая внимания на росу, достал из нагрудного кармана Новый Завет и начал читать. Он открыл место, где Мария искала мёртвого Иисуса, плакала у гроба, а затем ликовала, когда увидела Его воскресшим. Юноша ощутил вдруг особую, сцятую радость, какую здоровый человек, далёкий от мыслей о смерти, никогда не почувствует.

Потом он полистал страницы и ещё раз прочёл уже не раз во время болезни прочитанную историю страданий Христа. И снова услышал слова: «Он умер за тебя и за меня!».

Заря поблёкла и взошло солнце, занимался чудный весенний день. Под ласковыми лучами солнца во славу Творца расцветут цветы, но ни один не будет прекраснее того, который сейчас, напоённый росой божественной благодати, нерешительно раскрывал свою чашечку. Это был цветок первой любви к доселе неизвестному, только теперь познанному Небесному Жениху.

Юноша вскочил, будто и не было в нём той телесной слабости, ощутив непосредственную близость Иисуса, Который Сам был жизнью. Николай стал подниматься вверх по скале, всё выше и выше. Раньше, ещё мальчиком, он без труда поднимался на эту отвесную скалу и не было у него большей радости, как забраться наверх под стены старого замка. Сейчас он обходил отвесные стены, выбирая более пологие места.

На первом выступе скалы он остановился. У его ног лежал город. И вдруг он подумал, что так, наверное, Иерусалим лежит у подножия Голгофы. Как это раньше не приходило ему в голову!

Каким же трудным был крестный путь за чужие грехи!

«Что со мной случилось? Как легко я об этом думаю, а раньше не хотел и не мог, — размышлял он про себя. — Может быть оттого, что для меня всё это было чужим и непонятным? А теперь я в Него верю и мне кажется, будто всё это случилось только вчера.

Вчера — смерть Господа, а сегодня — Его воскресенье. Спасти род человеческий от погибели Бог, действительно, не мог иначе, как через смерть Своего Единородного Сына».

Под гнётом этих мыслей голова юноши склонялась всё ниже.

Он казался себе очень неблагодарным. Вся его прошлая весёлая мирская жизнь без Бога и без Христа тяжким грузом давила теперь его душу. Медленно он спускался со скалы. И вдруг он вспомнил слова: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими».

«Конечно, это так. Бог и для меня Сына Своего послал, а я Его не принял. Я мог бы быть чадом Божиим, как Мирослав, а теперь я — должник, который даже головы не смеет поднять».

«Бедная душа, если Иисус Христос пробудил тебя, наконец, к новой жизни, то не медли прийти к Нему и принять Его дар», — шептали ели над головой юноши.

Вдруг звук каких-то шагов отвлёк его от тяжёлых мыслей. Почти обрадовавшись, он поднял голову Он жаждал общения с человеком, ибо в ожидании доброго, но обиженного, как он считал, Иисуса ему было слишком одиноко. И вот между деревьями он увидел Урзина, освещённого восходящим солнцем. Какая неожиданная встреча для обоих!

— Откуда ты идёшь, Мирослав? — спросил Коримский после приветствия.

— Из города, Никуша.

— Но ты ведь идёшь с другой стороны.

— Да, я прогуливался. Но я никак не ожидал, что ты уже на ногах. Господь дал тебе хорошую ночь?

— О, очень хорошую. Впервые за всё время болезни я проснулся таким бодрым.

А здесь, среди весенней природы, мне особенно хорошо. Я поверил в загробную жизнь и молился. После этого я почувствовал такую радость, но теперь… — Николай махнул рукой, — теперь это прошло, и я ещё более несчастен, чем прежде.

— Это невозможно, Никуша!

— Но это правда.

— Расскажи мне всё подробно, пожалуйста!

Урзин взял своего друга за руку и повёл к садовой скамье. Они сели, и восходящее солнце осветило их своими золотыми лучами. В тишине благоухающего майского утра Николай рассказывал своему другу о жизни без Бога, о своих честолюбивых планах на будущее, а потом о сегодняшних мыслях там, наверху, на скале. Он говорил о любви Божией, о своей неблагодарности и закончил словами:

— Я чувствую себя несчастнее прежнего. Я познал Истину и осудил сам себя. Я погиб! Я вижу; что всё потеряно.

— Да всё, Никуша, кроме Иисуса Христа. Действительно, всё погибло, — продолжил Мирослав. — Твоя невинность, твоя справедливость, твой хороший характер, твои планы на будущее, твоё честолюбие, вся твоя без Бога прожитая жизнь — всё это погибло в тот момент, когда Господь тебя услышал и даровал тебе новую, вечную жизнь. Ты потерял всё, кроме Иисуса Христа, потому что у тебя Его ещё не было. Бог давал Его тебе, но ты Его не принимал. Чего у нас нет, то нам не принадлежит и того мы не можем потерять. Ты такой же неблагодарный, каким был я.

Но разве ты хочешь оставаться таким? До сего дня ты не принял Иисуса Христа, так прими Его сейчас и благодари нашего доброго Отца за Него. Никуша дорогой, сделай это сейчас!

Провизор встал и опустился около скамьи на колени и, не ожидая, когда друг последует его примеру, начал молиться. Когда он закончил молитву, раскрылись уста глубоко потрясённого юноши: