Грифон - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 13

Надо сказать — дом впечатлял. Три этажа. Голубые ели вокруг — типичный дом учительницы или врача-проктолога (юмор такой!). Дверь наверх была не заперта, и я, то выныривая из транса, то снова в него погружаясь, пошел вперед, поддерживаемый моими спутниками.

— На втором этаже, — тихо сказал я, и мы начали подниматься наверх, стараясь не скрипнуть ступенями. Слава богу, строили тут качественно, ступени не прогибались и не скрипели, даже под моими восьмьюдесятью килограммами костлявого веса.

С лестницы было слышно, как где-то на втором этаже завывает хор голосов, выпевая что-то речитативом. С привизгом и припевами. Что именно — разобрать я не мог. Да и не хотел. Единственно, что ощутил, как и каждый маг, — в воздухе сгущалась магия, и такой силы, что волосы встали вокруг головы дыбом, наэлектризованные, будто стоял возле гигантского трансформатора. Я еще ни разу не был возле источника магии такой силы.

— Пошли! — Семеныч встал возле двери, изготовившись к стрельбе, Петька встал рядом, а я приготовился открывать двери. Вернее, — вышибать их. Семеныч показал три пальца — что на нашем языке означался — «На счет три!». Я понимающе кивнул головой и стал шепотом считать:

— Раз! Два! Три! — и бросился вперед, тараня дверь плечом.

Эффект был потрясающим. Мало того, что дверь оказалась незакрытой, так она еще и легко открывалась — вероятно, котенок мог открыть ее одним коготком. Так что, когда в нее врезалась восьмидесятикилограммовая туша, дверь не выдержала такого напора и пропустила объект в комнату с легкостью необычайной. Любопытно, что картину, открывшуюся мне в этом полете, я запомнил четко и навсегда. Несмотря на то что летел всего с полсекунды, не больше.

Большая, длинная комната. На полу пентаграмма, в углах которой стоят зажженные свечи. Вокруг пентаграммы пятеро голых придурков, размалеванных какими-то узорами, как древние полинезийцы. Один стоит — мужчина лет тридцати пяти. Он воздел руки вверх, как будто обращаясь к небесам, и завывает голосом, меняющим свою высоту. За ним повторяют те, кто сидит. Это их мы слышали, когда поднимались по лестнице. В центре пентаграммы находится тело Светки — она подвешена за ноги, как туша свиньи, на крюке, вбитом в потолок. Голова Светки болтается где-то на высоте около метра, и с нее часто капает кровь, льющаяся из надрезанного горла.

Девушка жива, смотрит, но глаза ее затуманены — видимо, вкололи или влили какую-то дрянь, а может, воздействовали заклинанием. Сейчас развелось множество заклинаний, таких, что и не придумаешь. Одиночки и целые коллективы занимаются экспериментаторской магией, рискуя своей жизнью и здоровьем. Но результат настолько выгоден, настолько жирный кусок можно получить, разработав новое заклинание, что экспериментаторы рискуют, не обращая внимания на возможные последствия.

Что сразу бросилось в глаза, пока я летел эти долгие, очень долгие доли секунды? Камень. Артефакт. Он пульсировал, впитывая кровь девушки, по нему пробегали сполохи света — артефакт был практически готов к использованию. Вот куда пошла кровь семерых, или больше, девушек, убитых этими уродами.

Комната узкая, хотя и длинная, артефакт метрах в двух от меня. Первый сидящий чернокнижник спиной ко мне, совсем рядом от двери. Выбивая дверь, я оказываюсь над ним, перелетаю через него, спотыкаясь, падаю, ударяясь головой о висящую Светку, и… всем телом накрываю артефакт. В этот момент предводитель шайки как раз закончил свои завывания и выпустил последний аккорд заклинаний. Он должен был лечь на артефакт сам — эта пакость готовилась много месяцев, как узнали потом следователи УВД, но по закону подлости улегся на камень молодой, многообещающий опер с экзотическим и нечастым именем Вася.

Ощущение было таким, как если бы я коснулся руками контакта в трансформаторе. Я не касался их никогда, само собой, но читал, что это очень плохо, и бывало, что тот, кто приспосабливался писать на трансформатор, оставался и без своего шланга, и вообще без всей кожи на теле, обгоравшей в результате удара током. Тут тока не было. Но Магия… это такая штука, о которой никто не знает ничего. Какие процессы в ней бродят, как она подчиняется физическим законам мироздания — не знает никто. И уже тем более не знаю этого я — сфера моих интересов находится далеко от научно-магических исследований.

Звон в ушах и далекие-далекие голоса. Приоткрываю глаза — туманные лица, все расплывается, все какие-то странные, как будто напечатаны на плохой, старой кинопленке, исцарапанной и помутневшей от времени. Дышится трудно, будто на груди лежит тяжеленный камень.

— О! Очнулся! — услышал я знакомый голос и, вспомнив, кому он принадлежит, отмахнулся рукой:

— Тебя мне только не хватало. Изыди, Петька.

— Ты как себя чувствуешь? — Надо мной наклонилось лицо Семеныча, озабоченно рассматривавшего своего бывшего сотрудника, видимо, решая, не будет ли нагоняя за порчу телохранителя рыжей бестии?

— Норм… кхе-кхе, — я закашлялся, пытаясь протолкнуть слова через пересохшее, как будто слипшееся и сросшееся горло.

— Какой там норм! — В поле зрения появился Коля. — Фингал на правом глазу, весь белый как бумага, — тебя тошнит? Еще какие-то ощущения есть?

— Хреновые мои ощущения, — я все-таки вытолкнул из себя целую фразу, — как у дерьма ощущения. Притом прошлогоднего.

— Знаю-знаю, — сочувственно кивнул головой Коля. — Я так себя чувствовал после похода с женой и ее подругой в ресторан на Восьмое марта. Нажрался так, что они меня грузили в такси, как мертвого. На следующий день я чувствовал себя именно так, как ты описал. А еще какие-то ощущения есть? Ну, что-то магическое ощущаешь? Ты же упал прямо на разряжающийся артефакт!

— Ничего не ощущаю… пока, — выдавил я из себя. — Попить что-нибудь есть? Говорить не могу, все пересохло.

Мне принесли стакан теплой, пахнущей хлоркой воды. (Водоканал как работал по старинке, травил людей хлором, так и продолжает травить. И не желает поддаваться новым веяниям.) Я промыл глотку, и в голове стало немного яснее.

Посмотрел на пентаграмму — свечи потушили, Светку сняли. Возле пентаграммы лежало чье-то тело, накрытое скатертью со стола. Судя по босым ногам, торчащим из-под ткани, это был кто-то из чернокнижников. Меня интересовали две вещи: 1) жива ли Светка; 2) когда я смогу отсюда свалить и вдоволь поболеть на койке, у себя дома, в своей маленькой комнатке. Впрочем, напрашивался еще вопрос: кто меня туда доставит? Потому что каждое движение вызывало у меня тошноту и головную боль.

Я попытался встать, медленно, опираясь на стену. Коллеги после случившегося перетащили меня к стене и аккуратно положили вдоль нее. Хорошо хоть с головой не накрыли, как этого кадра.

Кстати, а сколько времени я пролежал? Чего это они его накрыли-то? А осмотр места преступления, а криминалист? И где остальные участники сатанинской оргии? Кстати, ни одной бабы среди них не было. Гомосеки, что ли? Может, и так. Сатанинские оргии предполагают полную распущенность на их мессах. Впрочем, с чего я решил, что это сатанинская оргия? Совсем не обязательно. Чернокнижники могут и не обращаться к Сатане. Куда они обращаются — вот вопрос. Никто не знает. Вот только обряды их поганые и обязательно требуют крови, вместе с жизнью донора.

— Семеныч, Светка жива?

— Пока — да, — неохотно ответил Федоренко, бродящий вокруг пентаграммы и внимательно рассматривающий ее линии. — В больницу увезли. На переливание крови. Ее почти всю сцедили. А перед этим изнасиловали — все, по очереди.

— А это кто валяется? — Я указал на тело под покровом.

— Главный их, черный маг. Когда ты накрыл телом амбразуру, то бишь артефакт, он решил поправить дело и собирался выпустить из тебя кровушки путем взрезания твоей худой шеи. Черным кинжалом. Мне пришлось стрелять на поражение. Времени на колдовство не было. Так что — полголовы урода как не бывало.

— Шеф всегда хорошо стрелял, — хохотнул Коля. — А в этот раз превзошел самого себя. Черепушку как консервным ножом вскрыл!