Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 28

Двести пятьдесят детей дрожали от холода в дощатых домиках, нисколько не приспособленных к осеннему ненастью. Однако найти для них приют на зиму все не удавалось. И только в октябре, уже совершенно отчаявшись, Петр Васильевич смог назвать своим воспитанникам место, куда они должны перебраться. Это была Тюмень.

Колонисты без всякого сожаления покидали Курьи, где в их жизнь ворвалась Гражданская война, лишившая надежды на скорую встречу с родными.

До станции Богдановичи, а это верст двадцать, добирались пешком. Дорога была не только утомительной и скучной, но и голодной. К счастью, в пути встретилось несколько деревень, и сердобольные крестьянки выносили детям хлеб и кринки с молоком.

Лишь поздно вечером добрались до станции и переночевали в вагонах, которые стояли в тупике.

Тюмень встретила детей криком грачей. Казалось, эти шумные птицы слетелись со всех окрестных земель, чтобы посоревноваться с не менее шумными мальчиками и девочками.

Раньше Тюмень была для колонистов не более чем точкой на географической карте. Теперь же они могли познакомиться с городом, сыгравшим столь значительную роль в освоении и развитии сибирского края. Связанный водными путями с другими районами, он приобрел еще большее значение после прокладки железной дороги.

На Тюмень, как и на другие сибирские города, распространилась власть эсеро-кадетской директории, находившейся в Уфе. 4 ноября 1918 года ее военно-морским министром стал Александр Колчак. А всего две недели спустя адмирал Колчак взял в свои руки полную власть, установив военную диктатуру.

Детей поселили на окраине города, на берегу реки Туры, в большом двухэтажном доме, построенном, как им сказали, еще во времена царя Ивана Грозного. Перед домом находился пустырь, а дальше начинался городской парк с вековыми деревьями, которые облюбовали для своих гнезд все те же грачи.

Среди тюменских воспитателей была единственная женщина, но она стоила десятка мужчин.

Серафима Викторовна — дочь известного петербургского художника академика Боброва. И сама тоже художница.

Никакие самые трудные обстоятельства не могли ее сломить. Она лишь мужала и крепла, оставаясь при этом тонкой, очаровательной, блистающей умом. Одним словом и улыбкой Боброва достигала того, чего не могли добиться наказаниями и бранью другие.

…В число воспитанников Бобровой попали Виталий Запольский и Леонид Дейбнер. Очень способны, если не сказать, талантливы. Находись они сегодня в Петрограде, она бы отдала этих юношей в хорошие руки.

Но неожиданно оказалось, что и в Тюмени есть неплохое учебное заведение — Коммерческое училище. Было оно частным и принадлежало Колокольниковым, брату и сестре. Плата за обучение высокая. Но это не остановило Серафиму Викторовну. Она решила отдавать свое жалованье, только бы два ее лучших воспитанника не потеряли время и стали людьми образованными.

Сибирские купцы разные. Одни, как мы видели, принадлежат девятнадцатому веку и напоминают оживших героев драматурга Островского. Колокольниковы тоже купцы. Но они дети своего времени. Не только богаты, но и европейски образованны. Не только владельцы училища, но и его преподаватели. Брат и сестра побывали в Америке и привезли оттуда самое современное оборудование. А вместе с ним — и передовой опыт обучения.

Запольский и Дейбнер в восторге. Большие аудитории, кинозал для показа научных фильмов, физико-химические лаборатории… Преподаватели высшей квалификации. Есть даже профессора. Сам Колокольников ведет биологию и ботанику.

В своей убогой одежде оба колониста выглядели среди хорошо одетых купеческих детей белыми воронами. Но вскоре обратили на себя внимание успехами в учебе. Особенно Дейбнер, ставший звездой училища.

Белые вороны были одеты очень легко. Их донимал холодный ветер, продувал насквозь демисезонные пальто. Зима взяла круто, и уже первые морозы достигли двадцати градусов. Дорога от дома до училища неблизкая — шесть километров в один конец. Чтобы сократить путь, ребята шли по замерзшей реке. Но низовой ветер был еще сильнее, швыряя пригоршнями снега в лицо, забираясь под одежду. Подростки хлопали себя руками по бедрам, но не могли согреться.

Хорошо, что по Туре был проложен зимник — санный путь. Прямо на льду стоял временный дом для отдыха, где возница мог передохнуть и выпить чая. Там находили приют и ребята. А если везло, то добирались до своей цели на попутных санях.

Боброва, доверив своих мальчиков учителям, не переставала и сама направлять их развитие. Они мечтают и спорят, их волнуют политика, поэзия, тайны любви и мироздания… Вопросов больше, чем ответов.

Очень важно, что они читают. Выбор книг не столь велик, как хотелось бы. И все же в местной библиотеке удалось кое-что найти. Ей доставляло радость видеть, как в долгие зимние вечера дети сидели, склонившись над книгой.

Никто не читал больше Виталия Запольского. Сегодня она ему вручила очередную порцию книг. Здесь были «Портрет Дориана Грея» и «Баллада о Рэдингской тюрьме» Оскара Уайльда, «Воспитание воли» Жюля Пэйо, «Братья Карамазовы» Федора Достоевского и том Кнута Гамсуна.

— А мне? — спросил Дейбнер.

— И для тебя, Леня, есть, — ответила Серафима Викторовна. — Очень советую прочесть рассказ Леонида Андреева «Мысль». А вот еще книга немецкого философа Макса Нордау «Вырождение».

Боброва предсказала Виталию Запольскому будущность пианиста и композитора. Что сбылось. А Леониду Дейбнеру — ученого. Что также сбылось.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

БЕГЛЕЦЫ

Тысяча или две тысячи километров — большое расстояние для воспитателя, имеющего на руках сотню детей. Но не для мальчишки, жаждущего попасть домой. Было бы странно, если бы хоть кто-нибудь из колонистов не предпринял попытку бежать в Петроград.

Шестьдесят лет спустя я встретился с одним из беглецов — Виктором Преображенским. Предоставим ему слово. Точнее, его дневнику, чудом сохранившемуся.

Вторник. 29 октября 1918 года.

Что будет дальше с нашей колонией, неизвестно. Сегодня у нас очень холодно. Много снегу. А у большинства нет теплой одежды. Мне тоже холодно. Теперь особенно хочется домой. Я часто вспоминаю папу, маму и Асю. Как хочется их увидеть, поговорить обо всем.

Когда мы выезжали из Петрограда, все были хорошими. А теперь ругаются и дерутся. Вчера выломали доску из моей кровати. Теперь нельзя спать.

Боже, чего бы я ни отдал, только бы снова быть дома…

Среда. 30 октября.

…Я и Лукас удираем в Петроград. Продал все вещи, кроме двух смен белья, которые беру с собой. Бог знает, доберемся ли, но едем. Это решено!

Воскресенье. 17 ноября.

Не удался наш побег в Петроград. Сделали только круг: Тюмень — Омск — Петропавловск — Курган — Челябинск — Екатеринбург — и снова Тюмень.

Вот наша одиссея. Вышли мы из дому 2 ноября. Продали на толкучке последнее, что имели, — подушки и одеяла. Па вокзалекупили билеты до Омска. Это вскочило нам по 950 копеек на брата. В Омск приехали благополучно. Но вдруг проверка документов. Их не было, и нас отвели в железнодорожную милицию.

Посадили в каталажку. Начался допрос. Думали отделаться враньем, но пришлось сознаться. Меня и Рудика Лукаса отпустили, но приказали вернуться в Тюмень.

4 дня ждали поезда. За это время нас обокрали. Вытащили не только деньги, но и билеты. Пришлось ехать «зайцем».

Недалеко от Кургана в вагон вошел солдат. Снова проверка документов, и опять арест. Отвели к коменданту. Ему было не до нас…

Пешком дошли до станции Чернявская. Здесь снова арестовали. Уже в третий раз. Как бездокументных. Отправили в Челябинск, приняв за красноармейских шпионов. Передали в чехословацкую контрразведку. Отобрали все вещи, устроили допрос, а потом заперли в арестантский вагон.