Вариант «Бис» (с иллюстрациями) - Анисимов Сергей - Страница 4

Внизу он получил оружие и Новиков сел в машину вместе с ним. Они поехали обратно в Управление, позади держалась машина с летным генерал-лейтенантом и морским полковником, впереди, после выезда за ворота Кремля – еще одна, с охраной.

– Все понял? – спросил его Новиков, как только они пересекли мост, отделив себя от всего произошедшего в кремлевских стенах.

Покрышеву стало немного стыдно за свои мысли. Главмаршал был честным и сердечным человеком, и если он вел себя в присутствии Сталина как-то не так, то наверняка на это были веские причины.

– Так точно, товарищ главный маршал, понял, – он вздохнул.

– Не вздыхай, голова садовая, – Новиков дружески ткнул его в плечо. – Сотни человек о таком бы мечтали. Сейчас с Федоровским и Валерианом Федоровичем сядем и будем делать дело, понятно?

Они подкатили к воротам управления, машина охраны остановилась, перекрыв улицу, и ее пришлось объезжать.

Следующие четыре часа и полдня за ними были проведены в ругани. Сидя в комнате, пепельницы в которой переполнялись минут за сорок, четверо летунов сводили элиту морской и армейской авиации страны в списки, эти списки исчеркивались, мялись и переписывались, постепенно очерчивая костяк части, которая должна была зачем-то задавить всех. Это, опять же неизвестно почему, считалось более важным, чем оголение фронта, оставленные без командиров полки и эскадрильи – между прочим, в самую страдную пору. К своему облегчению, полковник понял, что идея создания «асовской» части, не раз поднимавшаяся в прошлом, но так ни разу до конца и не воплощенная в жизнь, вовсе не вызывает протеста Новикова. Идея была, в общем-то, благодарная. Забрав у каждой воздушной армии по четыре-пять самых сильных бойцов, они не слишком ослабляли ее мощь – командные должности не задержатся пустыми, а плюсы от включения соответствующих фамилий в формируемый список были несомненными.

– Гриб, оба Глинки[8], Амет[9], этот еще, как его, – Покрышев, прикрыв глаза рукой, жестикулировал зажженной папиросой, пытаясь вспомнить еще не названные им фамилии хотя бы тех летчиков, которых он знал лично.

– Погоди, Петро… Григорий, что у тебя там по флотским?

– Так, по балтийцам – это самые боеспособные части. Из четвертого гвардейского – Голубев[10]…

– Какой?

– Василий. И Цоколаев Геннадий еще. Так, из штаба – Костылев…

– Здорово…

– И Игорь Каберов[11] из третьего гвардейского. Эти самые лихие.

– Так, я нашел одного еще, Николай Морозов, комэск в 731 ИАПе…

– Морозов… Морозов… Нет, не слышал такого. Ладно, ставь в запасной список. Сколько в сумме?

– Уже за сорок.

– Много. Нам ведь тридцать семь дали, верно?

– Точно так, – полковник-моряк мотал головой, пытаясь разогнать вокруг себя табачный дым, не отрываясь от измятых листов. – Восьмерка на бомберов, их не мы формируем.

– А кто?

– Сам Раков. Он недели через две будет отозван, ему полегче, но зато переучиваться надо.

– Ой, черт! – Покрышев натурально схватился за голову. – На что?

– «СУ-шестые». Это почти как вторые, но моторы получше и с ними весь оголовок.

– Голова моя садовая! Да мы-то на чем?!

– Э-э-э… Да на том же, что и сейчас, в принципе. ЯКи. Усилена конструкция… Крюк там, крылья складываются – всякие морские штуки… Сборка штучная, дерева – ноль… Так, – он полистал затрепанный блокнот с плотной непроницаемой обложкой и прошивкой из толстых шнуров. – Двадцать восьмого у нас запланировано с Яковлевым, смотрим машины. Ага, на двадцать восьмое – ЯКи-третьи, их в основном составе двадцать четыре, через три дня, в Монино – уже ЯКи-девятые, в том числе серии «Д»[12]. Слышал про такие?

– Нет, – на лице Покрышева отразилось недоумение. —Что за?

– Дальние. Для сопровождения и, в нашем случае, разведки. У американцев серийные машины с такой дальностью…

Полковник вдруг осекся, и Покрышев понял, что под его словами находится что-то большее. Исключительно по закаменевшему лицу моремана. В самой фразе ничего такого уж секретного вроде не было. Работать они закончили тогда далеко за час ночи.

Список в более-менее определенной форме был создан к двадцать третьему июня. Чтобы сформировать специализированную группу воздушной разведки, пришлось привлечь еще одного подполковника с Северного флота, которого выдернули для награждения «Нахимовым» в Москву. Вручив орден, его под конвоем отвезли в Управление и, не вводя в курс дела и ни с кем не знакомя, приказали составить список самых выдающихся морских разведчиков с истребительными навыками по ВВС всех четырех флотов – предупредив, что за каждую фамилию он несет личную ответственность. Старый полярный летчик, лично знавший еще каждого из первой семерки[13]и не боявшийся ни черта, ни бога, ни начальства, поставил первым в список одноглазого и однорукого капитана, прорвавшегося когда-то в гавань к «Тирпитцу». Покрышев, прочтя это, невесело усмехнулся. Его искалеченные ноги не давали покоя многим тыловым крысам, снова и снова заставляя его отстаивать свое право ходить в бой, хотя бы и на спецсобраной машине. В сноске было поставлено, что капитан уже год как пропал без вести на «Спитфайре». Выходка полярника могла бы насмешить, если бы не была такой грустной. Даже армейские фоторазведчики долго не жили, что уж говорить о морских.

На чисто бумажную работу ушло почти две недели. За это время один из летчиков первого состава пропал без вести, сбитый зениткой над узловой станцией прифронтовой зоны. Выбросился ли он с парашютом, никто не видел. До него вызов дойти не успел. Покрышеву пришлось долго мучаться, решая, включать ли в список Лихолетова и еще пару человек. Очень хотелось иметь рядом кого-то надежного, как болт. Он не сомневался, что асы, которых начали по одному выдергивать «в распоряжение», – отличные ребята и хорошие товарищи, но три года в пекле плечом к плечу он провел все-таки не с ними. Иметь своих ребят рядом, за спиной – можно ничего не бояться. Но что тогда немцы сделают с его полком… Один плотный бой без одного из них в качестве лидера, и все – вырежут, вычистят под ноль и пацанов, и средняков, и даже стариков уже. Просто задавят, не дадут оторваться, выбьют в зоне отсечения выдирающихся из боя… Он вспомнил висящие в безжалостно синем небе парашюты, тела, вытянувшиеся на стропах, чадящие костры сбитых, и свой дикий крик, и последнего из его эскадрильи, матерящего эфир в невероятной круговерти безумного боя: к этому моменту двоих против восьми. Вспомнил – и вычеркнул своих: и из основного списка, и из запасного.

Кроме их четверых к Яковлеву поехали первые из уже прибывших летчиков. Злые после фронта, обветренные, не успевшие сбросить с лиц напряжение и усталость. Яковлев встретил их сердечно, называл Покрышева по имени-отчеству, поспрашивал про свою старую машину, «ортопедическую», как тот называл ее про себя. На поле стояло штук шесть истребителей, окрашенных в темно-синий цвет. Несмотря на теплую для июня погоду, Покрышева мороз продрал по коже от одного их вида. Старый знакомый ЯК, узнаваемый в любом ракурсе, выглядел стремительным, застывшим на мгновение в напряженной позе зверем. От ранних типов он отличался как лихой кавалерист от замотанного дорогами пехотинца. ЯК-первый был солдатом неба, вытянувшим на себе, наверное, почти полный год войны, «седьмой» и «девятый» за ним – простые и надежные, как штык, созданные, чтобы держаться за небо зубами. Но «девятый-У»[14], уже прозванный «убивцем» или «убийцей», в зависимости от воздушной армии, и ЯК-3, еще не заслуживший никакого особого прозвища, были птицами другого полета.