Битвы по средам - Шмидт Гэри - Страница 22

Больше мы её не видели.

На следующий день президент Джонсон объявил о прекращении бомбёжек во Вьетнаме — на всё Рождество.

И начались каникулы.

Январь

Новогодний выпуск «Городской хроники» был полностью посвящён выдающимся достижениям жителей нашего славного города от мала до велика, которые внесли вклад в нашу культурную жизнь в истекшем году. Ничего особенно выдающегося они, в сущности, не сделали. Ну, библиотекари, само собой — развивают грамотность, приучают к чтению, а члены Киванис-клуба занимаются благотворительностью. Ещё, понятное дело, надо почтить ветеранов Второй и даже Первой мировой. В списке за что-то оказался и мистер Гвареччи. И мой отец тоже — за успехи архитектурного бюро «Вудвуд и партнёры» и за то, что члены городской Коммерческой палаты таки выбрали его Бизнесменом года. Возле каждой заметки помещалась фотография соответствующей знаменитости крупным планом. Но, как всегда в газетах, фото пропечатались некачественно, зернисто, а люди выглядели напыщенно и отрешённо, словно размышляли, какой бы ещё вклад внести в жизнь города.

Кроме портретов в газете поместили ещё одно фото. Журналисту удалось запечатлеть не только человека, но и само культурное событие.

Шекспировский Ариэль взвился над сценой Фестиваль-театра, болтая ногами в воздухе — будто и вправду летел.

Фотография занимала почти половину первой страницы.

В сопроводительной статейке подробно описывался мой костюм и всё, что к нему прицепили. Так все, абсолютно все жители города узнали, что я играл Ариэля «в жёлтом трико с перьями». На заднице.

— Никто эту газету читать не станет, — успокаивала меня мама. — Сегодня же Новый год. Ну кто открывает газеты в Новый год?!

Как выяснилось, брат Дуга Свитека читает газеты. Во всяком случае, в Новый год. Или любит фотографии разглядывать. Он разглядел всё: кто на фото и что он делает. И тут его обуял порыв вдохновения вперемешку с обидой — короче, все те чувства, которые обуревали шекспировского Макбета накануне убийства Дункана.

Возможно, какую-то долю секунды он всё же сомневался. Может, вспоминал, как мы с ним по-человечески поговорили, как я объяснил ему, кто такой «клеврет»… Но потом вдохновение и обида пересилили. В конце концов, он не кто-нибудь, а брат Дуга Свитека. А против собственных генов бороться трудно. Они просто срабатывают. Тут уж ничего не попишешь.

О том, что произошло дальше, мы узнали от Дуга Свитека, который пришёл в школу после каникул с фингалом под глазом, что вовсе не является приметой хорошо и весело проведённых праздников. Он сказал, что синяк уже успел поменять все цвета радуги и сильно уменьшился в размерах. Но мы всё равно впечатлились. Даже не верится, что у человека на лице может расцвести такой лилово-жёлто-зелёный синяк. Или красняк.

Поначалу-то Дуг не хотел нам рассказывать, что с ним случилось. Держал язык за зубами, даже когда Данни пригрозил посадить ему ещё один разноцветный фингал, для симметрии. Но когда я обещал ему пирожное с кремом — из тех бесплатных пирожных, которые ждали меня в булочной Гольдмана, — Дуг сдался. Судя по всему, народ за эти профитроли жизнь готов отдать.

И вот что мы услышали: брат Дуга обнаружил газету сравнительно рано утром, когда все ещё спали после встречи Нового года. Он знал, что горожане будут дрыхнуть ещё очень долго, потому что накануне в полночь все смотрели по телевизору, как в Нью-Йорке, на Таймс-сквер, по шпилю небоскрёба спускается знаменитый хрустальный шар. Брат Дуга оделся, вышел на улицу и собрал первые страницы со всех газет, лежавших на крылечках окрестных домов — у нас в городе их в почтовые ящики класть не принято.

Всю эту кучу он принёс домой, к себе в комнату, и не поленился вырезать с каждой страницы картинку с подписью:

Конечно, ничего подобного в пьесе не происходит, но так уж устроены журналисты. Впрочем, разве в этом главная беда?

Вырезав всех Ариэлей, брат Дуга Свитека отправился в подвал и нашёл там остатки жёлтой масляной краски — он красил ею свою гоночную тележку, чтобы носиться по улицам, распугивая детвору. А потом он обратился за помощью к Дугу. О чём уж он его попросил, история умалчивает. Что ему на это сказал Дуг — тоже неизвестно. Он нам не докладывал. Понятно только, что требование брата он выполнить отказался и схлопотал за это фингал.

Когда будете отвечать на вопрос: «Что сделает для вас настоящий друг?» — не забудьте такой пункт: «Настоящий друг готов ради вас получить фингал».

Что происходило дальше, я представляю без всяких рассказов.

В первый день после каникул брат Дуга Свитека явился в школу ни свет ни заря. Это должно было кого-нибудь насторожить. Но — не насторожило. Конечно, если бы мистер Гвареччи вышел в то утро охотиться на Калибана и Сикораксу и увидел в такую рань брата Дуга Свитека, он наверняка заподозрил бы недоброе. Но директор в это время руководил разгрузкой многочисленных коробок, в которых нам прислали «Тесты на проверку соответствия образовательным стандартам». Тесты, к которым я не готовился, поскольку миссис Бейкер сказала директору, что категорически отказывается давать своему классу тестовые задания на рождественские каникулы. Итак, брата Дуга Свитека никто не застукал, и он гордо и вдохновенно, прямо по Шекспиру, воплотил свой замысел в жизнь.

Он обошёл всю школу и налепил повсюду фотографии Холлинга Вудвуда в роли «феи Ариэль» в пронзительно-жёлтых, несмываемо-жёлтых, глаз-не-отвести-каких-жёлтых, выкрашенных масляной краской колготках. Некоторые картинки он засунул в шкафчики к восьмиклассникам. Некоторые наклеил даже на потолок. И в каждую кабинку в мужском туалете. И в каждую кабинку в женском туалете — мне об этом Мирил рассказала. Я красовался на питьевых фонтанчиках, на дверях каждого класса, на пожарных выходах, на площадках между этажами. Он умудрился наклеить меня над арками в главном вестибюле — все потом удивлялись, как он туда дотянулся без лестницы. Я желтел везде — даже на баскетбольных щитах за корзинами, и в застеклённых стендах с призами, и в канцелярии, перед кабинетом директора, где жёлтая фея Ариэль сразу бросалась в глаза любому, кто сюда входил.

К началу уроков вся школа пожелтела, словно поляна с одуванчиками. По счастью, брат Дуга Свитека закрасил жёлтым всю фигуру, вместе с перьями на заднице. Раскрась он перья отдельно, белым цветом, мне впору было бы эмигрировать на необитаемый остров.

В любом случае, едва войдя в вестибюль, я понял, что это мой последний день в родной школе.

Стоит подумать о кадетском училище. Где-нибудь в Алабаме.

Нет, вы хоть представляете, каково идти по коридорам, когда все до единого, как только ты приближаешься, начинают ухмыляться? Именно ухмыляться, а не улыбаться. И вовсе не потому, что они рады тебя видеть. А каково зайти в сортир, где полно восьмиклассников? А каково прийти на урок физкультуры, где тренер Кватрини, этот пёстрый паяц, объявит, что сегодня мы тренируем растяжку, чтобы все смогли летать, как фея Ариэль?

Нет, вам этого не вообразить, даже не пытайтесь. Просто поверьте, что среда выдалась долгая и тяжёлая.

А в довершение всех радостей, когда мои одноклассники отправились в свои храмы, миссис Бейкер заставила меня отвечать на сто пятьдесят вопросов по трагедии Шекспира «Макбет».

— Не стоит расслабляться, — бодро сказала она, выдав мне листы с вопросами.

Всё-таки она меня ненавидит.

К следующему утру мистер Вендлери сорвал почти все картинки. Он не добрался только до запертых на ключ застеклённых стендов и арок под потолком в вестибюле. А в женском туалете Мирил сама всё отодрала.