Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

За это можно все отдать

Тушнова Вероника

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

За это можно все отдать - Тушнова Вероника - Страница 24

Изменить размер шрифта:

«Морозный лес…»

Морозный лес.

В парадном одеянье

деревья-мумии, деревья-изваянья…

Я восхищаюсь этой красотой,

глаз не свожу,

а сердцем не приемлю.

Люблю землею пахнущую землю

и под ногой

листвы упругий слой.

Люблю кипенье, вздохи, шелест, шорох,

величественный гул над головой,

брусничники на рыжих косогорах,

кочкарники с каемчатой травой…

Труд муравьев, и птичьи новоселья,

и любопытных белок беготню…

Внезапной грусти,

шумного веселья

чередованье

по сто раз на дню.

Люблю я все, что плещется, струится,

рождается, меняется, растет,

и старится,

и смерти не боится…

Не выношу безжизненных красот!

Когда январским лесом прохожу я

и он молчит,

в стоцветных блестках сплошь,

одно я повторяю, торжествуя:

«А все-таки ты скоро оживешь!»

«Как счастье внезапное – оттепель эта…»

Как счастье внезапное – оттепель эта.

Весны дуновеньем земля обогрета.

Еще не начало весны, а предвестье,

и даже еще не предвестье – намек,

что будет,

что рядом,

что срок недалек.

Нет, эти приметы меня не обманут:

совсем по-особому

грустно до слез,

как самый последний оставшийся мамонт,

трубит в одиночестве

электровоз.

Промчался гудок

и за далями сгинул,

и стихло в ночи тарахтенье колес,

и город

молчанье, как шапку, надвинул,

и явственно стало дыханье берез.

Они, возле окон на цыпочках стоя,

глядят любопытно…

Я чувствую их.

Я слышу, как бьется их сердце простое,

как соки пульсируют в почках тугих.

Вот с крыши сосулька обрушилась вниз,

ударилась вдребезги о карниз,

хрустальная дробь раскатилась по жести —

и снова сторожкая долгая тишь…

Я знаю, я знаю: ты тоже не спишь,

ты слушаешь тоже,

мы слушаем вместе.

Как оттепель – близость внезапная эта.

Дыханием счастья душа обогрета.

Еще не начало, а только предвестье,

и даже еще не предвестье – намек,

что будет,

что рядом,

что срок недалек.

«И живешь-то ты близко…»

И живешь-то ты близко,

почти что бок о бок,

в одной из железобетонных коробок,

а солнца не видим,

а ветром не дышим,

а писем любовных

друг другу не пишем…

И как это так получилось нелепо,

что в наших лесах мы не бродим вдвоем,

из ладони не пьем,

ежевику не рвем,

на горячей поляне среди курослепа

не делим по-братски ржаного куска,

не падаем в теплое синее небо,

хватаясь беспомощно за облака.

И в зное полуденном,

в гомоне смутном

не дремлем усталые в холодке

и не слышим, как птицы наши

поют нам

на понятном обоим нам

языке…

Мы солнца не видим

и ветром не дышим,

никуда мы не выйдем,

ничего не услышим,

лишь звонок телефонный

от раза до раза

и всегда наготове

стандартная фраза

для приветствия,

для прощания…

Да еще напоследок

мгновенье молчания.

Минута молчания.

Вечность молчания,

полная нежности

и отчаянья.

Я люблю их. Всяких.

Холеных и грязных,

маленьких и огромных,

красивых и безобразных.

«Все в доме пасмурно и ветхо…»

Все в доме пасмурно и ветхо,

скрипят ступени, мох в пазах…

А за окном – рассвет

и ветка

в аквамариновых слезах.

А за окном

кричат вороны,

и страшно яркая трава,

и погромыхиванье грома,

как будто валятся дрова.

Смотрю в окно,

от счастья плача,

и, полусонная еще,

щекою чувствую горячей

твое прохладное плечо…

Но ты в другом, далеком доме

и даже в городе другом.

Чужие властные ладони

лежат на сердце дорогом.

…А это все – и час рассвета,

и сад, поющий под дождем, —

я просто выдумала это,

чтобы побыть

с тобой вдвоем.

«Что-то мне недужится…»

Что-то мне недужится,

что-то трудно дышится…

В лугах цветет калужница,

в реке ветла колышется,

и птицы, птицы, птицы

на сто ладов поют,

и веселятся птицы,

и гнезда птицы вьют.

…Что-то неспокойно мне,

не легко, не просто…

Стремительные, стройные

вокруг поселка сосны,

и тучи, тучи, тучи

белы, как молоко,

и уплывают тучи

далёко-далеко.

Да и меня никто ведь

в плену не держит, нет.

Мне ничего не стоит

на поезд взять билет

и в полночь на разъезде

сойти в глуши лесной,

чтоб быть с тобою вместе,

чтоб стать весне весной.

И это так возможно…

И это так нельзя…

Летит гудок тревожно,

как филин голося,

и сердце, сердце, сердце

летит за ним сквозь мглу,

и горько плачет сердце:

«Как мало я могу!»