Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Бал был бел

Лукин Евгений Юрьевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Бал был бел - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 22

Изменить размер шрифта:

«Я волнуюсь, читая стихи…»

Василию Макееву[26]

Я волнуюсь, читая стихи:

не слова, а прозрачные слёзы!

Все твердят, что пришли от сохи,

что вчера ещё слезли с берёзы.

О родной вспоминают стезе,

где зады поросли лопухами.

Так и видят себя в картузе

и в рубахе с шестью петухами.

И живут, разрывая сердца

под трамвайно-троллейбусный грохот.

Эх, найти бы того подлеца,

что насильно отправил их в город!

Я найду его. Зол и речист,

я прорвусь через сто кабинетов.

Я в лицо ему брошу: «Садист!

Ты за что же так мучишь поэтов?

Ты же слышишь, как стонет стило!

Здесь их жизнь и больна, и кабальна!

Отпусти ты их с миром в село.

Посади ты их там на комбайны…»

1983

На дачах

Утро. За ночь став лохматее,

выхожу дышать простором.

До рассвета Волга (мать её!)

тарахтела рыбнадзором.

Дачи. Рощи. Степи русские.

И пустые поллитровки.

Сохнут розовые трусики

на капроновой верёвке.

Дунет ветер — затрещат они.

Вот рванулись что есть силы —

и забор, вконец расшатанный,

за собою потащили.

Но прищепка жёсткой чавкою

держит трусики из принципа.

Не лететь им вольной чайкою

над просторами искристыми.

Мысль: судьба у всех почётная.

Не питайте к чайкам зависти,

если призваны подчёркивать

очертанья чьей-то задницы!

1980

Монолог патриота

Что ты смотришь по-разному,

говоришь про топор?..

День Победы я праздновал —

занеси в протокол!

Бормотуха — извергнута.

А напротив, в кустах,

дуб стоит, как из вермахта —

весь в дубовых листах!

А мильтоны[27] застали на

том, что сёк топором…

Так ведь я же за Сталина,

блин, как в сорок втором!

Я и за́ морем Лаптева

их согласен ломать!

Я ж — за Родину-мать его,

в корень с листьями мать!

Я их эники-беники

в три шестёрки трефей!..

А изъятые веники —

это как бы трофей…

1988

Улица Хиросимы

(на известный мотив)

Тротуары выщербились с краю,

на асфальте — выбоины в ряд.

В эту ночь решили самураи

посетить родимый Волгоград.

Но разведка чёртом из шкатулки

подняла уснувший городок —

и пошёл утюжить переулки

броневой асфальтовый каток.

В темноте чернее каракурта

проложили пару автострад —

и себя, родимого, наутро

не узнал родимый Волгоград.

Плыл асфальт, на озеро похожий.

Иногда лишь попадался в ём

ненароком вдавленный прохожий,

потерявший всяческий объём.

Самураи едут на «тойотах»

и, сверкая стёклами очков,

всё глядят на нас на идиотов,

ну а мы — на них на дурачков.

Простывает след от самурая.

В Волгограде стих переполох.

Никакая нынче вражья стая

не застанет Родину врасплох!

1985

Песенка на укушение

Михаилу Шалаеву

От лиловых вершин Копетдага

до жемчужных зубцов Эвереста

раскатилось известие это

над песками шестого помола:

будто члена ЦК комсомола,

делегата двадцатого съезда

и редактора крупной газеты

укусила большая собака.

Было так: возвращались с аванса

вместе с замом дорогой известной,

а зубастая бестия эта

налетела на них косомордо:

«Где тут члены ЦК комсомола,

делегаты двадцатого съезда

и редакторы крупной газеты?»

(А на прочих она не согласна!)

Я прошу вас, товарищи судьи,

точно вычислить время и место,

чтоб она не ушла от ответа,

потому что прямая крамола —

тяпнуть члена ЦК комсомола,

делегата двадцатого съезда

и редактора крупной газеты…

Терроризм неприкрытый, по сути!

Вы заставьте собаку признаться,

с кем в сношеньях была до ареста,

и отправьте на краешек света,

где торосы мерцают у мола,

где ни членов ЦК комсомола,

ни редакторов крупной газеты,

где во сне никому не приснятся

делегаты двадцатого съезда!

1990

Педагогическая поэма

1. Песенка

Тяжёлых туч мохнатая ладонь

накрыла всю окрестность до пригорка.

Дожди, дожди… Деревня — что Лондо́н:

не то Биг-Бэн, не то водонапорка…

Ах, ритмы, рифмы, краски и слова!

Где вы теперь, скажите бога ради?

Я — педагог. И норма такова:

три стопки в день (не водки, а тетрадей)!

В окне — забор, к которому привык.

И вот гляжу с нервической улыбкой,

как пишет непристойность ученик,

причём с орфографической ошибкой.

Понятно всё! Встречал я и не раз

на партах мат в одном и том же стиле.

И пусть не врёт, что это — первый класс!

Там букву «х» ещё не проходили!

Настанет ночь. Я выберусь во двор.

Дрожа рукой, пошарю по карману.

В кромешной тьме нащупаю забор —

и угольком исправлю орфограмму…