Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 68

Изменить размер шрифта:

«Вы, Нина, думаете, Вы нужны мне…»

Вы, Нина, думаете, Вы

нужны мне, что Вы, я, увы

люблю прелестницу Ирину,

а Вы, увы, не таковы.

Ты полагаешь, Гриня, ты

мой друг единственный? Мечты.

Леонтьев, Дормозов и Лузин —

вот, Гриня, все мои кенты.

Леонтьев — гений и поэт,

и Дормозов, базару нет,

поэт, а Лузин — абсолютный

на РТИ авторитет.

1999

«В феврале на Гран-канале…»

В феврале на Гран-канале

в ночь тринадцатого дня

на венцьанском карнавале

вы станцуете для меня.

Я в России, я в тревоге

за столом пишу слова:

не-устали-ль-ваши-ноги —

не-кружится-ль-голова?

Предвкушаю ваши слезы

в робких ямочках у рта:

вы в России, где морозы,

ночь, не видно ни черта.

Вы на Родине, в печали.

Это, деточка, фигня —

вы на этом карнавале

потанцуйте для меня.

1999

«Герасима Петровича рука не дрогнула…»

Герасима Петровича рука не дрогнула. Воспоминанье

номер один: из лужи вытащил щенка — он был живой,

а дома помер. И все. И я его похоронил. И всё. Но для чего,

не понимаю, зачем ребятам говорил, что скоро всех собакой

покусаю, что пес взрослеет, воет по ночам, а по утрам ругаются соседи?

Потом я долго жил на этом свете и огорчался или огорчал, и стал большой.

До сей поры, однако, не постоянно, граждане, а вдруг,

сжав кулаки в карманах брюк, боюсь вопроса: где твоя собака?

1992, 1999

«Первый снег, очень белый и липкий…»

Первый снег, очень белый и липкий,

и откуда-то издалека:

наши лица, на лицах улыбки,

мы построили снеговика.

Может только, наверно, искусство

о таких безмятежностях врать,

там какое-то странное чувство

начинало веселью мешать.

Там какое-то странное чувство

улыбаться мешало, а вот:

чувство смерти, чтоб ей было пусто.

Хули лыбишься, старая ждет!

1999

«Тонкой дымя папироской…»

Тонкой дымя папироской,

где-то без малого час

Яков Петрович Полонский

пишет стихи про Кавказ.

Господи, только не сразу

финку мне всаживай в грудь.

Дай дотянуть до «Кавказу»[75].

Дай сочинить что-нибудь.

Раз, и дурное забыто.

Два, и уже не стучат

в гулком ущелье копыта,

кони по небу летят.

Доброе — как на ладони.

Свет на висках седока.

Тонкие черные кони

в синие прут облака.

1999

«Тушь, губная помада…»

Тушь, губная помада

на столе у окна,

что забыла когда-то,

исчезая, одна.

Ты забыла, забыла

на окне у стола,

ты меня разлюбила,

ты навеки ушла.

Но с похмелья сознанье

я теряю когда,

в голубое сиянье

ты приходишь сюда.

И прохладна ладошка

у меня на губах,

и деревья к окошку

подступают в слезах.

И с тоскою во взоре

ты глядишь на меня,

шепчешь: «Боренька, Боря!»

И целуешь меня.

1999

«Померкли очи голубые…»

Померкли очи голубые,

Погасли черные глаза —

Стареют школьницы былые,

Беседки, парки, небеса.

Исчезли фартучки, манжеты,

А с ними весь ажурный мир.

И той скамейки в парке нету,

Где было вырезано «Б. Р.».

Я сиживал на той скамейке,

Когда уроки пропускал.

Я для одной за три копейки

Любовь и солнце покупал.

Я говорил ей небылицы:

Умрем, и все начнется вновь.

И вновь на свете повторится

Скамейка, счастье и любовь.

Исчезло все, что было мило,

Что только-только началось, —

Любовь и солнце — мимо, мимо

Скамейки в парке пронеслось.

Осталась глупая досада —

И тихо злит меня опять

Не то, что говорить не надо,

А то, что нечего сказать.

Былая школьница, по плану —

У нас развод, да будет так.

Прости былому хулигану —

что там? — поэзию и мрак.

Я не настолько верю в слово,

Чтобы, как в юности, тогда,

Сказать, что все начнется снова.

Ведь не начнется никогда.

1999