Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 43

Изменить размер шрифта:

«Дурацкий вечер, с книжечкой в руке…»

Дурацкий вечер, с книжечкой в руке:

Кенжеев на казахском языке.

«Диапазон довольно узкий…»

Диапазон довольно узкий

везде, особенно в стихах:

коль ты еврей, ты все же русский,

но коль казах, то уж казах.

1997

«Поэзия должна быть странной…»

Поэзия должна быть странной —

забыл — бессмысленной, туманной,

как секс без брака, беззаконной

и хамоватой, как гусар,

шагающий по Миллионной,

ворон пугая звоном шпор.

…Вдруг опустела стеклотара

мы вышли за полночь из бара,

аллея вроде коридора

сужалась, отошел отлить,

не прекращая разговора

с собой: нельзя так много пить.

Взглянул на небо, там мерцала

звезда, другая описала

дугу огромную — как мило —

на западе был сумрак ал.

Она, конечно, не просила,

но я ее поцеловал.

Нет, всё не так, не то. Короче,

давайте с вечера до ночи —

в квартире, за углом, на даче —

забыв про недругов про всех, —

друзья мои, с самоотдачей

пить за шумиху, за успех.

1997

«Вот эта любит Пастернака…»

«Вот эта любит Пастернака…» —

мне мой приятель говорил.

«Я наизусть “Февраль”…», однако

я больше Пушкина любил.

Но ей сказал: «Люблю поэта

я Пастернака…» А потом

я стал герой порносюжета.

И вынужден краснеть за это,

когда листаю синий том.

1997

«На чьих-нибудь чужих похоронах…»

На чьих-нибудь чужих похоронах

какого-нибудь хмурого коллеги

почувствовать невыразимый страх,

не зная, что сказать о человеке.

Всего лишь раз я сталкивался с ним

случайно, выходя из коридора,

его лицо закутал синий дым

немодного сегодня «Беломора».

Пот толстяка катился по вискам.

Большие перекошенные губы.

А знаете, что послезавтра к вам

придут друзья и заиграют трубы?

Вот только ангелов не будет там,

противны им тела, гробы, могилы.

Но слезы растирают по щекам

и ожидают вас, сотрудник милый.

…А это всё слова, слова, слова,

слова, и, преисполнен чувства долга,

минуты три стоял ещё у рва

подонок тихий, выпивший немного.

1997

«Все хорошо начинали. Да плохо кончали…»

Все хорошо начинали. Да плохо кончали.

Покричали и замолчали —

кто — потому что не услышан, кто —

потому что услышан не теми, кем хотелось.

Идут, завернувшись в пальто.

А какая была смелость,

напористость. Это были поэты

настоящие, это

были поэты, без дураков.

Завернулись в пальто, словно в тени, руки — в

карманы.

Не здороваются, т. к. не любят слов.

Здороваются одни графоманы.

1997

«Дядя Саша откинулся…»

Дядя Саша откинулся. Вышел во двор.

Двадцать лет отмотал: за раскруткой раскрутка.

Двадцать лет его взгляд упирался в забор.

Чай грузинский ходила кидать проститутка.

— Народились, пока меня не было, бля, —

обращается к нам, улыбаясь, — засранцы!

Стариков помянуть бы, чтоб — пухом земля,

но пока будет музыка, девочки, танцы.

Танцы будут. Наденьте свой модный костюм

двадцатилетней давности, купленный с куша.

Опускайтесь с подружкой в кабак, словно в трюм,

пропустить пару стопочек пунша.

Танцы будут. И с финкой Вы кинетесь на

двух узбеков, «за то, что они спекулянты».

Лужа крови смешается с лужей вина.

Издеваясь, Шопена споют музыканты.

Двадцать лет я хожу по огромной стране,

где мне жить, как и Вам, довелось, дядя Саша,

и все четче, точней вспоминаются мне

Ваш прелестный костюм и улыбочка Ваша.

Вспоминается мне этот маленький двор,

длинноносый мальчишка, что хнычет, чуть тронешь.

И на финочке Вашей красивый узор:

— Подарю тебе скоро (не вышло!), жиденыш.

1997

«Америка Квентина Тарантино…»

Америка Квентина Тарантино —

Боксеры, проститутки, бизнесмены,

О, профессиональные бандиты,

Ностальгирующие по рок-н-роллу,

Влюбленные в свои автомобили:

Мы что-то засиделись в Петербурге,

Мы засиделись в Екатеринбурге,

Перми, Москве, Царицыне, Казани.

Всё Александра Кушнера читаем

И любим даже наших глуповатых,

Начитанных и очень верных жен.

И очень любим наших глуповатых,

Начитанных и очень верных жен.

1997