Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 42

Изменить размер шрифта:

«Почти случайно пьесу Вашу…»

К А.П.

Почти случайно пьесу Вашу,

вернувшись с минеральных вод,

прочел и вспомнил встречу нашу

в столице позапрошлый год.

…На легкой бричке — по казенным —

я из Казани прилетел

усталым, нищим и влюбленным

в поэмы Александра Л.

Звучит ли ныне эта лира,

умолк ли сей печальный глас?

От «Гезиода и Омира»[49]

готов заплакать хоть сейчас.

Иль это Батюшков? Но к делу!

нас познакомил Александр…

Простите, с рифмою заело:

тетраэдр… Гектор… автокар!

Да, точно Барюшков! Он, к слову,

поручик тоже. Что потом?

Зашли к жиду Золотареву,

дурным затарились вином.

Пошли гулять на всю округу,

к цыганам ездили гурьбой.

Неделю ехал через Лугу

в село Бобрищево, домой.

Лесочек, поле, шито-крыто,

мила соседка, глуп сосед.

А Вас спросить позвольте: мы-то

стрелялись, что ли? Или нет?

1997

«Положив на плечи автоматы…»

Положив на плечи автоматы,

мимо той, которая рыдала,

уходили тихие солдаты

прямо в небо с громкого вокзала.

Развевались лозунги и флаги,

тяжело гудели паровозы.

Слезы будут только на бумаге,

в небе нету слез и слова «слезы».

Сколько нынче в улицах Свердловска

голых тополей, испепеленных

И летит из каждого киоска

песенка о мальчиках влюбленных.

Потому что нет на свете горя,

никого до смерти не убили.

Синий вечер, розовое море,

белые штаны, автомобили.

1997

«В номере гостиничном, скрипучем…»

В номере гостиничном, скрипучем,

грешный лоб ладонью подперев,

прочитай стихи о самом лучшем,

всех на свете бардов перепев.

Чтобы молодящиеся Гали,

позабыв ежеминутный хлам,

горничные за стеной рыдали,

растирали краску по щекам.

О России, о любви, о чести,

и долой — в чужие города.

Если жизнь всего лишь форма лести,

больше хамства: «Водки, господа!»

Чтоб она трещала и ломалась,

и прощалась с ней душа жива.

В небесах музы ка сочинялась

вечная — на смертные слова.

1997

«Ночь. Каптерка. Домино…»

Ночь. Каптерка. Домино.

Из второго цеха — гости.

День рождения у Кости

И кончается вино:

ты сегодня младший, брат,

три литрухи и — назад.

И бегу, забыв весь свет,

на меня одна надежда.

В солидоле спецодежда.

Мне почти семнадцать лет.

И обратно — по грязи,

с водкою из магази…

Что такое? Боже мой!

Два мента торчат у «скорой».

Это шкафчик, о который

били Костю головой?

Раз, два, три, четыре, пять

Все — в машину, вашу мать.

Зимний вечер. После дня

трудового над могилой,

впечатляюще унылой

почему-то плачу я:

ну, прощай, Салимов К. У.

Снег ложится на башку.

1997

«Серж эмигрировать мечтал…»

Серж эмигрировать мечтал,

но вдруг менту по фейсу дал

и сдал дела прокуратуре,

Боб умер, скурвился Вадим,

и я теперь совсем один

как чмо последнее в натуре.

Едва живу, едва дышу,

что сочиню — не запишу,

на целый день включаю Баха,

летит за окнами листва

едва-едва, едва-едва,

и перед смертью нету страха.

О где же вы, те времена,

когда я пьян был без вина

и из общаговского мрака,

отвесив стражнику поклон,

отчаливал, как Аполлон,

обвешан музами с химфака.

Я останавливал такси —

куда угодно, но вези.

Одной рукой, к примеру, Иру

обняв, другою обнимал,

к примеру, Олю и взлетал

над всею чепухою мира.

1997

Леонтьеву

«…Всё на главу мою…»

А. П.[50]

Сашка, пьяница, поэт,

ни поэму, ни сонет,

ни обычный ворох од

не найдешь ты в сем конверте.

Друг мой, занят я. И вот

чем. Уж думал, дело к смерти,

да-с, короче, твой Борис

было уж совсем раскис,

размышляя на предмет

подземелья, неба, морга.

Вдруг, поверишь ли, поэт,

появляется танцорка.

Звать Наташей. Тренер по

аэробике — и по,

доложу тебе, и но,

и лицом мила, как будто.

Хоть снимай порнокино

на площадке Голливуда.

Так что, Сашка, будь здоров.

Извини, что нет стихов, —

скверной прозою пишу,

что едва ль заборной краше.

С музой больше не грешу,

я грешу с моей Наташей.

1997