Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 34

Изменить размер шрифта:

«…Кто нас посмеет обвинить…»

…Кто нас посмеет обвинить

в печали нашей, дорогая?

Ну что ж, что выпало прожить,

войны и голода не зная?

А разве нужен только мрак,

чтоб сделать горькою улыбку?

Ведь скрипка плачет просто так,

а мы с тобой жалеем скрипку.

1996

Две минуты до Нового года

…Мальчик ждет возле елочки чуда —

две минуты до полночи целых.

Уберите ж конфеты и блюдо

желтых сладких и розовых спелых.

Не солдатиков в яркой раскраске,

не машинку, не ключик к машинке —

мальчик ждет возле елочки сказки.

Погляжу за окошко невольно —

мне б во мрак ускользнуть и остаться.

Мне сегодня за мальчика больно,

я готов вместе с ним разрыдаться.

Но не стану, воспитанный строго,

я ведь тоже виновен немножко —

вместо чуда, в отсутствии Бога,

рад вложить безделушку в ладошку.

1996

С любовью

…Над северной Летой

стоят рыбаки…

прощай, мое лето,

друзья и враги.

На черном причале —

как те господа —

я, полон печали,

гляжу в никуда.

Прощайте, обиды

и счастье всерьез.

До царства Аида.

До высохших слез.

До желтого моря.

До синего дна.

До краха. До горя.

По небу луна,

как теннисный шарик,

летит в облака.

Унылый кораблик

отчалил… Пока.

1996

Новая Голландия

По чернильной глади я

проведу ладошкой.

Новая Голландия,

как тебя немножко.

Ну к гребёной матери

прозябать в отчизне —

я на белом катере

уплыву по жизни.

Ветер как от веера —

чем дыханье, тише.

«Уличка» Вермеера —

облака и крыши —

в золоченой раме.

Краха что-то вроде, не

умереть на Родине,

в милом Амстердаме.

1996

«Носик гоголевский твой…»

Носик гоголевский твой,

Жанна, ручки, Жанна, ножки…

В нашем скверике листвой

все засыпаны дорожки —

я брожу по ним один,

ведь тебя со мною нету.

Так дотянем до седин,

Жанна, Жанночка, Жанетта —

говорю почти как Пруст,

только не пишу романы,

потому что мир мой пуст

без тебя, мой ангел Жанна.

Тяжела моя печаль,

ты ж прелестна и желанна…

Жанна, Жанна, как мне жаль,

как мне больно, Жанна, Жанна.

1996

«Под огромною звездою…»

Под огромною звездою

сердце — под Рождество

с каждой тварью земною

ощущает родство.

С этим официантом,

что спешить показать

перстенек с бриллиантом,

не спеша подливать.

С этой дамой у стойки,

от которой готов

унаследовать стойкий

горький привкус духов.

И блуждая по скверам

с пузырем коньяка,

с этим милицанером

из чужого стиха.

1996

«С десяток проглядев, наверное…»

С десяток проглядев, наверное,

снов вновь и вновь перенеся

такое мрачное и скверное, —

но, лучше, видимо, нельзя.

Одна улыбочка беспечная,

с ней и дотянем до седин.

Ты жив, мой мальчик? Ну конечно, я

живу, как Бог, совсем один.

Живу, разламывая целое.

Глаза открою поутру

зимой — зима такая белая,

в такую зиму я умру.

1996

«Вот и мучаюсь в догадках…»

«Перед вами торт «Букет»

Словно солнца закат — розовый

…Прекрасен как сок берёзовый»

Надпись на торте

Вот и мучаюсь в догадках,

отломив себе кусок, —

кто Вы, кто Вы, автор сладких,

безупречных нежных строк?

Впрочем, что я, что такого —

в мире холод и война.

Ах, далёк я от Крылова,

и мораль мне не нужна.

Я бездарно, торопливо

объясняю в двух словах —

мы погибнем не от взрыва

и осколков в животах.

В этот век дремучий, страшный

открывать ли Вам секрет? —

мы умрём от строчки Вашей:

«Перед вами торт “Букет”…»

1996

«Магом, наверное, не-человеком…»

Магом, наверное, не-человеком,

черным, весь в поисках страшной

поживы,

помню, сто раз обошел перед снегом

улицы эти пустые, чужие.

И, одурев от бесхозной любови,

скуки безумной, что связана с нею,

с нежностью дикой из капельки крови

взял да и вырастил девочку-фею.

…Как по утрам ты вставала с постельки,

в капельки света ресницы макая,

видела только минутные стрелки…

Сколько я жизни и смерти узнаю,

что мне ступили на сердце —

от ножек —

и каблучками стучат торопливо.

Самый поганый на свете художник

пусть нас напишет — все будет красиво.

1996