Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 54

Но верность хранили зароку Солдаты, шатаясь от ран. И вел их, подобно пророку, В кровавых бинтах капитан.

Он не обещал им почета, А только — на волю права. Прорвав окружение, рота Была ни жива, ни мертва.

И славной свободы при этом Известна ей стала цена… Бывать в окруженье поэтам Случалось во все времена.

Чуть теплились звезды надежды, Мерцая над словом живым. — Сдавайтесь!— кричали невежды, К мундирам прильнув голубым.

Страшась, что имеют поэты Над словом пророческим власть, — Сдавайтесь!— кричали клевреты, Меняя крапленую масть.

И кто-то сдавался на милость Поправшему совесть врагу, Но кровь непокорно дымилась На грозном январском снегу.

И гроб на санях до рассвета Сокрылся, а рядом конвой. Но юноша в чине корнета Бесстрашно рискнул головой.

Отважно поэты сражались, И честь им была дорога. К потомкам они прорывались, Прорвав окруженье врага.

Всех лучше им стала при этом Свободы известна цена. Бывать в окруженье поэтам Случалось во все времена.

***

Неслась звезда сквозь сумрачные своды, И я подумал, грешный человек. Что, промотавший собственные годы, Живу, чужой присваивая век.

Не раз об этом думал я и ране, Как будто каясь на хребтах годин. Не оттого ль, что надо мной в тумане Трубил прощально журавлиный клин?

Бродил ли я ущелием забытым, Ручей ли видел, что в жару зачах, Охотника встречал ли я с убитым Оленем неостывшим на плечах.

Смотрел ли на огонь закатнокрылый, Дрова испепелявший не впервой, Стоял ли перед братскою могилой, Как будто бы с повинной головой.

Мне снова вспоминалися поэты. Что не достигли лермонтовских лет, Но песни, что когда-то ими спеты. Еще поныне изумляли свет.

А может, взял я крылья их тугие И слово, что роднится с высотой, Как взяли в жены их невест другие, Окольцевав под свадебной фатой?

И мнилось мне, достойному свободы, Покорства слов и непокорства рек, Что, словно дни свои растратив годы, Живу, чужой присваивая век.

Не потому ль других надежд на свете Милей одна мне — умереть в чести. Пред памятью погибших я в ответе, Душеприказчик сгинувших в пути.

Идущий за мною вслед

Стремлюсь, сединой повитый, Узнать, что ты за поэт, Молодостью знаменитый, Идущий за мною вслед.

Стрелок ли ты из хваленых, А вдруг настоящих нет В твоих газырях патронов, Идущий за мною вслед?

Что людям поведать хочешь, Решив удивить весь свет? Грядущему что пророчишь, Идущий за мною вслед?

Я сам себя предвосхитил, Чтоб ты, не страшася бед, У неба огонь похитил, Идущий за мною вслед!

Как в схватке, держаться между Двух сабель тебе не след. Мою оправдай надежду, Идущий за мною вслед!

Являя свою повадку, В подножье семи планет Бросай мне скорей перчатку, Идущий за мною вслед!

И верь, променять готов я Известность, как амулет, На юность твою годов я, Идущий за мною вслед.

***

День и ночь рождены для добра — Дети времени — брат и сестра.

И от века они по планете Только порознь ходят всегда, А Земли первозданные дети — Это люди, огонь и вода.

Над рекою костер языкато Рвется в небо. И рад до утра Видеть я красноликого брата, Слыша, как напевает сестра.

Открыл я книгу вековую

Любви чреваты рубежи Всем, от измены до коварства,— Здесь гибли многие мужи, Как на границе государства.

Печальной повести листы. Открыл я книгу вековую: Скажи мне, женщина, где ты Была в минуту роковую?

Зачем в неведенье спала, Задув огонь оплывшей свечки, Когда два черные ствола Нацелились у черной речки?

Ты перед вечностью в долгу За то, что с белыми крылами Тогда не встала на снегу Пред воронеными стволами.

Не ты ли в час, когда сожгла Письмо, чей пепел сжала в горстке, Спасти поручика могла От глупой ссоры в Пятигорске.

И не взяла б под Машуком Поэта ранняя могила, Когда бы с вечера тайком Его в объятья ты сманила.

Когда бы светом звездных глаз Ты подсветила путь возврата, В лесной трясине б не увяз Горячий конь Хаджи-Мурата.

Невеста из аула Чох, Тебя сумел я оправдать бы, Когда б издать не просто вздох Решилась бы во время свадьбы.

Зачем твой крик не прозвучал И не узнали люди тут же, Что яд подсыпан был в бокал Эльдарилава из Ругуджа.

Верней, чем верный талисман, Среди житейской круговерти Спасай нас, женщина, от ран И заблуждения и смерти.

Но пусть, страдая и любя, Лихой достойные кончины, Готовы будут за тебя Собой пожертвовать мужчины.

Баллада о женщине, спасшей поэта

День ушел, как будто скорый поезд, Сядь к огню, заботы отложи. Я тебе не сказочную повесть Рассказать хочу, Омар-Гаджи.

В том краю, где ты, кавказский горец, Пил вино когда-то из пиал, Знаменитый старый стихотворец На больничной койке умирал.

И, превозмогающий страданья, Вспоминал, как, на закате дня К женщине скакавший на свиданье, Он загнал арабского коня.

Но зато в шатре полночной сини Звезды увидал в ее зрачках, А теперь лежал, привстать не в силе, С четками янтарными в руках.

Почитаем собственным народом, Не корил он, не молил врачей. Приходили люди с горным медом И с водой целительных ключей.

Зная тайну лекарей Тибета, Земляки, пустившись в дальний путь, Привезли лекарство для поэта, Молодость способное вернуть.

Но не стал он пить лекарство это И прощально заявил врачу: — Умирать пора мне! Песня спета, Ничего от жизни не хочу.

И когда день канул, как в гробницу, Молода, зазывна и смела, Прикатила женщина в больницу И к врачу дежурному прошла.

И услышал он: Теперь поэту Только я одна могу помочь, Как бы ни прибегли вы к запрету, Я войду к поэту в эту ночь!

И, под стать загадочному свету, Молода, как тонкая луна, В легком одеянии к поэту, Грешная, явилася она.

И под утро с нею из больницы Он бежал, поджарый азиат. И тому имелись очевидцы Не из легковерных, говорят.

Но дивиться этому не стали Местные бывалые мужи, Мол, такие случаи бывали В старину не раз, Омар-Гаджи.

И когда увидят все воочью, Что конца мой близится черед, Может быть, меня однажды ночью Молодая женщина спасет.

***

Захочет любовь, и в клубящейся мгле Багряный цветок расцветет на скале, И снег зажурчит на вершине.

Но в каменном сердце во все времена Не в силах посеять она семена, В нем терн прорастает поныне.

Смиряла любовь даже царственный гнев, И кротким, как агнец, вдруг делался лев, Лань рядом паслась, не робея.

Я видел воочию, как, зла не тая, Под флейту факира танцует змея На площади людной Бомбея.

И тихо любовь мне шепнула: — Умей Ты действовать, как заклинатели змей.— И грустный напомнила случай:

Одна балерина в недавнем году, Что с флейтой волшебной была не в ладу, Змеей обернулась гремучей.

Словами любви, это помнит весь свет, Великий целитель и славный поэт, Недуги лечил Авиценна.

Завидная участь, счастливый удел, Такие б стихи написать я хотел, Где слово — лекарству замена!

***

Чтобы рвануться в схватку, у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: родной страны защита, Граница чья пред недругом закрыта.

Вторая — долг, что предками завещан, Мужчинам всем повелевает он: Собой рискуя, защищайте женщин, Как на дуэлях пушкинских времен.

Чтоб песню спеть, от века у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: любовь к земле родимой, Которая вошла нам в плоть и в кровь И сделалась звездой неугасимой. Вторая — это к женщине любовь!

Коня увидишь — поклонись

Наездник спешенный, я ныне, По воле скорости самой, Лечу к тебе в автомашине: — Встречай скорее, ангел мой!

Там, где дорога неполога, Давно ли, молод и горяч, В седло я прыгнуть мог с порога, Чтоб на свиданье мчаться вскачь?

Был впрямь подобен удальцу я, Когда под вешнею хурмой Коня осаживал, гарцуя: — Встречай скорее, ангел мой!

Случись, потянет ветром с луга И ржанье горского коня Вдруг моего коснется слуха, Вновь дрогнет сердце у меня.

Хоть в небесах извечный клекот Над головой еще парит, В горах все реже слышен цокот Железом венчанных копыт.