Журнал «Если», 2004 № 02 - Рид Роберт - Страница 30

Капитан сел на место.

— Вы не так глупы, как пытаетесь сейчас казаться.

— Подумайте сами, Капитан, — вмешался Лео Сесслер. — Наше прибытие на Салари-II нарушило устои жизни этих людей, и мы должны отдавать себе отчет…

— У нас есть надежные средства, — сказал Теофилус. — По меньшей мере, два… И как один, так и другой способны обеспечить быстрое и жесткое решение проблемы.

— Ну хорошо, — сдался Капитан, — вы победили. Чего вы от нас хотите?

— Ничего экстраординарного, Капитан. Просто вы должны держать вашего клеветника на корабле — это все. Давайте закончим нашу трапезу. А потом, если хотите, прогуляемся. Вы видели наши пять лун? Одна из них успевает за ночь сделать три оборота вокруг планеты. А после прогулки отправимся спать…

Машина Теофилуса довезла их до реки, дальше пришлось идти пешком.

— По ту сторону реки нет дорог, — пояснил Теофилус.

Они перешли через реку по висячему мостику. На другом берегу простирался луг, покрытый зеленой сочной травой. Тут им встретились цветы, птицы и три фиолетовых пятна. Люди вставали на пятна и безуспешно просили золота, пива, спортивные автомобили. Лишь Капитан и Лео Сесслер не предпринимали попыток испытать судьбу. Однако Савану удалось выпросить у фиолетового пятна платиновый браслет с бриллиантами для своей жены. Среди землян поднялся крик, когда инженер воздел руку со сверкающим браслетом.

— Видите, это совсем нетрудно, — сказал сеньор Вантедур. — Вы, инженер, соблюли условия.

— Но я же ничего не говорил вслух!..

— Конечно, не говорили.

— А каковы эти условия?

— Это наш секрет, инженер. К чему вам его знать? Чтобы сохранить свое приобретение, вам придется остаться жить на Салари-II.

Саван с грустью посмотрел на браслет.

Люди прыгали, разводили руки в стороны, излагали свои просьбы громким голосом и едва слышным бормотанием, пели, молились сидя и лежа на фиолетовом пятне. Теофилус сказал им, что это бесполезно, а Капитан велел продолжать путь.

Эти двое с трудом оторвали своих спутников от фиолетовых пятен: браслет привел всех в невероятное возбуждение. Он переходил из рук в руки. Каждый старался его пощупать, понюхать и попробовать на зуб. Один из членов экипажа потер вещицу о свое лицо. Другой приложил к ней ухо.

— Вон там, — сказал наконец Теофилус.

Путники приближались к пещере в склоне холма. Три старые грузные женщины вышли им навстречу.

— Это Матроны, — пояснил Теофилус.

— Кто-кто?

— Нет-нет, они тоже не женщины. Мориц назвал их Матронами, потому что они являются для него воплощением образа матери.

— А сам Мориц? Где он?

— Мориц живет внутри своей матери, Капитан.

— Добро пожаловать, — хором сказали «женщины».

— Спасибо, — ответил сеньор Вантедур. — Мы хотели бы видеть Кариту Дульче.

— Не-е-ет, — протянули Матроны. — Он спит.

— Можно посмотреть, как он спит?

— Вы уже были здесь раньше. Зачем вам беспокоить его?

— Мы не хотим его беспокоить, уверяю вас. Мы будем вести себя тихо и только посмотрим на него.

Матроны колебались.

— Идемте, — сказала одна из них. — Но только на цыпочках.

Песок на полу пещеры скрипел под подошвами идущих, и Матроны остерегали:

— Тише, тише!

У входа в пещеру стояли еще две Матроны. И еще две находились в самой пещере. В слабом свете было видно, что они качают огромное «яйцо», концы которого покоятся на аппарате, позволяющем «яйцу» двигаться из стороны в сторону и вращаться.

— Так вот в чем дело, — воскликнул Капитан.

— Тсс! — хором оборвали его Матроны.

— Это — Великая Матка, Мать, — прошептал Теофилус.

— Тсс!

Лео Сесслер прикоснулся к «яйцу». Оно было серым и волокнистым. На нем имелась горизонтальная щель — видимо, его створки могли открываться.

Матроны улыбались и показывали гостям на человека внутри «яйца». Он лежал, свернувшись калачиком, прижав подбородок к коленям, обхватив ноги руками и улыбаясь во сне. Внутренность «яйца» была влажной, теплой и мягкой.

— Мориц! — вполголоса позвал Капитан.

Матроны в ужасе вскинули руки. Карита Дульче пошевелился, не просыпаясь, и захныкал. Одна из Матрон указала на выход: это был приказ.

Вечером их принимал у себя Теофилус. Вместо водопада здесь звучал клавесин.

— Несколько месяцев назад было еще хуже, — поведал сеньор Вантедур. — Тогда Теофилус увлекался древней китайской музыкой.

Стол был из хрусталя, с ножками из черного дерева и прожилками из золота. На золоченых мозаиках пола ни один узор не повторялся дважды. Дама и Единорог взирали с ковров на гостей.

Члены экипажа чувствовали себя не в своей тарелке. Они то и дело смущенно хихикали, толкали друг друга локтями и острили. Перед каждым на столе кроме тарелки было по четыре вилки, по четыре ножа и по три бокала. Слуги в белой одежде подавали блюда, а за спиной Теофилуса стоял мажордом.

Лео Сесслер вспоминал человека-зародыша, сжавшегося в комочек в слизистой и теплой матке-колыбели, и спрашивал себя, не отобьет ли у него аппетит это воспоминание. Однако когда на передвижном столике в зал доставили скульптуры животных изо льда, и одна из них стала освещаться изнутри голубым пламенем, он обнаружил, что съел уже все предложенные блюда и не прочь отведать засахаренные фрукты и мороженое.

Капитан вполголоса беседовал с Теофилусом.

Маэстро Астроном объявил, что прочтет гостям вступление к своему меморандуму о созвездии Молока Афродиты.

Входя в дом, они видели издали Пеонию. Теофилус поприветствовал ее, но не пригласил присоединиться к ним. Лео Сесслер хотел бы посмотреть на это существо вблизи и поговорить с ним.

На середине стола стояли розы желто-красного цвета в крапинку.

— Но ведь за ними нужен присмотр! По крайней мере — за Морицем! — говорил Капитан.

— Зачем? — спросил Теофилус.

— Он нездоров… то есть ненормален!

— А вы нормальны, Капитан?

— Я не выхожу за рамки общепринятого поведения.

— Давайте рассмотрим эту проблему под следующим углом зрения, — предложил сеньор Вантедур. — Вы говорите — психиатрическое лечение? Да, действительно, мы могли бы… э-э… найти психиатра для Морица. Но это заставило бы его страдать на протяжении многих лет, а ради чего? С помощью фиолетового пятна, как и все мы, выздоровев и вылечившись, он начал бы вновь взывать к матери, и этот образ опять стал бы меняться, гипертрофируясь до такой степени, что, рано или поздно, снова превратился бы в колыбель-матку. Это то, чего он жаждет. Так же, как Левалю угодно впадать то в героизм, то в унижение, Кестеррену — беспробудно пьянствовать, Теофилусу — выращивать розы, слушать китайскую музыку, есть мороженое, которое хранится в статуях изо льда, читать немецких философов и увешивать стены коврами, ну а мне — жить в замке двенадцатого века. Когда есть возможность получить все, то каждый в конце концов уступает своим личным пристрастиям. Не знаю, осознали ли вы это, Капитан, но здесь реализован один из способов обрести счастье.

— «Счастье»! Сидеть взаперти и лизать стены своей тюрьмы — это, по-вашему, счастье? Упиваться всеобщим одобрением, а потом гнить в подвале, где тебя пытают и раскаленным железом прижигают промежность — это счастье? Жить в вечном пьяном бреду — это счастье?!

— Да, Капитан, это тоже может быть счастьем. Какая разница, находишься ты в искусственной матке или сидишь на берегу реки с удочкой? За исключением того, что пойманную рыбу можно зажарить и съесть и что дышать свежим воздухом полезно для здоровья. Я имею в виду, что речь идет об одном и том же способе самоудовлетворения, об одном и том же источнике удовольствия. И это такое же законное средство, как и любое другое. Все зависит от индивида, который стремится к счастью. Банковские клерки и могильщики, если вы позволите мне процитировать Леванууса, возможно, предпочли бы рыбную ловлю спячке в искусственной матке. Но это на Земле, а как бы они повели себя на Салари-II?