Встреча с неведомым(изд.1969) - Мухина-Петринская Валентина Михайловна - Страница 17

Женя говорил, что нашей полярной станции выпало одно из лучших мест для наблюдений неисследованного, сулящее много интересного.

Сама природа решила отметить начало МГГ подобающим образом. Обсерватория в Красной Пахре зафиксировала мощную вспышку на солнце. Сообщение об этом полетело в Вашингтон. В обсерватории Сакраменто Пик в США наблюдали еще одну вспышку на солнце, немного меньшую, — объявили «алерт».

Когда в атмосферу земного шара вторгся мощный поток невидимых заряженных частиц, изверженных солнцем, и по всей Европе началось «непрохождение радиоволн», на обоих полюсах заполыхали полярные сияния, грозно усилилась ионизация и тому подобное, — ученые всего мира были уже наготове.

Исследователи космических лучей в Якутии запустили в стратосферу шары-пилоты, астрономы Крымской астрофизической обсерватории запечатлели на пленку страшные багровые и желтые протуберанцы, над Калифорнией взлетели ракеты с магнитными приборами, в Перуанских Кордильерах специалисты изучали радиоволны солнца, французы над антарктической станцией Дюмон-Дюр-вилль засняли кинокамерой сполохи сияний, и все пятьсот советских станций и обсерваторий и четыре тысячи станций и обсерваторий, разбросанных по всем материкам, одновременно изучали, фотографировали, регистрировали. У меня дух захватывало, когда я думал об этом!..

У нас на плато работа, что называется, кипела — я просто не знал, кому помогать.

Папа и Валя запустили на тридцать километров вверх радиозонд. Я невольно вспомнил, как с мальчишками запускал на даче в Подмосковье огромного трещавшего змея. Но теперь было интереснее и, конечно, сложнее. У нас было специальное оборудование для запуска, приема сигналов и обработки радиозондов, для добычи водорода.

Первый радиозонд ушел ввысь в назначенное время. Валя ужасно волновалась, достигнет ли радиозонд положенной высоты. Она даже всплакнула от волнения, но радиозонд достиг. У меня до сих пор стоит в ушах характерный, чирикающий звук приборов на радиозонде. Валя от радости прыгала, как девчонка, и поцеловала меня в обе щеки.

А Женю интересовали земные токи. Кстати, наблюдения за земными токами очень просты: достаточно заземлить два железных стержня на расстоянии нескольких сот метров и соединить их электроизмерительным прибором. Стрелка прибора сейчас же начнет беспорядочно двигаться, указывая на изменение токов Земли. У нас, конечно, эту запись производили автоматические приборы в павильоне. Поразительно, что эти токи отражали, как зеркало, явления, происходящие в сотнях километров от земной поверхности. Земные токи записывались круглосуточно. Это называлось с л у ж б а на секундах.

Между прочим, эта служба на секундах позволила обнаружить три высотных ядерных взрыва, которые США провели в Южной Атлантике на высоте 500 километров. И взрывы-то были сравнительно небольшой мощности, но они вызвали быстрые колебания в земных токах, которые и записали приборы.

Одни любовно изучали планетарные процессы, потому что любили землю и человечество. А другие в это же самое время проводили испытания чудовищных водородных бомб. Из того самого водорода, которым мы наполняли шары-пилоты.

Глава девятая

ССОРА

Впервые я так вплотную столкнулся с миром взрослых. Я был один среди них мальчишка. Эскимосиков можно не считать, они были еще совсем маленькие. Им нужны игрушки. А меня уже интересовали люди. До сих пор я знал их только по книгам и привык делить людей на плохих и хороших. В романах это было легко, в жизни оказалось куда сложнее. Кто у нас на полярной станции плохой и кто хороший?

Разумеется, мама, папа, Валя, Женя, ну, Ангелина Ефимовна — хорошие без сомнения. По-моему, и Фома Сергеевич очень добрый человек. Другое дело Абакумов, который где-то бродил вокруг. Он был явный злодей. А каким считать Гарри, который проворовался? Конечно, он плохой, но он мне нравился своим простодушием и юмором. Он умел смеяться и над собой и над обстоятельствами. Гарри казался мне самым интересным человеком на плато. Я постоянно крутился возле него, и мы подружились.

Он готовил обед и произносил длиннейшие речи — часа два кряду! Сидя на ящике, я чистил картошку и со вниманием слушал. Гарри делился со мной самыми сокровенными мыслями — уж такой он был парень.

— Да, Коля, «накормил» меня мой капитан досыта, привет ему морской и сухопутный. Устроил в такое местечко, где и тюрьма покажется клубом. Живем, как на планете Сатурн, только кольца не хватает. Зимой и кольца будут всех цветов радуги. С корабля я их всегда видел. До чего же мне, братец, неохота тут жить! Кроме как с тобой, слова сказать не с кем. У научников вахта по восемнадцать часов! Немножко вздремнут, чуть поедят — и порядок. Не споют, не спляшут, не погуляют, как все люди. Охота так растрачивать жизнь свою! Здесь только один человек так же скучает и томится, как я… Знаешь кто? Твоя мама, Лилия Васильевна. Помяни мое слово, укатит она в Москву. А я здесь сгину. Так мне и надо! Говорили умные люди: не умеешь — не берись. Я не умею, а берусь. Уж такой уродился. Никто меня не портил, сам такой. Мне, братец, было еще четыре года, а я уже воровал у мамы мелочь на мороженое. С шести лет стал переть у нее на кино, потом на всякие сласти. Никто из моих братьев, сестер не воровал, и в роду у нас воров не было. А я вот не могу. Как где плохо лежит, душа моя не терпит. Уж как меня батька порол, до крови, — не помогало. А здесь бери сам что хочешь. Вот место, будь оно проклято! Стоит похвалить чью вещь — научники сами дарят. А ешь, сколько утроба примет. Да я не жадный…

Как вспомню наш кубрик, как мы отплясывали после вахты — эх!.. А здесь балалайка моя так и стоит на миноре… А ночами сны вижу: надраенные палубы, каких-то попугаев на рее, будто дразнят меня: «Дур-рак, дур-рак!» Ох, охмурил меня капитан! Подарил на память книгу «Моби Дик, или Белый кит». Читаю ее, а потом не сплю. Такая жуть на меня нападает, хоть буди механика! Скорблю и тоскую по морю, по «Мурманцу», по своему камбузу, по ребятам… Какие я им пельмени делал по-сибирски!

И черт меня дернул воровать этот проклятый шоколад! На что он мне дался? Эх, Коля, мало меня батька порол, надо было больше! В жизни не буду теперь воровать! И фамилия у меня морская, а я ее опозорил. Хочешь, я тебя угощу? — И он мигом саморучно сбивал мне гоголь-моголь.

На раскаленной плите весело кипели и бурлили всякие кушанья, а сам повар был погружен в мрачную меланхолию. На него еще почему-то угнетающе действовала книга «Моби Дик, или Белый кит». Ему казалось, что в прощальном подарке капитана был тайный смысл, но сколько он ни читал, никак не мог постигнуть его.

Мне нравилось на плато. Напрасно я так боялся Арктики. Правда, впереди еще предстояла долгая полярная ночь, но чем будет темнее, тем ярче полярные сияния.

И самое главное — я видел настоящий вулкан, хотя он и не действовал. Может, еще будут извержения? Из кратера, когда спустишься поглубже, пахнет тухлым яйцом— из недр земли пробиваются газы.

Недели две мы ежедневно вылетали к вулкану на вертолете: Ермак, Ангелина Ефимовна, папа и я. Больше всех радовались профессор Кучеринер и я. Ангелина Ефимовна сверкала белками глаз и говорила: «Какая великолепная сохранность вулканических продуктов!» Она была убеждена, что в этой местности должны быть термальные источники (теплые ключи) вулканического происхождения. И всех просила искать эти горячие источники. Ермак несколько раз один летал над горами, смотрел, не поднимается ли где пар.

Ермак сразу проникся интересами экспедиции. Он готов был каждому помогать, особенно Вале Герасимовой.

Мама вела геологическую съемку местности, ей помогал Бехлер: таскал за ней рюкзак с камнями и молотки.

Я рассказал папе, как тоскует кок, и он, чтобы немного развлечь Гарри, велел Бехлеру и эскимоске иногда заменять его на камбузе. А Гарри пусть походит на геологическую съемку.