Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович - Страница 39

— Согласен, — кивнул головой Игорь Баркалов. — А это? — Он показал Шлыкову контейнер с ампулами.

— А это, — лицо бывшего директора дворца железнодорожной культуры неожиданно стало похожим на лицо умного и циничного уголовника, — уголовно-политический беспредел переходного периода, существенно понизившего порог допустимого в обществе. Там пять ампул «искренности», они по низу с зеленым ободком, и пять «беспамятных» ампул с красным ободком. Что здесь хорошо, а что плохо, вопрос философский, и цена этому вопросу двадцать тысяч долларов.

— Знаешь что, — разозлился Игорь Баркалов, — ты уголовный розыск за дураков не держи. Я хотя и не гений, но в рыло свободно могу заехать.

— Игорь, господин инспектор, — вошел в разгромленный группой захвата кабинет Николай Стромов. — Это что угодно, но только не психушка, содержащаяся на средства, выделяемые из городского бюджета. В корпусе две сауны, оборудованные по высшему разряду, с бильярдом и прочим, кафе-бар закрытого типа, офис с номерами, бордель, одним словом, и что самое интересное, им заправляют братья Рогоняны, их сейчас бьют, в смысле допрашивают оперативники из Ростова.

— Стоп, — оборвал его Игорь, — беги туда и прекрати допрос. Скажи нашим из группы захвата, пусть отобьют Рогонянов у ростовских и отвезут к нам в отделение, мы сами их допросим.

— Понятно! — неожиданно вскрикнул Шлыков. — Рогоняны! Они на вас работают. Вот где собака зарыта — в сутенерстве!

— Молчи, — посоветовал ему Игорь, с интересом разглядывая ампулы. — Лучше расскажи, где ты взял эту «искренность и беспамятство», а то я тоже тебя по-ростовски допрошу, не будешь успевать от вопросов уворачиваться.

— Это не мое, — примитивно пошел в отказ Шлыков. — Это Рогоняны мне принесли и попросили в сейфе несколько дней подержать. «Глок», кстати, тоже они принесли. Инспектор Баркалов, вы почему на меня так смотрите?

— Продолжай, — смутился Игорь, поспешно кладя ампулу с зеленым ободком в пенал, — я слушаю. Так говоришь, что это ты, Левкоев и Хрущ убили московского корреспондента?

— Да я… — дернулся Шлыков, — я… на тебя в суд… — Он обеими руками дорвал у себя на груди халат, отчего тот опал к его ногам, и завершил фразу показом Игорю кулака: — И к расстрелу, на фиг…

— Все, — вернулся в кабинет Стромов. — Еле отбили Рогонянов от допроса. Что у тебя? — Он удивленно посмотрел на Шлыкова, стоящего посередине кабинета и разорванного халата в белых плавках, черных носках и кроссовках. — Производственная гимнастика?

— Слушай, Стромов. — Игорь медленно закрыл пенал, отложил его в сторону, положил «Глок» на стол позади себя, подтянул рукава свитера и с возгласом: «За мной, Стромов!» бросился на закричавшего от страха главного врача Дарагановки.

Степа Басенок с чувством выполненного долга зевнул и, с трудом открыв глаза, стал с нескрываемым любопытством смотреть на белый, без единого пятнышка, потолок. Повернув голову набок, он увидел крепко спящего за столом человека и мимолетно подумал: «Устал человек, спит». Затем его посетила другая глубокая мысль: «Где я?» По большому счету ему было наплевать на это. В голове у Степы было гулко, легко и умеренно радостно. Он подтянул ноги, опустил их на пол и сел, обнаружив себя на медицинской кушетке в каком-то полумедицинском помещении. В комнате, кроме стола, за которым крепко спал человек, и кушетки, на которой сидел Степа, больше ничего не было.

«Пойду, — решил Степа, поднимаясь на ноги и направляясь к двери, — пройдусь».

В это время на территорию психиатрической больницы въехала черная «Газ-3110», за баранкой которой находился сам полковник Самсонов, решивший лично проверить, как прошел захват преступной медицинской группы, и какую выдающуюся роль сыграли в этом его оперативники, осуществившие выход на группу внедрением в нее своего сотрудника. Больничный парк уже озарился легким и теплым смущением нежно-утреннего солнца. Юные липы вдоль аллеи, по которой ехал полковник, были похожи на стройных женщин, обеими руками поправляющих прическу. Полковник пребывал в хорошем настроении, и, если бы не уверенность, что хорошее настроение, как и жизнь, мимолетно, он чувствовал бы себя еще лучше. Да, собственно говоря, он именно так себя и чувствовал, когда в конце аллеи повернул и остановил свой автомобиль в пяти метрах от основного входа в основной корпус психиатрической больницы.

— Что ты делаешь? — спросил Николай Стромов у Игоря, видя, как тот набирает разовым шприцем бесцветную жидкость из ампулы с зеленым ободком.

— Я когда-то санинструктором в армии служил, — объяснил ему Игорь Баркалов, склоняясь к скованному наручниками по рукам и связанному ошметками халата Шлыкову. — Хочу вспомнить, как это делается.

— Вас всех посадят! — Шлыков вздрогнул, когда Игорь потер ему ваткой, пропитанной водкой, сгиб руки. — Это преступление!

— Игорь, — осторожно вмешался в процесс «воспоминания» Николай Стромов, — на фиг он тебе нужен, давай лучше ему морду набьем и в КПЗ отвезем.

Но Игорь уже ловко попал в вену Шлыкова иглой и стал вводить туда лекарство особого назначения.

— Вот и все. — Он протер ваткой место укола. — Сейчас проверим тебя, Шлыков, и на вшивость, и на искренность. Давай-ка, Стромов, развяжем человека и приоденем…

Самсонов захлопнул дверцу «Волги», огляделся и направился к выбитым группой захвата дверям парадного входа в стационар. В вестибюле он столкнулся с начальником следственного отдела ростовского УВД Марчуком, который с праздным видом стоял возле стойки регистратуры и прислушивался к звукам, доносившимся со второго этажа. Марчук и Самсонов понимающе переглянулись и приветственно кивнули друг другу.

Степа Басенок, увидев во дворе дощатую кабинку летнего душа, вошел в нее и, раздевшись, долго стоял под прохладно-теплыми струями летней воды, смывая с себя театральный грим и мрачную усталость от медикаментозного сна. В голове его по-прежнему было легко и неоправданно оптимистично. «Где же я, все-таки, нахожусь? — весело думал он, одеваясь. — В доме отдыха, что ли? — Он с улыбкой покачал головой, достал из кармана расческу и причесал мокрые волосы. — Это ж сколько я вчера выпил?»

Самсонов и Марчук насмешливо, с легким налетом профессиональной суровости, смотрели, как таганрогская группа захвата и ростовские оперативники выводили из корпуса, по одному и по двое, задержанных, чтобы рассадить их в только что подъехавшие милицейские автобус с зарешеченными окнами и три патрульных «канарейки». Задержанных было много. Вначале вывели санитаров психиатрической больницы, и Самсонов понял, что город лишился почти всей своей команды по водному поло, это огорчило его. Затем оперативники вывели трех дам, которые при задержании представились как «медсестрички при сауне», они были в белоснежных мини-халатах, подчеркивающих все, что только можно подчеркнуть в дамах свежего и неизношенного возраста. Самсонов с удивлением узнал в одной из них служащую из машбюро городской администрации, в другой — местную активистку общества защиты животных, а в третьей — жену чемпиона города по быстрому гольфу Куксенко. Самсонов и Марчук понимающе переглянулись, и Самсонов, подозвав командира группы захвата, приказал:

— Белохалатниц рогоняновских в отделение не надо доставлять, высади их возле кладбища на конечной остановке автобуса, пусть помнят о смерти.

Затем оперативники стали выводить пациентов присаунных медсестричек. Это «группа из четырех человек, — как позднее прочтет в рапорте командира группы захвата полковник Самсонов, — у которых при обыске были обнаружены документы, заслуживающие уважения и внимания, но воспринятые бойцами, производившими захват, как фальсифицированные».

— Самсонов, — услышал полковник шепот Марчука, — делай вид, что за нашими спинами Москва, президент и все олигархи России, может быть, и сумеем проскочить на понтах.