Пути. Дороги. Встречи - Сидоров Георгий Алексеевич - Страница 158

— Наконец-то я снова вас вижу! — говорил я дрожащим голосом, протягивая к ним руки.

В этот момент высокая лирическая мелодия сменилась неистовым барабанным боем. И я увидел надвигающийся из моря флот. Синее небо, спокойное море и этот огромный военный флот! Неистовый рёв труб, уханье каких-то неизвестных мне барабанов. Корабли, бесконечное множество кораблей! Из их бортов торчат громоздкие тройные, похожие на зубы, тараны. Борта увешаны дикой расцветки расписными щитами.

«Весла и цветные паруса! Сила, огромная сила! Как её остановить?»

А потом в сознании понеслись видения битв, грозных, страшных и неистовых. Горящие корабли, пылающие города. Чудовищной силы взрывы, колебания земли и наступающие на сушу гигантские волны. Я увидел себя в подземелье. Рядом какая-то печь, в ней мерцает огонь. Тело пронизывает холод.

«Всё кончено», — говорит сознание.

Сначала пришёл огонь, потом обрушились воды океанов, а сейчас всё, что ещё уцелело, умирает от тьмы и холода. Скоро придёт смерть и сюда… Кто-то со мной рядом. Дорогие мне люди, душа разрывается от сознания неизбежного.

Звуки музыки почти стихли, и видения стали пропадать, но новый перебор струн, на гудке создавая теперь уже жизнеутверждающую мелодию, снова вернул меня к видениям. Теперь передо мной лежала бескрайняя поросшая редким кустарником ковыльная степь. Я вглядываюсь в неё с седла своего коня. И вижу, как по ковыльным просторам, похожим на морские волны, ползут в неведомое кибитки моего народа.

«Уходим от снежных зим и морозов. Но что нас ждёт в чужом, неведомом мире? Где конец этому ковыльному простору?»

Напрягая зрение, я вглядываюсь в линию горизонта. Там видны далёкие горы. Они цепью выступают из степного марева и кажутся неясным загадочным миражом.

«Через несколько дней кочевье упрётся в их каменные зубья. Что тогда?»

Мой взгляд скользнул по медленно ползущим в степи войлочным вежам.

— Быки устали, дойдём до воды и надо делать на несколько дней привал. Да и стада утомлены долгими переходами. И коровам, и овцам требуется продолжительный отдых, — обернулся я к табунщикам, следящим за домашними животными.

Вдруг до моего слуха долетели крики. Было видно, что в стаде что-то произошло.

«Неужели опять волки или, чего доброго, гигантский серый степной кот?» — подумал я, разворачивая своего коня.

Но когда я прискакал на место происшествия, всё уже было кончено. Двое всадников в недоумении рассматривали троих утыканных стрелами лохматых уродов. Все трое были коренасты, обладали мощной мускулатурой и были покрыты шерстью.

— Они, вот эти, — показал кнутом на лежащих оскалившихся мёртвых уродов пастух, — каким-то образом, очевидно, под прикрытием кустарника пробрались в стадо и успели своими дубинками уложить четырёх овец. Ладно мы их заметили.

— Такие вот под прикрытием ночи, когда стояли у реки, пытались украсть наших женщин. Но тогда их спасла вода, — сказал второй пастух.

Обоих пастухов я хорошо знал и, оглядев лохматых тварей, сказал:

— Передайте воинам и всем, кто смотрит за стадом, начинаем смертельную войну на уничтожение. Наши деды от лохматой нелюди свои земли избавили. И нам предстоит сделать то же самое. Иначе на новых местах от этих тварей нам житья не будет.

Услышав моё решение, молодые воины, круто развернув коней, помчались догонять ускакавших вперёд воинов охраны. Я ещё раз оглядел лохматых уродов и не торопясь поехал за стадом.

Через несколько секунд яркая картина степного кочевья сменилась не менее впечатляющим видением битвы. Я увидел себя, с ног до головы покрытым чешуйчатой, по всей видимости, костяной бронёй, на голове чувствовал тяжелый шлем, правая моя рука сжимала древко тонкого и длинного копья, а левая прикрывала тело плоским прочным прямоугольным щитом. Подо мной нёсся вперёд на противника полностью покрытый кожано-деревянной бронёй могучий скакун. И справа, и слева от меня скакали с острыми длинными копьями наперевес, так же как и я, покрытые непроницаемой бронёй всадники.

«Впереди враги, их много, очень много, они злобны, жадны и жестоки. Это другая раса людей. Раса непримиримых людоедов с плоскими жёлтыми лицами и короткими кривыми ногами. Вот они, на низкорослых конях со щитами и выставленными вперёд копьями».

На нашу конную лаву обрушивается град острых стрел. Но стрелы не причиняют нам вреда. Они отскакивают и застревают в наших доспехах и броне коней. И вот мы всей своей массой обрушиваем свой копейный удар на противника. Моё копьё, сбив в сторону щит, протыкает покрытое кожаными латами тело плосколицего. Он вылетает из седла, и я наношу своим копьём ещё один смертельный удар, потом ещё и ещё. Но врагов много, они обступают меня со всех сторон. Моё копьё сломано, и теперь я яростно сражаюсь с наседающими врагами удобно лежащей в руке секирой. И справа, и слева от меня идёт рукопашный конный бой. Слышен рёв труб, гортанные каркающие крики плосколицых. Но вот сзади нас появляется новая шеренга коней. Они сметают наших противников. И мы вместе с подошедшими вовремя копейщиками рвёмся вперёд. Врагов много, очень много, но они трусливы, вот они уже и бегут. Бегут по всему полю! Мы останавливаем своих вымотанных долгой битвой коней.

«Снова победа!» — отмечает сознание.

А за бегущими врагами устремляется наша не участвовавшая в битве лёгкая кавалерия.

«От наших конников на своих коротконогих клячах им не уйти. Теперь вся степь покроется их трупами. Они получили то, что хотели, — в глубине моего сознания нет ни радости, ни злорадства. — За чем пришли, то и получили».

Но вновь сменившаяся музыка вызвала другие видения: я с тяжёлой корзиной за плечами подымаюсь на высокий земляной холм. Там я высыпаю из своей корзины грунт и снова отправляюсь вниз для того, чтобы наполнить свою корзину снова. Рядом со мной точно так же, как и я, работают тысячи людей. Наконец, курган готов. Жрец в белой одежде на вершине кургана подымает руки к небу и показывает, что пора устанавливать на нём священные камни предков. Гранитные столбы уже готовы, их привезли на быках с далёких гор, и скоро они займут своё место на кургане.

Но вот доносившиеся звуки музыки стали торжественными и праздничными. И перед глазами возникла картина весёлого зимнего праздника.

Я увидел застывшую реку, на крутом её берегу деревянные стены какого-то хорошо известного мне города. Городские ворота открыты, и празднично одетый народ валом валит на лёд речки. Вот с высокого яра от стен города под радостные крики граждан покатились горящие обмотанные промасленной верёвкой огненные колёса. Потом на льду в окружении народа начался турнир белых и чёрных витязей. Всадники в белых плащах побеждали воинов, одетых в чёрное. Наконец, на площадке осталось всего два всадника. Один витязь весь в чёрном на чёрной лошади, другой воин в белом на белом скакуне. После долгого боя белый рыцарь под ликование народа одолел чёрного. И вот он ездит по кругу, подняв руки к небу, и радостно смеётся. Смеётся, глядя на него и отряхивая с себя снег, и его противник — чёрный воин. Я вижу себя сидящим на коне, в окружении празднично одетых всадников. В руках у меня искусно выполненный из чистого золота дубовый венок. Вот я, толкнув ногами своего коня, подъезжаю к белому витязю и одеваю ему на шлем этот венок. Вокруг раздаются неистовые крики радости. В воздух летят шапки и подымаются флаги с изображением жёлтых вращающихся свастик. Потом во всём белом в центре площадки появляется жрец. Он подымает руки к небу, и в этот момент его окружает взявшийся за руки хоровод. Я прыгаю со своего коня и спешу занять место в праздничном торжественном хороводе. За мной торопится всё моё окружение. Наконец, хоровод построен — несколько десятков взявшихся за руки кругов. Вот хоровод тронулся. Каждый крут в свою сторону, и в небеса понёсся гимн свету и солнцу. Гимн любви и надежде! Я иду вместе со всеми, пою гимн светилу, а сердце переполняет праздничная радость. Потом я увидел, как по льду реки мчатся наперегонки празднично украшенные тройки, как состязаются женщины и мужчины в стрельбе из лука, как бьются стенка на стенку кулачные бойцы. И вот я сам вхожу в круг бороться. Сначала побеждаю я, потом побеждают меня. И своему победителю я с искренней радостью дарю боевого коня. В душе нет и следа огорчения, в ней царит праздник. Огромный безграничный праздник единства со светилом, звёздами, матушкой-землёй и моим народом. Всё едино! И земля, и небо, и окружающая природа, и человек! Нельзя ничего делить. Люди — дети всего сущего. Сущее же — частица самого Рода-Создателя, значит, люди земли — его дети. Вот почему такая на душе радость. Видение праздника зимнего солнцеворота перенеслось в огромную горницу какого-то терема. Под волшебную незнакомую музыку люди танцевали, пели, водили хороводы, и я был участником плясок и хороводов. И вместе со всеми пел весёлые и раздольные русские песни. На несколько секунд мелькнули длинные, сплошь уставленные яствами, праздничные столы. Вокруг них на стенах горели какие-то светильники, было ощущение тепла, уюта и чего-то такого, чего на словах трудно объяснить. Потом я увидел радостные лица любимых мною женщин и толпу ребятишек, играющих в витязей.