Танцы с королями - Лейкер Розалинда - Страница 73

Когда Огюстен опять приехал в Париж, чтобы повидать сына, что он делал один-два раза в месяц тайно от Маргариты, то вместо няни, которая обычно привозила мальчика в коляске, его ждала Сюзанна. Эдмунд при виде отца тут же радостно заагукал и попросился к нему на руки. Бережно прижав к себе сына, Огюстен опустился на скамейку рядом с Сюзанной.

— Что случилось? Почему ты здесь? — спросил он ее после того, как они обменялись поцелуями.

— Я была на аудиенции у короля. Он хочет, чтобы я, воспользовавшись нашей дружбой, повлияла на тебя и уговорила принять католичество.

Огюстен вопросительно поднял бровь:

— Ну и?..

— Я знаю, что это бесполезно.

— Ты говорила ему, что мы уже не раз обсуждали этот вопрос?

— Да.

Он ободряюще пожал ее руку.

— Когда он вновь спросит тебя об этом, можешь сказать, что твоя попытка пока не дала никаких результатов. Может быть, из этого выйдет что-нибудь полезное. Ну а теперь, раз уж сам Людовик не возражает против того, что ты якшаешься с гугенотом, приглашаю тебя и Эдмунда на представление циркачей возле Нефского моста.

После того памятного дня она всегда ходила с Эдмундом на встречи с Огюстеном. В Версале их также иногда видели вместе. Время от времени они посещали вечерние концерты в зале Марса или же танцевали в огромном зале Геркулеса, где потолок — один из самых красивых в мире — был отделан розовым мрамором и позолоченной бронзой. И все же он никогда не заезжал в ее парижскую резиденцию, хотя сделать это было не так уж и трудно. Причиной тому была, разумеется, Маргарита. Много раз Сюзанна, уединившись в спальне, предавалась горьким слезам, зная, что если бы не Маргарита, Огюстен все время проводил бы с ней одной. Несмотря на то, что она родила Огюстену сына и он принял на себя весь груз ответственности за его воспитание, ей было нелегко примириться с его частым отсутствием, делить его с другой женщиной. Однако она не собиралась сдаваться и была преисполнена решимости найти способ заставить Огюстена принять как должное то, что его место рядом с ней и ни с кем больше. Как это сделать, она еще не знала, но верила, что рано или поздно такая возможность представится и она ее не упустит.

Огюстен не нуждался в предупреждении Сюзанны, поскольку не питал никаких иллюзий в отношении истинных намерений короля. Сама логика развития событий заставляла предположить, что вскоре Людовик обратит внимание и на тех протестантов, кто еще остался при дворе. Однако у Огюстена не было иного выхода, кроме как придерживаться прежней линии поведения, словно ничего не случилось, и в то же время стараться переправить в Англию или Голландию как можно больше своих единоверцев. Нужно было спешить, ибо он чувствовал, что время, отпущенное ему, уже на исходе. Что касается отношений с Маргаритой, то он любил ее сильнее, чем когда-либо, особенно теперь, когда испытывал перед ней вину, скрывая часть своей жизни. Никогда еще не была она так дорога Огюстену, так обожаема и желанна, и он никогда бы раньше не поверил, что способен обрести такое глубокое счастье, какое обрел с Маргаритой.

Прошло более трех месяцев. Маргарита была благодарна судьбе за каждый день, проведенный в мире и спокойствии, потому что уже знала от Огюстена о том поручении, которое дал Сюзанне король. Это вызвало у нее недоверие.

— Сюзанна делает какие-нибудь попытки побудить тебя к обращению?

— Нет. В любом случае у нее нет никаких шансов: мы никогда не остаемся наедине.

Маргарита стала успокаиваться. Сама она редко видела Сюзанну, и то лишь издали. Развлечения в парке теперь были совсем не те, что прежде, да и вообще Версаль потерял для Маргариты всякую привлекательность, потому что меньше всего она желала случайно встретиться с королем и посещала парк или дворец, когда была уверена, что этого не произойдет. В результате, чтобы развлечься, они с Огюстеном в основном ездили в Париж. Огромное удовольствие им доставляло посещение театра Комеди Франсез. Иногда они просто совершали многочисленные прогулки верхом по окрестным местам, да и пикники все еще не потеряли для них своей привлекательности.

Темные облака, нагнетаемые Людовиком, подплывали все ближе и ближе. Лишь Версаль и его окрестности оставались вне преследований и репрессий, словно де Луво старался не оскорблять тонкого обоняния короля запахом обожженной человеческой плоти. Однако его имя заставляло Маргариту содрогаться от ужаса, так же, как и упоминание о Стефане Ле Пеллетьере. Кто мог предположить, что в этом красивом, застенчивом юноше скрывалось столько злобы и звериной ненависти? Наверное, и его чувства к ней, несмотря на всю искренность, в которой она не сомневалась, основывались на варварском убеждении, что какой-то гугенот не имел права на любовь женщины, потому что он сам нуждался в этой любви. Маргарита надеялась, что судьба избавит ее от встречи с этим человеком в будущем.

Однажды рано утром Огюстен явился прямо в магазин. Вместо экипировки охотника, в которой он появился за завтраком, на нем был дорожный камзол и плащ, да и вооружился он серьезно — парой пистолетов, мушкетом и шпагой. Почувствовав неладное, Маргарита отвела его в свою каморку, подальше от ушей своей помощницы, и он сообщил ей дурные вести.

— Из Гавра прибыл курьер, но не смог найти меня дома, и ему пришлось битый час бродить по окрестностям. В доме отца разместились драгуны. Несмотря на то, что вооруженные слуги оказали им ожесточенное сопротивление, эти подонки взяли верх, превосходя их числом. Теперь отца подвергают жестоким издевательствам. Он — пленник в собственном доме. К тому времени, когда гонец уезжал оттуда, двое слуг уже были убиты. Я должен отбыть немедленно!

— Ты не поедешь один!

— Не волнуйся! Со мною Жорж, Шарль и Эрик. Все они отлично владеют шпагой и побывали в переделках не меньше моего.

Эти имена были знакомы Маргарите, потому что Огюстен уже рассказывал о них как о добрых гугенотах, не раз рисковавших жизнью.

— Ты привезешь отца сюда?

— Вряд ли. Здесь тоже становится небезопасно. Я оценю ситуацию на месте и тогда решу, что делать.

— Береги себя! — умоляла она, когда они целовались на прощание. Это расставание было одним из самых печальных и гнетущих, какие им только приходилось переживать. Маргарита вышла на улицу, помахала вслед Огюстену, и в этот момент ее охватило предчувствие страшной беды.

А в Версале в это же время Сюзанна входила в Палату Совета, призванная туда королем. Он дружески приветствовал ее, но явно охладел, когда Сюзанна призналась, что ее попытки убедить Огюстена обратиться в католичество натолкнулись на глухое сопротивление с его стороны.

— Я не торопил вас, — заявил Людовик строгим, но не лишенным некоторой снисходительности тоном. — У вас было более чем достаточно времени, чтобы убедить его по-хорошему. — При этом он подумал, как ловко сумела Франсуаза вернуть его к примерной семейной жизни и благочестивому поведению. В покоях его жены было несколько служанок-гугеноток, но это не имело никакого значения, потому что женщины не пользовались никаким влиянием и, кроме того, Франсуаза, вне всякого сомнения, сумеет вскоре обратить их. Она крепко недолюбливала маркиза де Луво, молча выслушивая короля, когда тот восхвалял последнего за огромное число обращенных им протестантов.

— Может быть, вы предоставите мне еще месяц-другой, сир, — настойчиво упрашивала Сюзанна. — Возможно, я не сумела найти к мсье Руссо правильного подхода…

— Вы наверняка смогли бы добиться всего, чего бы ни пожелали, за то время, которое было вам отпущено.

Людовик впился в нее тяжелым орлиным взором: его немигающие глаза, казалось, пронизывали ее насквозь. Лицо Сюзанны побледнело, щеки впали. Что-то в его голосе заставило ее насторожиться. Уж не прознал ли он каким-то образом, что Огюстен был отцом ее второго сына? В ее памяти ожили все слышанные ранее разговоры о сверхъестественных способностях монарха, но затем она отбросила их как явные выдумки. Огюстен рассказывал ей, что у короля повсюду есть шпионы и посоветовал никогда не доверять бумаге то, что она хотела сохранить в тайне.