Последний рыцарь Тулузы - Андреева Юлия Игоревна - Страница 23

– Этот человек похитил мою дочь, – начал оправдываться старый рыцарь. – Вот она, мое сокровище! Прошу защиты и милосердия, мой господин. Я, Гийо де Гамурет из Прованса, присягаю, что Анри Горгулья похитил мою дочь из гостиницы, где мы остановились, и, притащив ее сюда, лишил невинности. Подобное преступление должно как минимум караться четвертованием мерзавца. Его же состояние по праву должно перейти к моей несчастной дочери и ее ребенку, если после этой ночи у нее родится ребенок. Мой сеньор, вы же сами все видите, они оба не одеты, она в слезах, сама обстановка обличает этого злодея, насильника и вероломца. Он...

– Так все и было? – Маленький Раймон смотрел на меня своими серыми стальными глазами.

Превозмогая боль в ноге и зажимая рукой рану, я опустился на одно колено.

– Если бы я похитил девицу и притащил ее в замок, должно быть, кто-нибудь из офицеров стражи мог видеть нас.

– Днем он выходил в город, но, прискакав в замок, успел к началу пира. Мессен Анри был один! – не дожидаясь позволения, вступились за меня сразу же несколько голосов.

– Если бы я похитил донну Марию, ее отец и братья, во имя чести благородной девицы, были бы обязаны пуститься в погоню, и при этом они, без сомнения, должны были сообщить стражникам суть дела и принудить их проверить мои покои и арестовать меня.

– Все эти люди прошли в замок как слуги, нанятые для украшения завтрашнего турнира, – сообщил офицер стражи. – Я видел их днем и поставил метки на их руках, чтобы пустить затемно, как обычно приходят такого рода работники, но никто из них при этом не назвался рыцарем и не предъявил гербов.

– Но моя дочь?! – Гийо де Гамурет упал на колени и попытался подползти к Тулузскому, но охрана тут же встала между ними. На тыльной стороне обеих ладоней рыцаря были знаки допущенных в замок простолюдинов.

– Твоя дочь будет осмотрена лекарями графини, – Раймон смерил всю ватагу уничижающим взглядом. – Я назначаю судебное разбирательство на завтра, и если только выяснится, что вы проникли сюда с целью опорочить честь моего телохранителя или замыслили убить кого-нибудь из моей семьи, – пеняйте на себя. Но если Анри хотя бы отчасти виновен в том, в чем вы его обвиняете, он также понесет наказание.

С этими словами повелитель Тулузы вышел прочь, не оглянувшись на нас.

Монарший суд

На следующий день паж пригласил меня проследовать в большой зал, где должен был проходить суд. Из всех участников ночной заварушки я единственный не был арестован, к тому же меня осмотрел личный лекарь графа и наложил повязку с отборнейшими травами и бальзамами. Тем не менее на суд меня должны были сопровождать стражи.

Я переоделся в синее сюрко с черными и золотыми вышивками, красные штаны и черные сапоги с рыцарскими шпорами. В качестве украшения я надел только золотую трехрядную цепь, купленную в позапрошлом году в день именин графини. Мой оруженосец опоясал меня мечом и помог надеть на плечи длинный плащ иоаннитов, который в некотором роде ставил меня на одну ступеньку с хозяином и его сыном.

Тот же оруженосец расчесал мои волосы, разложив их по плечам, так как я не хотел надевать какого-либо головного убора, тем более тонкую и мерзкую ка-тарскую диадему, которые с недавнего времени сделались популярными у наших придворных. Терпеть не могу эти дамские штучки.

Хромая, я вошел в зал, сопровождаемый своим оруженосцем Мигелем и офицерами стражи, поклонился Тулузскому и прошел на указанное мне место. Зал был убран для вечернего поэтического турнира, вдоль стен в несколько рядов стояли лавки, на которых уже сидели немногочисленные зрители. Граф, графиня, а также их старший сын Романе и дочь Аделаида размещались в специальной, отгороженной от остальных гостей пристройке, обитой драгоценными тканями и переплетенной цветами. Посреди зала, там, где обычно выступают соревнующиеся трубадуры, располагался наспех сооруженный шатер из грубых белых тканей. Судя по всему, судебный процесс над господами де Гамуретами должен был послужить незапланированным развлечением для прибывших на турнир гостей. Постепенно зал наполнялся.

Мои обидчики Гийо де Гамурет и его трое сыновей располагались напротив меня, на всех четверых были тюремные цепи, их окружала великолепная стража.

Процесс начался. Поочередно герольды вызывали в зал рыцарей стражи, которые повторяли вчерашние показания, клянясь на Библии. Я смотрел на Тулузского, стараясь угадать, что тот задумал. Если повелит мне сразиться с отцом и братьями Марии, то она уже сейчас может считать себя круглой сиротой. Даже при условии, что они нападут на меня все вчетвером, шансов у них против меня нет.

В этот момент герольд велел привести в зал дочь рыцаря Гийо де Гамурета Марию. По рядам прошел шепот, я невольно приподнялся, когда открылась маленькая боковая дверь. Важные от осознания предстоящей им миссии старухи ввели ее в зал. На Марии была надета длинная белая рубаха без всяких украшений, ее черные волосы, слегка приподнятые на затылке, лежали на плечах. Она шла босая и оттого казалась такой нежной и хрупкой, что у меня захолонуло сердце. Не поднимая глаз, она грациозно опустилась на колени перед графом, выслушивая его укоры и кивая в ответ. Когда ей было разрешено подняться, она не смогла этого сделать. Старухам пришлось помочь ей, после чего они увели ее в шатер.

– Как ты думаешь, они сейчас разденут ее донага или прикажут задрать подол и лечь на ложе? – дыша мне в лицо перегаром, спросил офицер стражи. – Должно быть, она хороша, ох, как хороша. Мадонна! Но почему никак нельзя проникнуть за эти ширмы, вот где он, рай земной! А у тебя с ней что, и вправду ничего не было? Не успел или...

Я отодвинулся от стражника. По шатру ползли причудливые тени.

Вдруг, подобно молнии, в голове сверкнула мысль: а что, если Мария не девственна? Немудрено с ее семейкой и образом жизни. Еще хуже, если она лишилась невинности недавно. Признает ли в этом случае граф виновным меня? Скорее всего, признает, несмотря даже на то, что я ему нужен. Признает, потому что вчера в присутствии стражей и ее семьи сказал, что покарает виновного. Потому что сегодня устроил публичный процесс. Я почувствовал, как по лицу заструился пот. Утираясь рукавом, я незаметно сотворил крестное знамение.

Наконец одна из старух вышла из шатра и поступью, больше подобающей рыцарю, нежели пожилой даме, подошла к Тулузскому, остановившись на расстоянии удара копья.

– Мой господин! – Ее голос не дрожал и был сильным и моложавым. – Мы произвели дознание. Донна Мария девственна. Никакой порчи, никаких следов насилия или посягательств на оное нет.

Я вздохнул с облегчением.

– Что ж, – Раймон подозвал вышедшую из шатра Марию, которая шла, поддерживаемая все теми же старухами. – Если ты невинна, значит, невиновна и оправдана. Тем не менее произошло низкое деяние, несопоставимое с рыцарским званием, правом носить герб и именовать себя дворянами. – Он задумался. Затем обратился к одному из свидетелей: – Вы утверждаете, что эти люди пришли под видом простолюдинов и вы даже поставили им на руки специальные знаки?

– Да, мой господин. Я поставил печати, потому что...

– И они согласились носить эти позорящие их знаки?

– Да, никто из них не признался в своем рыцарском звании и благородном происхождении.

– В таком случае, пусть носят их отныне и до века! С этого момента я хочу, чтобы этих людей лишили рыцарской чести и дворянского звания, их и их потомков. Кроме того, пусть палач поставит им на лбу клеймо вора и лжесвидетеля, потому что кто как не вор является в чужой замок под видом слуги, кто как не вор покушается на чужую честь?! Уберите их с глаз долой. Мы же все пойдем в замковую церковь и преклоним колени перед распятием, дабы очиститься от скверны, которую подсудимые внесли в наш дом.

После этих слов дежурившие в проходах лучники вышли вперед, показывая дорогу в часовню и не давая толкаться и скапливаться в узких местах. Опасаясь, как бы не задели мою рану, я решил дождаться, когда основная толпа схлынет, чтобы дойти в церковь спокойно. Я стоял, кланяясь и отвечая на обращенные ко мне поздравления и пожелания скорейшего выздоровления. Когда народ в дверях немного рассосался, я последовал за всеми преклонить колено перед распятьем и послушать священника. Я встал позади всех у самой стены, опираясь на нее.