На качелях между холмами - Самарский Михаил Александрович - Страница 9

— Ты, Мишаня, не переживай, — говорит Юрка. — Ложись, отдыхай, мне тут делов на пару часов осталось. Нарисую и тоже лягу спать. А завтра вечером приеду, вместе и повесим.

— А если предки не отпустят, — говорю.

— С чего бы это? — удивился Юрка.

— Ну а почему они утром тебя забирают? — спрашиваю.

— Тут другое дело, — говорит Юрка. — Мы завтра едем в гости к маминым родителям. Ну, к моим деду с бабкой. А мать обещала, что я тоже приеду. В общем, съезжу отмечусь, а вечером снова к тебе. Понял?

— Понял, не дурак, — зевнул я во весь рот и ушел в свою спальню. Юрка после своих художеств ночевал в Лилькиной комнате.

Спал я как убитый. Даже снов не видел. Хотя последнее время мне сны снились часто. Однажды приснился такой стремный сон, что я как будто… Нет, извините, я не буду этот сон рассказывать. Стесняюсь. Ужасный сон. Наверное, никогда его не забуду.

Проснулся я на следующий день часов в десять. Я, может, и еще бы спал, но только жара достала. И тут я вспомнил, что Юрка должен был нарисовать дорожный знак. Стремглав рванул в сарай. По дороге дед оповестил меня, что Юрка уехал на мотоцикле вместе с отцом два часа назад. Вбегаю в сарай, включаю свет. Знак красивый, яркий. Молодец, Юрка! Но тут я обомлел — в треугольнике вместо коровы стояли собака, похожая на таксу, и улыбающийся кот. Причем стояли эти наглые звери в обнимку. Я зажмурил глаза, думаю, может, еще не проснулся. Открываю, нет, точно — кот и собака, в обнимку. Я мигом взлетел к себе в комнату, схватил мобильник и набрал Юркин номер телефона. Сжав зубы, спросил:

— Юра, ты кого нарисовал в треугольнике?

— Что, не похоже? — настороженно спросил Юрка.

— Я еще раз у тебя спрашиваю: кого ты нарисовал на знаке?

— Кота и собаку.

— Ты что, сдурел, что ли? — заорал я. — Я же тебе книгу с ПДД дал. Там есть такой знак? С котом и собакой? Там же корова нарисована.

— А разве у вас в поселке есть коровы? — недоуменно спросил Юрка.

— Ты что? Издеваешься надо мной?

— Нет, не издеваюсь. Только не пойму, мы кого охранять будем? Коров или котов с собаками?

— Ладно, — говорю обессиленно. — Приезжай вечером, будем исправлять.

— Без проблем, — говорит Юрка, — нужна корова, будет тебе корова…

Я отключил телефон и отправился в душ. Вот баран, думаю. Зря я вчера рано ушел спать. Нужно было до конца дело довести. Правильно дед говорит: сделал дело, гуляй смело.

Глава 5

Сам не пойму, чего я так расстроился. Приедет Юрка вечером да нарисует эту идиотскую корову. А с другой стороны, может, кот с собакой действительно будет правильнее? Это же наш знак, не государственный. Этот знак мы с Юркой изготовили, мы его сами придумали. За такой даже и не оштрафуют. А за что штрафовать? Нет такого знака? Раз нет, значит, и штрафовать не за что. Вот кретин, на Юрку наорал. А ведь он все правильно сделал. Все верно. Я схватился за телефон, но, увы, Юркин номер был недоступен. Ладно, махнул я рукой. Вечером приедет, извинюсь.

Но Юрка не приехал ни в этот вечер, ни на следующий. Вы сразу же подумали, что он обиделся. Ну, признайтесь честно. Подумали? Я бы тоже так подумал. Но Юрка заболел ангиной. И где он в такую жару мог ангину подхватить? Ума не приложу. Мороженого, наверное, объелся. Я как-то в пятом классе из-за этого треклятого мороженого сам болел целую неделю. Как он там, бедняга? Лежит с температурой. Уколами теперь замучают. Я так разволновался, что самому показалось — температура, что ли, подскочила. Вставил градусник, ни фига. Тридцать шесть и шесть. Аптека такая есть — «тридцать шесть и шесть» называется. Чистенькая такая, уютная. Аптекарши там вежливые и красивые. Я одною даже как-то залюбовался. У нее такой халатик был, вроде бы и белый, но полупрозрачный. Она идет по залу, а через халатик видны (вот совсем чуточку) голубенькие трусики. А на попке такие бороздки, словно крылья птицы. На чайку похоже. В какой-то миг мне даже показалось, что я влюбился в аптекаршу. Она так красиво шла, я даже рот раскрыл. А женщина возьми и резко обернись. Неужели почувствовала мой взгляд? Да быть такого не может. Тогда почему она так резко обернулась? Нет, здесь что-то не то. Если бы вы знали, как мне вдруг стало стыдно. Я чуть сквозь землю, в смысле, сквозь пол не провалился. В одно мгновение забыл, зачем я сюда пришел. Развернулся и буквально выпрыгнул, вот честное слово, не выбежал, не вылетел, а именно выпрыгнул из аптеки, словно заяц из кустов. И чего я уставился на ее трусики, вот дурень. Как вспомню тот случай, до сих пор краснею. Но все равно было очень красиво. Я после того случая больше такой красоты не видел. А вот в Интернете на голых девок смотрю, ни капельки не краснею.

Мама у меня такая хитрая, это просто ужас. Представляете, она узнала, что я иногда захожу на такие сайты. Отругала. Правда, папа заступился за меня, сказал, что нет в этом ничего страшного, мол, мужик растет, пусть на девчонок посмотрит. Я долго думал, как же она узнала? А оказалось до одури все просто. В этом долбаном компьютере есть журнал. В смысле в браузере. Теперь-то я знаю, что он есть, а тогда и представить не мог, что эти программисты додумались до такой гнусности. Теперь понятно, почему они самые богатые люди в мире. Не все, конечно, но этот самый главный, как его, Билл Гейтс, что ли. Негодяй, так меня подставил. Мама открыла журнал прямо в моем присутствии и давай заходить на сайты, на которых я побывал вчера, позавчера и так далее. Но, откровенно говоря, пронесло, как-то не очень уж сильно она и ругалась. Можно сказать, пожурила и тут же забыла. Но я после этого случая научился журнал чистить, а сейчас у меня вообще включена такая функция, что журнал все время пустой. То есть не записывает адреса сайтов, на которые я захожу. Пусть будет так. На всякий случай. Мало ли куда еще забреду. Вообще-то я не люблю всю эту грязь. Пробовал смотреть порно, фу! Нет, это не для меня.

На «Патриках» с нами на одной лестничной площадке живет один парень. Сема. Ему семнадцать лет, из школы его давно выгнали. Они живут вдвоем с матерью. Если бы вы слышали, как он с матерью разговаривает, вы скончались бы на месте. Он, когда напьется, даже матом на нее орет. Ужас какой! Бабушка говорит, что он уже и в тюрьме сидел. Страшный тип. И очень неопрятный. Ну, а чего удивляться, ведь все говорят, кто пьет, тот неопрятный. Хотя взять моих папу и деда — они ведь тоже иногда выпивают, но попробуй мама не выдай папе утром свежую и наглаженную рубашку. О! Это вам будет не просто волшебное слово «Хорош!». Тут много разных слов будет. У моего папы есть одеколон, которым он разрешает иногда мне побрызгаться. Это происходит один раз в неделю, когда я в понедельник из дома еду в школу. Мне кажется, в этот день все девчонки смотрят на меня по-другому. Вот такой серьезный запах. И этот запах я слышу уже тринадцать лет. Ну, может, поменьше, когда там у детей нюх появляется, не знаю. Мама часто меняет духи, и папа над ней посмеивается. Да и как ей их не менять, если у нее на столике в спальне этих духов тыща флаконов. В общем, вы поняли, мои родители пахнут великолепно.

Так вот, этот Сема, сосед, спрашивает у меня как-то:

— Порнуху смотришь в Интернете?

— Нет, — говорю.

— Почему?

— Мне это не интересно, — отвечаю.

— Ха, — скалит он зубы, — просто ты еще не врубаешься. Вот повзрослеешь, все поймешь.

Нашелся взрослый. Дебил. Как будто самому уже двести лет. Если мне это сейчас не нравится, с чего оно мне будет нравиться, когда повзрослею? Ты вон и пиво хлещешь прямо на лестничной площадке, а мне даже запах его противен. Как оно мне может потом понравиться? Если я десять лет назад ненавидел манную кашу, так я ее и сейчас ненавижу. И сто лет мне исполнится, я к ней не прикоснусь. Кстати, почему взрослые все время норовят запихнуть в детей манную кашу? И все в один голос заявляют, что она очень полезная. Ну, если полезная, так и ешьте ее сами. Так нет же, сами они эту гадость не едят. А мне чуть ли не каждое утро силком пытаются засунуть. Помню, еще в первом классе бабушка навалила мне целую тарелку этого дерьма. Я сделал вид, что ем, а когда бабушка отвернулась, вывалил всю эту полезность в мусорное ведро и дальше шкрябаю ложкой. Бабушка так хвалила меня, так хвалила. Проводила в школу, раз пятьсот, наверное, поцеловала. А после школы у нас в квартире была война. Моя добрая и ласковая Лилия Степановна превратилась в Бабу-ягу. Шипела, кричала, отпустила мне подзатыльник. А потом расплакалась. Не люблю, когда женщины плачут, особенно бабушки. У меня сразу у самого слезы наворачиваются. Кое-как я успокоил бабулю. Но после этого случая она стала у меня спрашивать, буду ли я на завтрак кушать манную кашу? И иногда я делаю ей приятное, соглашаюсь пару ложечек съесть. Видели бы вы ее в такие минуты. Варит кашу и поет. А когда я эту отраву ем, так стоит надо мной и вся сияет. Ну, как тут откажешься? Иногда и бабушкам нужно устраивать праздники.