Непобедимый эллин - Леженда Валентин - Страница 24

Механизм снова вздохнул и нехотя приблизился к сыну Зевса.

– Только пообещай мне, что по пути к этому Эврисфею ты согласишься выслушать мои предположения относительно смысла Вселенной и места живых существ в неизведанном бесконечном пространстве.

– По рукам! – радостно кивнул Геракл, пожимая барану холодное золотое копытце. – Теперь дело стало за малым – найти моего сбежавшего хрониста.

– Это мы мигом! – сказал божественный механизм. – Я округу как свои четыре копыта знаю.

И они с великим героем принялись тщательно прочесывать Аркадию.

Глава девятая

ПОДВИГ ПЯТЫЙ: ЭРИМАНФСКИЙ ХРЯК

Как и обещал Геракл, в Тиринф возвращались глубокой ночью.

Колесница, слава Зевсу, была просторной, и в ней нашлось место не только великому герою и его личному хронисту, но и трепливому божественному изделию.

Облокотившись на позолоченный борт, Геракл мирно дремал, убаюканный мерным раскачиванием повозки. Софоклюс, закрыв уши затычками от винных кувшинов, не спеша творил бессмертный эпос. Золотой же баран Гефеста неустанно говорил, заодно искусно управляя летящей сквозь ночь боевой колесницей.

Для этого диковинному механизму пришлось стать на задние ноги, а передние копытца раздвоить, превратив их в ловкие щелкающие манипуляторы. Ко всему прочему ценное копытное отлично видело в темноте, имело в голове встроенный компас, спидометр и подробную электронную карту древней Греции. Последнее было немаловажно, ибо сами эллины с трудом разбирались, в какой стороне лежит Спарта, а в какой Коринф, вследствие чего постоянно случались всякие курьезы, особенно во время междоусобных войн.

– О, эта бескрайняя Вселенная! – без устали тараторил золотой механизм. – Огромные звездолеты бороздят ее просторы, открывая на своем пути всё новые и новые миры. Что ждет любознательное человечество в этих бесконечных черных глубинах? Какие опасности, что за открытия… э… э… э… Геракл, ты меня слушаешь?

– Да-да, – пробормотал сквозь сон сын Зевса, – продолжай, продолжай…

Механический баран приободрился и затянул свою любимую нудятину по поводу сути такого межпространственного явления, как хроносинкластический инфундибулум.

В общем, кроме занятых безудержной скачкой лошадей, всю эту ахинею никто больше не слушал, ибо ненароком можно было оказаться в веселой компании на далеком блаженном Аргосе.

Ну а хронист Софоклюс, как уже было сказано, вовсю творил. И вот что у него в свете яркой луны получалось…

Хитрый Эврисфей знал, что в Аркадии проживает чудесный керинейский баран (слово «баран» яростно зачеркнуто и твердой рукой переправлено на «лань»). Послано было это копытное богами людям в наказание. Хотя никто так и не понял, за что. Некоторые утверждали, что, дескать, олимпийцы разгневались, когда пьяные циклопы снесли подчистую храм богини Артемиды в Аркадии. Но, с другой стороны, при чем тут люди, почему они должны страдать из-за проделок сумасшедших великанов?

Странный народ эти олимпийцы, ну да Крон с ними.

Лань эта, как и все прочие чудовища (хотя само копытное на вид было довольно приятным) страшно опустошала поля, обжирала кусты и гоняла по холмам подвыпивших пастухов, с пьяных глаз принимавших ее за взбесившегося кентавра.

Целый год преследовал керинейскую лань Геракл.

«Ох, ни хрена ж себе! – подумал Софоклюс. – И это Геракл с его-то ленью преследовал копытное целых двенадцать месяцев? В это уж точно никто и ни за что не поверит. Впрочем… я ведь пишу не только для современников, но и для потомков».

Лань ловко неслась через горы, равнины; перепрыгивала пропасти и переплывала реки. Всё дальше и дальше бежала она на север, но великий герой ни на шаг не отставал от проворной бестии…

Историк сделал небольшую паузу и, вытащив из ушей затычки, тут же услышал:

– Разве не в постоянном познании истины состоит смысл вселенского бытия? Да, знания умножают печаль, но как же без этого? Многие пытливые умы жаждут бессмертия через открытие нового, неизведанного. Их неугомонные сердца стремятся к звездам, стремятся в будущее, где уже подготовлена плодородная почва для великих свершений…

Поморщившись, Софоклюс снова законопатил уши и, взявшись за острую палочку, быстро застрочил…

И вот достиг Геракл далекого севера – земель гипербореев, что лежат у истоков могучего Истра. Странный был этот народ, гипербореи. Все круглолицые, узкоглазые и в теплых толстых шкурах, снятых с каких-то местных свирепых зверушек. Что ни слово, то «однако», а Геракла не иначе как «Гераклой» и не называли.

Еще у этих гипербореев были странные конусообразные жилища и удивительный обычай подкладывать под бок заночевавшему в доме гостю свою жену. Хотя оно, конечно, и понятно, ночи на севере темные и холодные. Понравилось сыну Зевса в стране гипербореев, но долг звал его продолжать свое азартное преследование, тем более что практически у всех северян он уже в гостях побывал (с ночевкой).

Однако вскоре подвернул великий герой ногу. Сокрушенно покачав головой, снял он с плеча чудесный лук и одной стрелой убил вредоносное копытное, удивляясь, почему эта светлая мысль не приходила ему в голову раньше: взять и элементарно завалить быстроногую дичь. С другой стороны, сын Зевса здорово размялся, с гипербореями подружился и их удивительно щедрый обычай познал.

«Вот бы ввести этот обычай по всей Греции!» – мечтательно думал великий герой на обратном пути в Микены…

– Приехали, кончай брехать! – гаркнул Геракл, да так, что Софоклюс услышал его даже заткнутыми ушами.

Вытащив затычки, историк осоловело огляделся.

– А ну, дай почитать. – Отлично выспавшийся сын Зевса попытался выхватить из рук хрониста свежую историческую дощечку.

– Ага, размечтался! – гневно воскликнул Софоклюс и быстренько спрятал документ в заплечную сумку, памятуя о печальной судьбе части своего эпоса, посвященной стимфалийским птицам.

– Ну, не хочешь, как хочешь. – Геракл демонстративно поджал губы.

В тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны показался пресловутый перекресток дорог, на котором они по обыкновению встречались с посланцем Эврисфея.

– Вон он топает, придурок, – возвестил сын Зевса, тыча пальцем в сумеречную тьму, где судорожно вздрагивал плывущий в ночи одинокий огонек.

– С факелом? – удивился сидевший в колеснице баран.

– А это чтобы от бродячих собак отбиваться, – пояснил всезнающий Геракл. – Они ночью наглеют до безобразия, нападают ради забавы на одиноких путников.

– А как он узнал, что мы прибыли в Тиринф? – в свою очередь удивился Софоклюс.

– Кто узнал?

– Ну, Копрей этот.

– Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.

Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.

– Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? – громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.

– А как вы догадались? – искренне изумился посланец Эврисфея.

– Интуиция! – Сын Зевса воздел вверх перст. – Великая сила…

– Это кто такой? – спросил прячущийся в колеснице золотой баран.

– Это Копрей, – пояснил Геракл, – редкостный дурак, посланец Эврисфея. Он отведет тебя в Микены.

– Мамочка! – завопил Копрей, узрев механическое копытное. – Оно что, говорит?

– Оно философствует! – патетическим тоном возразил баран.

– Это и есть тот самый керинейский подвиг Геракла! – добавил Софоклюс. – Доставишь его к Эврисфею, таковы условия сделки.

– О боги, – заныл Копрей, – будь проклят тот день, когда я поступил на эту неблагодарную работу.

– Секундочку, – возразило копытное, – мы так не договаривались. Я ведь голый! Как же я пойду вместе с этим греком в Микены? Он-то меня, в отличие от косоглазого Эврисфея, прекрасно рассмотрит!

– Один момент, – кивнул Геракл, тренированным движением сдирая с Копрея длинный хитон.