Воины света. Меч ненависти - Хеннен Бернхард - Страница 80

Этого не может быть! Ее слова настигли его, словно удар грома. Во рту пересохло.

— У людей и эльфов не может быть детей. — Он с трудом мог говорить.

— Да, так считают. Это… противоестественно? Он был зачат в любви. Это противоестественно?

Внезапно Альфадаса снова обуяла ярость.

— Почему ты убежала? Почему ничего не сказала? Ты украла его у меня. Почему ты рассказываешь мне о ребенке, которого я не увижу никогда?

Ярость схлынула так же внезапно, как и появилась. Невольно вспомнились все одинокие часы детства, когда он мечтал об отце. Олловейн по-настоящему старался… Но иметь отца — это совсем другое.

— Я должна была поступить так. Из-за Эмерелль. — Губы Сильвины дрожали. — Сын Нороэлль. Он тоже был ребенком, которого не должно было быть. Ублюдок, эльф только наполовину. Она приказала убить его. И навеки изгнала Нороэлль. Ты же знаешь…

— Да… — Голос Альфадаса звучал отчаянно и хрипло.

Он знал, что произошло. Он ведь принадлежал к числу тех, кто в конце концов отыскал сына Нороэлль. Он мог понять, почему Фародин и Нурамон отказались выполнить приказ своей королевы.

— Я боялась, что Эмерелль обречет на смерть и нашего ребенка. — Голос Сильвины прервался, она говорила слишком быстро. Альфадас догадывался, что ей очень давно хотелось поговорить об этом. — Моя любовь к тебе никогда не угасала. И несмотря на это, я ничего не могла сказать. Ты не отпустил бы меня. А если бы ты пошел со мной, наша тайна была бы раскрыта. Ты был слишком тесно связан с двором, чтобы просто уйти со мной в глушь лесов в горах Сланга. Эмерелль узнала бы, что случилось. Но поскольку никто ничего не знал, однажды утром я просто исчезла, не сказав ни слова, и все подумали, что капризная мауравани просто последовала зову лесов, совершенно не думая о том, что, возможно, разбила сердце сыну человеческому… Я знаю, другие эльфы думают о моем народе именно так. И, конечно же, никто при дворе не удивился моему исчезновению.

— Нет, — признался Альфадас.

Он помнил, что даже холодная, неприступная Эмерелль пыталась утешить его. Мауравани — как ветер, сказала она тогда, они просто не созданы для того, чтобы долго находиться в одном месте. Ему это не помогло. И только встреча с отцом оживила Альфадаса. Сопровождать его в поисках сына Нороэлль было великолепным поводом избегать двора королевы, где все напоминало о Сильвине. Да, он даже ушел из Альвенмарка, чтобы больше никогда не вернуться.

— Каков он, мой сын? — спросил он, пытаясь представить себе ребенка, в котором сплелись черты его и Сильвины.

— У него мои глаза, — с улыбкой сказала она. Провела рукой по его волосам. — И твои уши. Это его злит. Он считает это недостатком — то, что уши выглядят не так, как мои или волчьи. Я не сумела его разубедить.

— А почему он сравнивает себя с волками? — удивленно поглядел на нее Альфадас.

— Волки очень хорошо заботятся о своих щенках. Вся стая присматривает за мальчиком. А если с матерью что-то случается, другие самки стаи выращивают малыша.

Герцогу потребовалось мгновение, чтобы понять, что она хотела этим сказать.

— Ты… Ты отдала моего сына волчьей стае? Это… Скажи, что это неправда!

— Все не так. Я пошла в стаю и стала ее частью. Я охотилась и жила с ними. Я не отдавала Мелвина. Я находилась там почти все время.

— Ты вырастила его среди волков! — Альфадас не мог понять того, что слышал. — Среди зверей!

— Эти звери никогда не считали его полукровкой, несмотря на то что он так сильно отличается от них. Из всего выводка, с которым он рос, осталась в живых только старая волчица. Они все приняли его как брата, он нашел свое место в стае. Нигде больше ему не удалось бы обрести его! Я не осмеливалась показать сына даже своему народу, поскольку они могли согласиться с Эмерелль. Никогда прежде не рождался мальчик — наполовину человек и наполовину эльф. Может быть, мауравани тоже решили бы убить его. Поэтому я ушла в леса у подножия Головы Альва. Туда никто не ходит! Это место считается проклятым. Никто из моего народа не задавал вопросов об этом. Нет ничего необычного в том, что кто-то из нас выбирает одиночество. Это они принять могут… Но ребенка? Может быть, они приняли бы и его… Я не знаю. Рассказать о нем значило бы играть жизнью Мелвина.

Альфадас попытался представить себе младенца, лежащего среди волчат.

— Они могли растерзать его. Ребенок, находящийся в безопасности среди волчьей стаи… Как тебе могло прийти в голову жить с ребенком среди жестоких тварей? Неужели твое сердце настолько холодно? Неужели тебе безразлична его жизнь?

— Ты не знаешь, о чем говоришь. — Сильвина разочарованно смотрела на него. — Ты вообще не хочешь меня слушать, не так ли? Тебе неинтересно.

— Как ты можешь так говорить? Он мой сын! Он… У него есть еще что-то от меня, кроме ушей?

Эльфийка мягко улыбнулась.

— Да, гораздо больше. Он все время о тебе спрашивает. Поэтому я и пошла в Вахан Калид. Я хотела встретиться с Олловейном и попросить его помочь мне попасть в мир людей. — Она покачала головой. — Но вместо этого он стал просить меня. Он поручил мне охранять женщину, которую я боялась больше всех созданий Альвенмарка. Эмерелль, из-за которой я ушла в глушь.

Альфадас огляделся, проверяя, не слушает ли их кто. Только потом он осмелился спросить:

— Это ты? Ты стреляла в королеву?

Сильвина долго глядела на него, не отвечая. С каждым ударом сердца Альфадас чувствовал себя все более и более неуверенно. Это было так не в духе мауравани! Раньше она всегда была прямолинейна. Ее ответы следовали без промедления. И она всегда говорила правду, не обращая внимания на то, вредит ли она себе или кому-то другому. Хочет солгать?

— Я не стреляла в Эмерелль, — наконец сказала Сильвина. — Она королева. Я не имею права убивать ее. И тем не менее Олловейн не мог найти никого хуже для того, чтобы присматривать за Эмерелль. Я отыскала лучника, который хотел убить ее, когда она находилась на кормовом возвышении своего корабля. И ничего не предприняла. Она представляет опасность для нашего ребенка, Альфадас. Я не могу защищать ее!

— Но ведь ты помогла им во время бегства из города. Ты… — Альфадас запнулся.

— Я помогла Олловейну, поскольку верила, что он найдет выход из этого пекла. Что он в конце концов и сделал. Для меня дело не в королеве. Я хотела выжить, и… я хотела попасть к тебе.

— Но, помогая Олловейну, ты спасла и королеву, — настаивал Альфадас, по-прежнему не желавший верить в то, что Сильвина противопоставила себя королеве.

— Может быть, — спокойно ответила мауравани. — Но это не считается, потому что я и не собиралась помогать королеве. И лучше ей никогда не рассчитывать на мою помощь.

— Олловейн знает об этом?

— Не нужно ему знать. Он мне не доверяет. И в этом он прав.

Альфадас не мог толком понять чувства Сильвины. Она ненавидела Эмерелль и боялась за ребенка. Она не защищала королеву и не предпринимала ничего, чтобы навредить ей.

— Где мой сын теперь? Ты оставила его среди волков? И сколько ему лет? Он ведь не находится по-прежнему у той горы, о которой идет настолько дурная слава, что туда не приходят даже мауравани?

— Наш сын живет свою двенадцатую зиму. И он в безопасности среди волков. Они не растерзают его. Я… — Голос не слушался ее. Она отвернулась. — Я никому не могу доверять.

Альфадас подошел к ней и погладил по щеке.

— Мне ты доверять можешь.

От прикосновения к ней испарилась вся его ярость, и произошло то, чего он боялся больше всего. Все воспоминания о полугоде, который они провели вместе, отчетливо вернулись к нему. Тогда он чувствовал себя счастливым впервые в жизни.

Лишь Асла сумела залечить глубокие раны, нанесенные ему Сильвиной, когда та внезапно исчезла. Он проклинал мауравани. И искал ее, неделю за неделей. Но уже в первый день поисков понял, что никогда не отыщет Сильвину, если только она сама не захочет этого. Наконец отказавшись от поисков, он попытался по крайней мере понять ее. Но это тоже не удалось. Никто не мог понять маураван, так говорили всегда, и наконец он согласился с общим мнением. А затем пришел отец. Поехать с ним и оставить позади все, что напоминало о Сильвине, было необходимо. А потом он встретил Аслу. Она любила его с первого дня. А он?