Во власти девантара - Хеннен Бернхард - Страница 79

Большинство домов было построено из коричневых глиняных кирпичей. Изредка попадались здания более двух этажей. Со стороны улицы они были открытыми, на первом этаже располагались мастерские, харчевни или трактиры.

Перед одним трактиром прямо на улице сидели дети и ощипывали малиновок. А птицы были еще живы! Их, не потроша, кидали в кипящий жир. У Фародина внутри все перевернулось, когда он увидел это. Не важно, насколько велики города, которые строят люди: их жители все равно остаются варварами!

Трое товарищей двигались медленнее всех по оживленной, широкой улице. Казалось, здесь каждый знает, куда ему нужно, и каждый торопится. Рабочие, которые, потея, толкали перед собой тележку, полную кирпичей, продавцы воды, пристегнувшие к спинам огромные амфоры, мальчики-посыльные с тяжелыми кожаными сумками, женщины, несшие на рынок корзины с овощами. Фародин чувствовал себя среди людей не в своей тарелке. Уши его были скрыты под платком, и в глаза он не бросался. Однако для него это ничего не меняло. Редко когда прежде он чувствовал себя настолько чужим в мире людей.

Фародин посмотрел на пожилую женщину в запахивающемся платье цвета моря, за которой шли двое слуг с корзинами товаров. Старуха торговалась с мальчиком, который нес на длинной палке более двадцати птичьих клеток. Наконец один из слуг вложил ему в руку парочку медных монет. После этого мальчик открыл одну из клеток и вынул оттуда белого голубя. Осторожно передал его женщине. Та со смехом подбросила птицу в воздух. Голубь описал круг, очевидно, вновь обретенная свобода сбила его с толку, а затем полетел на восток, по направлению к соленым озерам.

В первый миг этот благородный жест произвел впечатление на Фародина. А потом он спросил себя, не поймал ли мальчик птиц исключительно ради того, чтобы богатые дамы могли снова отпускать их на волю для собственного удовольствия.

Чем дальше шли путники по улице, тем выше становились дома. Стали попадаться строения из выбеленного кирпича. Стены некоторых домов украшали изображения корабля или аиста в зарослях камыша.

У Фародина голова закружилась от запахов, которые слетались к нему со всех сторон. Аромат трав и кореньев смешивался с вонью города. Повсюду пахло немытыми телами, ослами и верблюдами, а также экскрементами. И шум тоже стоял неописуемый. Торговцы уличных лотков во все горло хвалили свои товары; продавцы воды и молодые девушки, продававшие в корзинках ароматный лаваш и золотистые кренделя, вносили свой вклад в бесконечный напев.

Вскоре Фародину захотелось вернуться к одиночеству в пустыне. У него ужасно разболелась голова. Жара, шум и вонь — это больше, чем он мог вынести. И, словно в довершение, он почувствовал, как тропа альвов, параллельно которой они двигались вдоль моря, а затем вошли в город, становится все слабее. Фародин был уверен, что они не покидали тропы. Ему казалось, что тропа с каждым шагом уходит все глубже под мостовую улицы.

Нурамон тоже казался обеспокоенным. Они быстро переглянулись.

— Мы уже прошли две небольших звезды альвов, — взволнованно произнес он. — Город напоминает мне паутину — столько троп встречается здесь! Но они находятся под землей. Это необычно. Я не знаю, смогу ли воспользоваться их силой, чтобы открыть врата.

— Может быть, существует туннель, — предположил Фародин. — Как-то ведь нужно подбираться к звездам. Любую крупную звезду альвов защищает магия, чтобы она не проваливалась под снег или песок.

— А если здесь отказались от этой магии? — возразил Нурамон. — Может быть, для того, чтобы лучше скрыть врата от людей? Ты только посмотри на эту толчею! Какая здесь еще может быть возможность, кроме как спрятать врата глубоко под землей?

— А джинн тебе не говорил, когда он бывал в библиотеке?

— Нет.

— Может быть, с тех пор прошло не одно столетие. Может быть, и врат тех нет уже, через которые можно попасть в библиотеку.

Нурамон не ответил. А что он мог сказать? Все надежды он возлагал на хранилище книг. Ну, раз уж они здесь, то будут искать, пока не найдут!

А Мандред, похоже, не замечал подавленного настроения обоих эльфов. Он, казалось, был полностью поглощен новыми впечатлениями и бросал страстные взгляды на всех более-менее красивых женщин. Иногда Фародин почти завидовал своему спутнику. Его жизнь была коротка, и он относился к ней с удивительной легкостью. Ничто не могло надолго опечалить его. Он всегда находил предмет для восхищения, будь то мимолетное удовольствие опьянения или охота за ночью любви. Может быть, он жил лучшей жизнью?

Казалось, они прошли несколько миль, когда улица, по которой они ехали до сих пор, пересеклась с аллеей из колонн, несопоставимо более роскошной. Не зная, куда направиться, они наконец выбрали роскошную аллею. Здесь толпа была еще больше. Справа и слева от колонн находились ряды магазинов. Они тоже выходили широкими воротами на улицу и демонстрировали дорогие товары. Здесь были ткани из всех человеческих стран, красиво расписанные вазы и табакерки. Золотых дел мастера прямо на глазах любопытных прохожих создавали тончайшие украшения из проволок.

На каждой третьей колонне на высоте пяти шагов находился постамент, на котором стояла статуя выше человеческого роста. В ярких, кричащих одеждах, изваяния с достоинством взирали на проходивших у их ног людей. Некоторые статуи были обвешаны золотыми украшениями. Фародин спросил себя, кого они изображают — богов или, быть может, особенно успешных купцов.

Немного впереди раздались душераздирающие рыдания. Вскоре они достигли места, где были устроены прилавки. Каждый из прилавков украшала дюжина амфор.

— Продажа вина! — возликовал Мандред. — Это все амфоры с вином.

Худощавый купец с красным носом приветливо махнул ему рукой и поднял глиняный бокал.

— Он приглашает меня попробовать!

Нурамон указал на стрелу, торчавшую высоко над прилавками. На нее была насажена молодая женщина. С нее сорвали одежду. Все тело ее было покрыто окровавленными полосами. Она негромко всхлипывала. Фародин поднял взгляд и заметил, что женщина вздрогнула, и под ее собственным весом наконечник стрелы глубже вонзился в тело несчастной.

— Ты действительно хочешь здесь пить? — спросил Нурамон.

Мандред с отвращением отвернулся.

— Зачем они делают это? Что эта женщина могла совершить? Такой красивый город… а тут такое. Может быть, она детоубийца?

— А! Это, конечно, оправдывает то, что ее так по-зверски замучают до смерти. Как я мог забыть об этом! — ответил Фародин строже, чем стоило. В конце концов, что мог поделать Мандред с жестокостью правителей Искендрии!

Они в молчании продолжали двигаться сквозь толпу по роскошной улице, пока людей вокруг вдруг не охватило беспокойство. Совсем рядом послышался барабанный бой и звуки цимбал. Люди отпрянули к колоннам. Крики торговцев и разговоры прохожих смолкли. Улица внезапно опустела. Только они втроем продолжали стоять.

— Эй, северянин! — Из стены людей выступил приземистый светловолосый мужчина. — Уходи оттуда! — говорил он на языке Мандреда. — Идет королева сегодняшнего дня!

Из широкой боковой улицы на аллею выдвинулась процессия. Перед кортежем бежали девушки в сияющих белых платьях, бросая на мостовую лепестки роз.

Трое товарищей поспешили убраться с дороги. Светловолосый мужчина протиснулся к ним. На лице его сияли яркие, словно небо, глаза.

— Вы здесь чужие, не так ли? Готов спорить, вы только сегодня прибыли в город. Вам нужен проводник. По крайней мере, на первое время, пока вы освоитесь и изучите законы Искендрии.

За девушками с цветами следовал отряд солдат в бронзовых нагрудниках и шлемах, на которых развевались черные конские хвосты. У них были большие круглые щиты, на которых был изображен сердитый человек с бородатым лицом. Копья они держали странно неправильно, указывая остриями на мостовую. С плеч воинов свисали черные плащи с широким бортом с золотой вышивкой. Никогда прежде не видел Фародин столь роскошно одетых воинов в мире людей. Тихо и торжественно шагали они по лепесткам роз.