Во власти девантара - Хеннен Бернхард - Страница 78

В воздухе стоял легкий запах разложения. Фародин поднял голову. Они почти добрались до города.

Последнюю милю пути до Искендрии обрамляли могилы. Безвкусица, которую могли выдумать только люди, подумал эльф. Кому же захочется, чтобы его при въезде в город приветствовали памятники мертвым? Склепы и кичливые мавзолеи стояли вплотную к дороге. Дальше от дороги, в пустыне, были могилы попроще, уменьшаясь до единственного камня, обозначавшего место, где в песке был зарыт мертвец.

При захоронениях в роскошных склепах из мрамора и алебастра, однако же, очевидно, люди отказались от того, чтобы предавать тела земле. Фародин пожалел, что люди не потратили столько же усилий на изготовление плотно закрывающихся саркофагов, сколько пошло на украшение могильников статуями. Они изображали зачастую довольно молодых мужчин и женщин. Не удивительно, что в городе, который приветствует путников могильным смрадом, не стареют! Если верить статуям, то среди богачей города было только два типа людей: те, кто смотрели задумчиво и выглядели так, словно относятся к себе до ужаса серьезно, и другие, очевидно, относившиеся к жизни как к празднику. Скульптуры последних в вальяжных позах держали бокалы с вином, вероятно, таким образом желая здоровья проезжающим.

Более свежие могилы и саркофаги были расцвечены кричащими красками. Фародин с трудом понимал, как люди могут так заблуждаться насчет того, что выглядит красиво… С обведенными черным глазами, в оранжевых платьях с пурпурно-красной накидкой… Со старых статуй и надгробных камней песок пустыни давно содрал краску. Поэтому они гораздо меньше оскорбляли взор зрителя.

Нездоровое впечатление, которое производила Искендрия на любого путешественника, немного смягчали женщины, стоявшие вдоль дороги. Они встречали гостей города зазывными улыбками и приветливыми жестами. В отличие от жителей пустыни, они не защищали себя от солнца просторными нарядами и вуалями. Они старались показать как можно больше кожи, правда, их лица и руки были покрыты толстыми слоями пудры и краски. Некоторые отказались от одежды совсем, разрисовав кожу причудливыми узорами из спиралей и змеевидных линий.

Мандред, которому, очевидно, такой способ приветствия был знаком, махал женщинам руками. Он пребывал в наилучшем расположении духа. Широко улыбаясь, он поворачивал голову, чтобы не пропустить ни одной.

Они ехали прямо по мощенной крупными булыжниками мостовой к стенам Искендрии. Чуть впереди двигался караван. Он состоял из тех отвратительных животных, которых люди называли верблюдами, и небольшой группы взволнованно переговаривавшихся негоциантов. Внезапно один из купцов отделился от каравана и подошел к женщине с неестественно рыжими волосами. Она сидела, широко расставив ноги, на тумбе у могилы члена гильдии мраморщиков. После коротких переговоров он что-то вложил ей в руку, и они оба исчезли за наполовину развалившимся мавзолеем.

— Интересно, сколько стоит здесь такая поездка? — пробормотал Мандред, глядя вслед тем двоим.

— На чем ты хочешь проехаться? Неужели тебе было мало… — Нурамон запнулся. — Ты ведь не думаешь… Они что же… Как ты их называл? Шлюхи? Я думал, их можно найти в таких больших домах, как в Анискансе.

Мандред рассмеялся от всего сердца.

— Нет, в Анискансе на улицах тоже было довольно шлюх. Ты просто не умеешь видеть. Или дело в любви. Нороэлль — это ведь совсем не то, что шлюхи, — он ухмыльнулся. — Хотя некоторые из них очень даже красивы. Только если кого-то греет любовь, то не станешь искать таких чувственных радостей.

Фародина рассердило то, что их товарищ-человек назвал имя Нороэлль наряду с этими разукрашенными бабами. Это… Нет, он не мог подобрать подходящего слова для того, насколько абсурдно сравнивать Нороэлль и этих женщин. На ум приходили дюжины метафор, описывавших красоту Нороэлль, строфы тех песен, которые он когда-то ей пел. Ни один из этих образов не подходил для описания человеческих женщин. Ну вот, теперь и он тоже! Мысленно поставил рядом свою возлюбленную и этих шлюх! Он недовольно посмотрел на Мандреда. Столь долгое путешествие вместе с этим варваром не прошло для него бесследно.

Очевидно, Мандред превратно истолковал его взгляд. Он провел рукой по кошельку, висевшему у него на поясе.

— Эти погонщики верблюдов могли быть и щедрее. Двадцать серебряных монет! На сколько этого хватит! Когда я думаю о том, что они вручили Валискару… Все они правильно делают, ваши братья из оазиса.

— Это не братья, — заметил Нурамон. — Это…

Мандред отмахнулся.

— Да знаю я. Они произвели на меня большое впечатление. Они и впрямь чувственные духи!

— Ты имеешь в виду, чувствительные? — переспросил Фародин.

— Эльфийская болтовня! Ты понял, что я имею в виду. Это же… Этим тюрбаноголовым с верблюдами довольно увидеть их, и вот они уже прямо с ума сходят, только бы подарить что-нибудь! Просто потрясающе… чувствительно! Никаких ударов по голове, никаких угроз, никаких оскорблений. Они приходят и принимают подарки. А погонщики верблюдов при этом счастливы. Они, должно быть, суровые ребята, эти эльфы из Валемаса.

Фародин вспомнил Гилиат. Он с удовольствием поговорил бы с ней еще раз, чтобы узнать, действительно ли она собиралась убить его. Она была близка к этому. После боя она ушла. Несмотря на то, что они пробыли в оазисе еще пять дней, он так и не видел ее больше.

— Привет, девчата! — Мандред хлопнул темнокожую женщину по бедру. — Ты понимаешь меня, несмотря на то что не знаешь моего языка.

Она ответила ему чувственной улыбкой.

— Я найду тебя, как только мы устроимся в городе.

Она указала на кошель, висевший у него на поясе, и многозначительно поглядела в направлении раскрытой могилы.

— Я ей нравлюсь! — гордо провозгласил Мандред.

— По крайней мере та часть, что висит у тебя на поясе.

Мандред рассмеялся.

— Нет, наверняка ей понравится и то, что висит ниже. Клянусь богами! Как мне не хватало объятий ласковой девочки.

Слова Мандреда больно кольнули Фародина. Человек был так освежающе прост. Должно быть, все дело в короткой продолжительности жизни.

В конце улицы возвышались высокие двойные ворота. По бокам стояли две большие полукруглые башни. Одни только стены были по меньшей мере пятнадцать шагов высотой, а башни — вдвое выше. Никогда прежде не видел Фародин человеческого города, окруженного такими мощными оборонительными сооружениями. Говорили, что возраст Искендрии насчитывает много сотен лет. Две крупные торговые дороги и бурная река встречались в этом портовом городе.

На воротах стояли стражники с нагрудниками из жесткого полотна. На них были бронзовые шлемы, украшенные черными конскими хвостами. Путешественники, выходившие из города, проходили через левые врата. На них внимания не обращали. Но тот, кто хотел войти в Искендрию, должен был заплатить стражникам пошлину.

— Вы это видели? — возмутился Мандред. — Эти головорезы берут серебряную монету за то, что оказываешь их городу честь своим посещением.

— Я заплачу за тебя, — негромко произнес Фародин. — Только веди себя спокойно! Я не хочу неприятностей! — Он не сводил с Мандреда недоверчивого взгляда.

Когда стражник подошел к ним, Фародин отсчитал ему в руку три серебряные монеты. Лицо у стражника было покрыто оспинами, изо рта жутко несло. Он спросил что-то, чего Фародин не понял. Эльф беспомощно пожал плечами.

Стражник казался обеспокоенным. Он указал на Мандреда и повторил вопрос. Фародин вложил солдату в руку еще одну монету. После этого тот улыбнулся и махнул им рукой, разрешая пройти.

— Головорезы! — снова прошипел Мандред.

По другую сторону ворот их встретила оживленная улица. Она вела прямо в город. Караван, за которым они шли по прибрежной дороге в Искендрию, исчез за воротами окруженного стеной дома. Фародин увидел там более сотни верблюдов. Очевидно, этот двор был местом встречи для чужестранцев. Туда им идти было нельзя. Среди торговцев они будут только бросаться в глаза, а этого следовало избегать любой ценой. Поэтому они направились дальше по улице.