Ключ - Левашов Виктор Владимирович - Страница 9

СЕМЕНОВ. А Попов тут при чем? Он, что ли, этот вход проектировал? Или ту канаву?

ЕРШОВ (Гоги). Еще раз расскажи. Не волнуйся.

ГОГИ. Мне говорят: иди канаву копай. Мы ее три раза за полгода копали. Три! Я молчу, да? Мне говорят: снова копай. Я прихожу к нему, говорю: это неправильно! А он мне говорит: не хочешь работать, уезжай в свой Баку!

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА. Тебе наряды, что ли, за эту канаву плохо закрывали?

ГОГИ. Почему плохо? Нормально.

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА. Но если нормально…

ГОГИ. Ты почему все на деньги сводишь? Отец мне сказал: «Гоги, про деньги нужно думать, когда их нет», Еще он сказал: деньгами ничего нельзя мерить. Если дружбу деньгами мерить – это сделка, так? Если любовь – все знают, что это такое, правильно? А если работа только за деньги, это не работа, это каторга! Так мне сказал отец. И я ему верю.

ТРЕТИЙ ЧЛЕН КОМИТЕТА (Попову.) Вы его матом, что ли, шуганули?

ГОГИ. Зачем матом? Нет, просто плохо сказал.

ТРЕТИЙ. Ну-ка вспомни, что он тебе сказал. Слово в слово.

ГОГИ. Он мне сказал: делай, что приказано, а не нравится – убирайся к себе в Баку.

ТРЕТИЙ (Ершову.) И ты предлагаешь за это снять человека с работы? Ну, если наших прорабов за каждое грубое слово с работы снимать… на стройках аукнуться будет не с кем.

ЕРШОВ (Гоги). Расскажи еще раз.

ГОГИ. Я уже два раза рассказывал. Хватит!

ЕРШОВ. Не хватит. Ты же видишь – не слышат!

ЖЕНЯ. Не торопись.

ГОГИ. Ладно, последний раз рассказываю. Меня утром вызвали, говорят: нужно канаву копать. Меня и еще троих, молодые ребята, тоже в армии еще не служили. Мы говорим: мы эту канаву уже три раза копали, что за работа! Бригадир посылает к мастеру, мастер к прорабу. Мы пришли, говорим: мы приехали сюда год-два хорошош поработать, посмотреть, как люди живут, как правильно жить надо, а нас заставляют канаву туда-сюда копать – правильно это? Справедливо? А он мне говорит: делай что приказано, а не нравится – убирайся к себе в Баку! (Попову). Так? Так. Я убираюсь. Вот заявление. Все!

Пауза.

КУКУШКИНА. А остальные?

ГОГИ. Остальные пошли канаву копать.

КУКУШКИНА (Ершову.) Он всегда, что ли, так разговаривает с рабочими?

ЕРШОВ. А одного этого случая мало?

СЕМЕНОВ. И ты предлагаешь исключить его за это из комсомола?

ЕРШОВ. Да.

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА. Но, может, он сгоряча, не подумав, мало ли как бывает, а теперь жалеет?

СЕМЕНОВ (Попову). К тебе вопрос!

ПОПОВ. Я сказал то, что сказал. Если мы каждый раз будем разводить чайные церемонии, так мы никогда станцию не построим. И вообще ничего не построим. У нас и так слишком много болтовни, а дела мало! (Девушке.) Спасибо за защиту, но я в ней не нуждаюсь.

ЖЕНЯ. Послушайте, вы сейчас сказали страшную вещь. Вы сказали, что главное – это построить станцию…

ПОПОВ. А по-вашему – это не так?

ЖЕНЯ. Конечно, не так! Ну, вы сами подумайте: чем будет эта станция через пятнадцать-двадцать лет? Да как для нас сейчас паровоз или самовар – дитя двадцатого века. А мы-то будем жить в двадцать первом! А что будет с Гоги через это же время? И с теми тремя, что пошли канаву копать? По тридцать-тридцать пять им будет, сама зрелость мужчины! И куда же они будут свои силы тратить, если сегодня с ними так обращаться? Новые электростанции будут строить? Нефть на Каспии добывать? Как бы не так! Вот Гоги, например, будет выращивать у себя в теплице помидоры и сюда привозить – продавать.

ГОГИ. Зачем помидоры? Лучше гвоздики.

ЖЕНЯ. Верно! Конечно, лучше гвоздики! По три рубля штука.

ГОГИ. По пять.

ЖЕНЯ. Правильно, по пять! (Попову.) Чувствуете, что вас ждет? Это же разорение. Или вы надеетесь, что без цветов проживете? Нет. Вам будет – под пятьдесят, и если захотите девушкам нравиться, не обойтись без цветов. А ведь обязательно захотите!

ГОГИ. Нет, я ему ни одного цветка не продам! (Подумал), Нет! Я ему скажу: на, бери, бесплатно бери – чтобы ты знал, какой ты человек и какой я человек! Чтобы он потом всю ночь плакал.

Пауза.

ЖЕНЯ (мягко). Вот видите. А вы говорите – станцию важнее всего построить…

ПОПОВ. Детский сад какой-то! (Жене.) Вы в детском саду работаете, я угадал?

ЖЕНЯ. Нет, в школе. И когда мои ребята получают аттестаты, я нарадоваться не могу, какие прекрасные у них глаза, чистые лица, сколько в них любопытства в жизни, доверия! Но когда потом я встречаю их или таких, как они, на улице – полупьяных, темных, сквернословящих, мне кричать хочется: как они могли так быстро перемениться, почему, кто виноват?! Вы, Попов. И такие, как вы. Потому что когда вы оплевываете их работу, вы молодых свободных людей превращаете в рабов, в скотов! (Пауза. Негромко.) Вы– негодяй!

СЕМЕНОВ. Комсомолка Ершова! Я попросил бы держаться в рамках!

ЖЕНЯ. А вы помолчали бы. Вас избрали, чтобы вы защищали интересы молодых рабочих, вам зарплату за это платят. А вы чем занимаетесь? (Показывает на Гоги.) Посмотрите на него! Вам не стыдно?

ЕРШОВ. Предложение есть – голосуй!

СЕМЕНОВ. Предложения могут вносить только члены комитета!

Пауза.

КУКУШКИНА. Предлагаю: за глумление над молодыми рабочими – исключить Попова из комсомола. (Семенову.) Голосуй!

СЕМЕНОВ (неохотно.) Кто «за»? (Считает поднимающиеся руки.) Один… два, три… Шесть… Семь. (Растерян.) Выходит, единогласно?

КУКУШКИНА. А сам – «за»?

СЕМЕНОВ. Я?: Конечно, нет!

КУКУШКИНА. Значит, «против»?

СЕМЕНОВ. Против? Нет, тоже нет.

КУКУШКИНА. Воздержался?

СЕМЕНОВ. Вот именно – воздержался. Мне надо подумать.

КУКУШКИНА. Так и пишу: семь – «за», «против» – нет, воздержался один. Принято большинством. Попов, положите на стол комсомольский билет!

СЕМЕНОВ (поспешно.) Билет может отобрать только райком!

ПОПОВ. Ну, почему? Если товарищи так жаждут крови… (Достает билет и кладет на стол. Семенову.) Сам мне его принесешь. И еще попросишь, чтобы я взял! (Ершову.) С тобой мы тоже еще поговорим! (Вышел.)

СЕМЕНОВ. Заседание комитета считаю закрытым….

ЧЛЕНЫ КОМИТЕТА расходятся. ЕРШОВ, ГОГИ и ЖЕНЯ ставят на место стол и стулья, им помогает НЕЗНАКОМЕЦ. ЕРШОВ закрывает окно и задергивает шторы, не обращая внимания на уныло сидящего в своем кресле СЕМЕНОВА.

ЖЕНЯ. Ну что, Гоги, теперь можно ехать в Баку?

ГОГИ. Теперь – нельзя!..

Стук в дверь.

ЕРШОВ. Открыто!

Стук повторяется.

ЕРШОВ. Кто там?

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Фиалки распускаются на рассвете!

Входит МИТРОФАНОВ. Он переоделся после смены, свеж, бодр.

МИТРОФАНОВ. Вы уже с открытой дверью живете? Фу, даже неинтересно!.. (Подводит Ершова ко второму окну, показывает вниз). Внимательно смотри. Что там?

ЕРШОВ. Ну, машина.

МИТРОФАНОВ. А в машине что?

ЕРШОА. Какая-то мебель.

МИТРОФАНОВ. Это не какая-т мебель. Это – твоя мебель. Ваша. Уяснил? Из магазина позвонили, велели срочно забрать, у них места на складе нет.

ЕРШОВ. Они же сказали – можем забрать в любое время!

МИТРОФАНОВ. В любое – хоть вчера. Но не в любое – через неделю. Куда ее теперь?.. Может сюда?

ЕРШОВ. Сюда?!..

Быстро входит МЕДВЕДЕВ. За ним, чуть поотстав, ПОПОВ.

МЕДВЕДЕВ. Где Семенов?

ЖЕНЯ. У меня такое ощущение, что вы сегодня только и делаете, что входите и спрашиваете, где Семенов. Нет его здесь.

МЕДВЕДЕВ (звонит.) Диспетчер? Срочно найти Семенова и ко мне. (Ершову.) Теперь с тобой. Вот что – пиши заявление. По собственному желанию. И на этом расстанемся – так, пожалуй, будет лучше всего.

ЕРШОВ (жене.) А у меня такое чувство, будто меня сегодня целый день увольняют. Только утром было проще: «Ты уволен!» – и все. А теперь – заявление… Бюрократом становитесь, Роман Степанович, а это нехорошо!

МЕДВЕДЕВ. Второе. Чтобы через десять минут комитет был освобожден. Все. (Пауза.) Что ты меня разглядываешь?

ЕРШОВ. Пытаюсь понять: а как вы все это себе представляете? Вот вы пришли, отдали приказ, а я что? Под козырек – есть? А? (Митрофанову.) Заноси!