Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир - Страница 84

Смута не прекращалась.

При Колноваге с каждой стороны сошлось по пятнадцать тысяч воинов, но в бой они так и не вступили – все ограничивалось тем, что, сблизившись на расстояние крика, отдельные бойцы и отряды осыпали друг друга оскорблениями. В конце концов войска частью были отведены лордами, частью разбежались. Так что выражение «поле брани» обрело самый что ни на есть подлинный смысл Война, не начавшись толком, перешла в то, что умники в штабах называют «позиционной», а затем и вовсе в откровенную анархию.

Не имея возможности, да и желания, решать споры в честном бою, лорды принялись действовать другими методами. Золотом, обещаниями, интригами и угрозами переманивали на свою сторону вассалов и союзников врага, ядом и кинжалом расправлялись с несговорчивыми. Местная гильдия убийц уже не справлялась с заказами, и, по слухам, ее мастера срочно выписывали из других краев соответствующих специалистов. Шайки любителей чужого добра росли в числе. Недавно назначенный первый министр вдруг покончил с собой, при этом так ловко, что не поленился привязать веревку на вершину высокого вяза в парке своего имения и спрыгнуть вниз.

Тем временем на крайнем востоке страны верх неожиданно взяли поклонники Митры. Причем не простые, к которым тут уже привыкли, а какая-то секта чуть ли не с Дальнего Востока, чьи вожди, опять же по слухам, поддерживали связь с какими-то «Великими посвященными», что засели в пещерах Гхараттийских гор. (Их не смутило, что все остальные братства Митры-Светоносца по всей Логрии тут же объявили их еретиками и богоотступниками.)

В главном городе востока, Хемлине, также называемом Градом Тысячи Львов, воцарилась власть полубезумных пророков, заявлявших о конце прежнего века и начале нового, и их орудия – Святейшей Инквизиции. В этом новом веке, по их словам, не будет ничего противоречащего воле Великого Митры. Например, колдовства, магии и магов, лжебогов. Чародеев и даже знахарей жгли на кострах целыми семьями. Толпы фанатиков крушили храмы Великой Матери, Торра. Утана и прочих больших и малых небожителей.

Объявлено было также, что все люди, в ком есть нелюдская кровь, тоже не войдут в новый век, ибо всякие там гномы, дворфы, дроу, эльфы, русалки, ундины и прочие есть демоны и дети лжебогов, которых вообще-то не существует…

Толпы фанатиков бродили по улицам, вознося хвалу своим вождям и Митре, именуя его своим грозным воеводой, что разрушит прежний мир и воздвигнет новый. Они забросили свои житейские дела, обитали на улицах, ели что придется, слушая речи своих вожаков. Сотни барабанов день и ночь били на главной площади Хемлина, чтобы отогнать злых демонов, и от их звуков мирные прежде обыватели впадали в неистовство.

На дорогах приходилось опасаться равно и стражников инквизиции, ищущих колдунов, и разбойников, как уже говорилось, умножившихся в числе, и обычных стражников, от всего происходящего совершенно одуревших и оттого злых.

Все бы ничего, но именно туда предстояло идти посланникам Тиамат. Причем Хемлин, гнездо безумия, им никак было не миновать, ибо через него лежала кратчайшая дорога в Урочище Мертвой Змеи, что в нескольких днях пути отсюда, у реки Урат. Там и находился храм, посвященный божеству столь древнему, что никто уже не помнил его имени. Храм имел большое подземелье, где в крипте была оборудована сокровищница. И там, как хотелось надеяться Торнану, и лежала последняя часть жезла.

– …А еще эти Сыновья… – вывел его из размышлений басок коваля. – У нас тут они пока особенно не шалят, а вот в Хемлине от них уже, говорят, честные люди не знают куда деваться.

– Это чьи сыновья? – заинтересовался Торнан.

– Да Сыновья Света, чтобы им на том свете Охриман фитиль куда надо вставил! – пояснил кузнец. – Сборище сопливых дураков, которым монахи задурили мозги. Обрядились в черные балахоны, день и ночь с мечами и топорами по улицам бегают, песни орут да к Светлому Походу призывают! Поговаривают, что их в горы пошлют, мол, горцы – это потомки нелюдей. Говорят еще, что на юг двинут – нести истину собратьям. Только вот скорее уж их тут оставят – охранять правителей наших. Армия от такой жизни скоро разбегаться начнет – жалование грошовое, оружие дрянь, старье… Да и не любят вояки монахов. Ну, вот и все, с вас девять данаров, уважаемый.

Марисса не глядя бросила мастеру серебряный.

Ух ты – восхитился старик. Это ж ардонийский! Почитай, два «барсука», или пять «куниц»… А в «белках» к примеру… Эх, красавица, пошли Богиня тебе четырех сыновей и трёх дочерей.[11]

– Трогай, – бросил Торнан спутникам, пропуская мимо ушей излияния старика.

Граница между царством Хетт и хемлинскими землями лежала вдоль восточных отрогов Тарпейских гор. Правда, граница эта издавна существовала лишь на папирусе карт и пергаменте договоров. Признаком ее были разве что попадавшиеся иногда среди скал и горных лесов столбы из потемневшего от времени известняка, изображавшие какого-то бога с палицей (или просто мужика с дубиной). Их поставил лет сто назад один из андийских королей, когда они еще были в силе и что-то решали.

Единственные таможенные посты стояли в Ар ганской долине и на перевале близ пика Коверла. Но когда Торнан со товарищи их достиг, выяснилось, что торговцы и путники могут ездить беспрепятственно. Ибо посты покинуты, рогатки сломаны, а в бревенчатых старых казармах гуляет ветер.

– Вот тебе раз! – только и сказал Торнан. Бросить таможенное дело, столь любимое охочими до денег государями – такое в его голове не укладывалось.

Тем не менее это было так, и ничего не напоминало о сборщиках пошлины. Лишь реющий на слабом ветру забытый выцветший стяг желтой расцветки, украшенный подковой.

А окончательно добила его часовня.

Это была обычная придорожная часовня-каплица, какие любили строить в этих землях. Простой каменный или деревянный дом с залом, где можно было помолиться, алтарем в виде простой гранитной плиты и нехитрым орнаментом. Там были изображения всех богов, каким поклонялись в этой местности, и каждый проезжающий мог выбрать себе небожителя по вкусу.

При часовнях никто не служил, и сами проезжие, что останавливались помолиться, обычно поддерживали в них порядок. Не возбранялось и переночевать здесь, соблюдая, разумеется, уважение к божьему дому.

Но в той каплице, где они пожелали остановиться, ночевать было решительно невозможно.

Все было загажено и осквернено, изображения – не исключая и самого Митру – разбиты, а перед алтарем, на котором разводили костер и готовили еду, возвышалась груда людского дерьма…

– Великий Морской Хозяин! – воззвал Чикко, до того богов не поминавший. – Что ж это творится?!

Так что к Хемлину они подходили с явной настороженностью. И только успели над деревьями придорожных садов подняться его башни, как их опасения начали сбываться.

Навстречу им попалось несколько вооруженных пиками солдат. Остриями они подталкивали в спину человека в лохмотьях со связанными руками, который покорно тащился вперед. Замыкал шествие судейский в черном балахоне: на поясе у него висела чернильница, а в руках он держал свиток, скрепленный оранжевой печатью. Марисса встретилась взглядом с осужденным и прочла в нем страх и муку. Все трое вдруг догадались, что пленника ведут на казнь.

Солдаты повели связанного человека вдоль речки и вскоре исчезли за деревьями, низко склонившимися над водой.

– Хорошенькое начало! Боюсь, мы попали в поганое место, – пробормотал Чикко.

Марисса ощутила непреодолимое искушение повернуть назад. Может быть, лучше будет остановиться на постоялом дворе или даже попроситься в крестьянский дом?

И Торнан против ожидания поддержал ее мысль.

Место для стоянки нашлось почти сразу. В паре верст от города возвышались развалины какого-то большого храма.

Свернув с дороги и подъехав поближе, они обнаружили, что лучшего места найти нельзя. Руины занимали изрядный кусок земли; их окружала невысокая каменная стена. Главная башня храма поднималась на сотню футов и когда-то явно была выше. Перед тем, что раньше было внушительным входом в храм, стояли грубые полуразбитые статуи непонятных божеств. Кому тут поклонялись – не знали, должно быть, и здешние мудрецы. Боги на востоке Логрии менялись чуть ли каждый век.