Дельфания - Лермонтов Владимир Юрьевич - Страница 41

Я ничего не сказал Илье о своих бесплодных хлопотах, а просто присматривался к мальчику, в котором были некоторые странности, говорящие в пользу той жизни, какую он бы хотел для себя избрать. Во-первых, он мгновенно сдружился с Ассоль, та его сразу признала за своего, хотя на нее это не похоже. Во— вторых, Илюша как-то чудно ладил и дружил с каждым зверьком, с каким он встречался. Да они и сами к нему липли и слушались его. У него из кармана как правило кто-нибудь выглядывал, то белку он где-то нашел, и она сидела покорно у него в кармане, постоянно показывая шуструю мордочку, пока Илюша не отпустил ее в лес. В сумке у него порой сидел ежик, которого он брал на ночь в дом, и тот всю ночь топал по полу, мешая спать. Потом у него появился уж, которого он кормил молоком и говорил, что он может с ним разговаривать. По вечерам на поляну, где прежде стояли часовня и колоколица, он носил остатки пищи, чтобы кормить зайца, который регулярно приходил из леса и ел с рук мальчика. Птицы также клевали хлебные крошки с ладони Илюши. Я, честно говоря, смотрел на такое общение с удивлением и вопрошанием, где он мог этому научиться, и как-то спросил его:

— Илюша, где ты научился так обращаться с животными?

Он густо покраснел и проникновенно спросил: — А вы никому не скажете?

— Даже если бы захотел — некому, ты же знаешь, что я редко с людьми встречаюсь и то исключительно по делу.

— И все-таки дайте слово никому не рассказывать, — настаивал он.

— Обещаю! — торжественно произнес я.

— Хорошо, я вам верю, — успокоился Илюша и, мгновение подумав, рассказал свою тайну. — Я ведь, дядя Вова, помню себя с того момента, как я оказался в лесу. Стою, вокруг меня большие деревья. Я заплакал и стал звать маму. Мама не приходила, никого вокруг не было. Тогда я просто пошел куда глаза глядят. Скоро ночь наступила, мне стало страшно и одиноко. И вдруг раздался шум как будто грома, сверкнула молния, и я подумал, что начинается гроза и сейчас пойдет дождь. Я хотел спрятаться под большое дерево, но на его ветвях вдруг увидел яркий шар, в котором парила молодая девушка. Она была очень красива, на ней была белоснежная одежда, и она была очень добра и ласкова. Я сразу это понял, почувствовал.

— Не бойся, Илюша, я не причиню тебе зла, — сказала она.

— Откуда вы? — спросил я.

. — Я с неба, — ответила она.

И вы знаете, дядя Вова, я не удивился и даже не оробел. Наоборот, мне было жутко в лесу одному, а вот с этой девушкой стало совсем не страшно. Тогда она мне сказала:

— Я научу тебя не бояться леса и разговаривать со зверьми, они будут тебя понимать и слушаться.

Я спросил:

— Тетя, а вы что, царица зверей?

Она весело так рассмеялась и произнесла:

— Не только зверей, но и людей.

— А почему же мне никто про вас не рассказывал и вас я никогда раньше не видел?

— Я, Илюша, живу там, на небе, — и она показала пальцем вверх. — Многие люди знают обо мне, другие не верят тому, что я существую.

— Почему же вы не показываетесь людям так, как мне? Тогда бы все поверили, что вы царица с небес.

— Я показываюсь, мальчик мой, но не часто, потому что люди должны верить, не видя меня. Каждый человек должен для этого сделать свой маленький шаг, усилие, чтобы отворить свое сердце, и тогда можно со мною встретиться.

— А я вот ничего не отворял, — признался ей честно я.

— Иногда, радость моя, я открываюсь людям, особенно тем, кто попал в беду. Я люблю, Илюша, каждого человека. Даже если он недобрый и злой, за каждого переживаю, каждому протягиваю руку помощи, но показываюсь наяву редко, чтобы люди сами поняли, кто им помогает, и жили в добре, радости и согласии.

— Спасибо вам, царица небесная, — сказал я ей с благодарностью. И царица небес, дядя Вова, дала мне кулечек сухариков, которые я тут же съел, после чего мне стало совсем нестрашно находиться в лесу даже одному, и звери стали моими друзьями. Потом царица исчезла. Наверное, улетела на небо. А меня вскоре нашли охотники, которые и отвели меня в поселок Баканку. — Илья погрузился в приятные воспоминания и произнес:

— Сухарики были такими вкусными, какие я в жизни никогда не кушал, — и немного помолчав, Илья завершил свою повесть. — Наверное, нет ничего вкуснее на свете, чем сухарики царицы с небес!

Я думал о рассказанном, не зная, как можно поверить во все это. А с другой стороны, можно ли поверить мне, если я поведаю о той фантастической ночи сбора зверей под предводительством загадочной женщины? Молчание нарушил Илюша:

— Дядя Вова, а вы где работаете?

— Я в лесу тружусь, — ответил я с юмором.

— Вот видите! — Я тоже так же, как и вы, буду жить! — радостно загорелся он от того, что его желание жить на природе вдруг обрело реальную основу на моем примере.

— Да нет, Илюша, я пошутил. Вернее, на природе— то я живу, но я — писатель. Книги пишу, — пояснил я.

Мальчик посмотрел на меня удивленными глазами:

— А покажете?

— Вот, на, посмотри. — И я протянул ему книгу «Праздник навсегда!».

— Интересно было бы почитать.

— Вот-вот, почитать, — укорительно сказал я. — А читать-то ты толком не умеешь.

— А я научусь, обязательно. Вы мне поможете?

— Конечно, — сказал я и подумал, что давно уже надо было начать уроки.

Илюша, наконец, осилил название книги, которую он держал в руках, и сказал:

— Красивое название, только как понять: «навсегда»? Разве может быть праздник каждый день? Ведь праздник только по праздникам бывает?

Точная мысль мальчика, честно говоря, порадовала меня, только я не знал, как объяснить, что праздник может быть каждый день, как объяснить это тому, у кого и праздников-то, я имею в виду настоящих праздников, возможно, никогда и не было.

— Понимаешь, Илья, — произнес я в раздумье. — Если человек будет жить в согласии со своей душой, с природой, зверями и людьми, то каждый день у него будет таким радостным и добрым, будто настоящий праздник.

— А разве так можно жить, чтобы со всеми дружить?

— Это, конечно, трудно, но можно. Просто нужно научиться прощать людей и любить все, что нас окружает.

— А я вот, дядя Вова, не поверите мне, но люблю все, что меня окружает. Только людей не люблю. Они такие злые. За бутылку самогонки или за деньги готовы даже убить.

— Людей необходимо прощать, а это — ты прав — самое трудное. Но если все же сумеешь простить, то будешь счастлив каждый день и каждый час.

— А вы так можете?

— Я стараюсь, Илюша. Но иногда не получается. И злюсь порой, и людей ругаю, и даже нехорошие слова про них говорю. Про себя, правда, но это не имеет значения, думаешь ли только, говоришь или делаешь — все одно плохо.

— По вам не скажешь.

— Ты просто меня не знаешь.

— Знаю, — утвердительно заключил Илья, и я не стал с ним спорить о себе. Зачем ему мои проблемы?

— Дядя Вова, пожалуйста, почитайте мне вашу книгу, — вдруг произнес умоляюще Илья. — Я вас очень прошу!

— Ну, если очень, то почитаю, — улыбнулся я.

Тогда Илья у меня жил целую неделю, и каждый вечер я читал ему «Праздник навсегда!». Он лежал в кровати под одеялом, и его глазки горели оттуда удивлением и восторгом, как у озорного зверька, выглядывающего из норки. А на грустных моментах повествования у него даже наворачивались слезы. Когда же мы дошли до узелкового послания, то я сказал, что ему это будет неинтересно, потому как здесь написано для взрослых. Но Илья настоял, и я прочитал ему все узлы, он внимательно слушал.

После этих вечерних чтений Илья серьезно взялся за азбуку и вскоре уже сносно читал. А потом он по— просил у меня «Азбуку жизни», и уже сам, запинаясь, осилил ее, постоянно приставая ко мне, чтобы я объяснил ту или иную мысль. Я старался перевести на его язык то, что ему было непонятно, хотя это было трудно.

Глава 4. ДВА БУМАЖНЫХ КОРАБЛИКА

— Дядя Вова, а вы сводите меня на дальнюю пустыньку? — спросил вдруг как-то перед сном Илюша, и я уловил в его голосе скрытое волнение.