Дельфания - Лермонтов Владимир Юрьевич - Страница 40

Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь другой, ориентируясь по моим завязкам, прошел по моей тропе, на которой я столкнулся, может быть, с самой невероятной и удивительной тайной в своей жизни.

Ассоль, молодец, — дорогу запомнила. Днем этот путь выглядел совсем иначе, нежели ночью, порой даже казалось, что я вообще впервые иду здесь и никогда прежде моя нога по этим тропам не ступала.

К вечеру мы были в Горном мокрые до нитки, потому что попали под проливной дождь.

Глава 3. ИЛЮША

С Илюшей я впервые встретился, когда возвращался на машине из Новороссийска в Горный. Мальчик лет девяти, сухощавый, загорелый, стоял с пустым ведерком на перевале «Волчьи ворота» там, где обычно жители ближних поселков торгуют грибами и ягодами.

— Тебе куда? — спросил я, приоткрыв дверь.

— До Нижней Баканки подбросите?

Нижняя Баканка — поселок, находящийся на трассе Новороссийск — Краснодар, за Горным в девяти километрах.

— Я до Горного, — ответил я.

Мальчик встрепенулся:

— Ну, довезите хотя бы до Горного, а дальше я как-нибудь доберусь.

Мальчик сидел на заднем сидении, ведро держал на коленях, я посматривал на него через зеркало заднего вида.

— Грибы продавал? — спросил я.

— Опята, — пояснил он.

— Сколько сейчас ведро стоит?

— Тридцать рублей.

— А в школу ты ходишь? — спросил я, вспомнив, что сегодня рабочий день.

Мальчик застеснялся и, помедлив, неуверенно произнес:

— Некогда мне ходить, работать нужно.

Я понял, что мой вопрос поставил его в неловкое положение. И стал внимательнее присматриваться к нему. Лицо его было открытым, и мне показалось, искренним, только весь он как-то двигался, озирался, будто ждал откуда-то подвоха, удара или еще какой-нибудь неприятности.

— Родители есть?

Мальчик кивнул головой.

— Пьют? — спросил я и понял, что попал в цель, так как он вновь утвердительно кивнул головой.

— И бьют?

— Да нет, — возразил он, а потом добавил. — Ну, иногда бывает. Да мне-то ничего.

У меня на сердце стало сразу скверно и гадко. Когда мы проехали Горный, мальчик встрепенулся, озираясь по сторонам, воскликнул:

— Дядя, мы Горный проехали!

— Я тебя до Баканки довезу.

Когда он собрался перед выходом заплатить мне за подвоз, я достал пятидесятирублевку и дал ему. Это настолько ошарашило его, что он потерял дар речи:

— Это мне? За что?

— Да бери, говорю, — настаивал я.

— Но я же ничего не сделал, это я вам должен заплатить! — сопротивлялся мальчишка.

— Бери и не спорь.

Я смотрел, как он скоро идет по переулку, исполненный восторга и удивления. Я завел машину и подкатил к нему, и он, увидев меня, будто испугался того, что я передумал и сейчас заберу у него свои деньги. Я открыл окно и жестом подозвал его к себе.

— Тебя зовут-то как?

— Меня — Илья, — ответил он, находясь еще в недоумении от полученных денег и в ожидании того, чего же я еще от него хочу.

— А меня Владимиром, — представился я.

— Дядя Вова, — подтвердил он.

— Ты вот что, Илья, я живу в Горном. Там на горе есть два больших тополя, как раз около них мой дом.

Он стоял и силился представить, где же это.

— Ну, знаешь, где раньше часовни были, такие деревянные на горе? Их еще с трассы было видно.

— Которые спалили? — оживился мальчик.

— Да, которые сожгли, — сказал я.

— Так это вы их построили?

Я утвердительно качнул головой.

— Я слышал о вас, у вас фамилия, кажется, знаменитая такая. И он назвал.

— Верно. В общем, познакомились, теперь заходите ко мне в гости, будет время. Или когда помощь нужна будет. Не стесняйся.

Мальчик смотрел мне вслед, и, мне кажется, он был еще больше удивлен, только вот чем, не знаю. А мне все так же было скверно на душе от того, что вот таких детей по России неведомо сколько и никому они не нужны: ни родителям, ни государству, никому. Растут сами по себе. А мы еще пророчествуем о возрождении России, о ее расцвете. Чудес не бывает, вернее чудеса — это результат труда человека, его любви, доброты его сердца, излитые и проявленные в мир и прежде всего на детей.

Илюша стал ко мне изредка приезжать, мы познакомились ближе. Он рассказал, что живет с не родными родителями, а где его настоящие, он не знает. Откуда он, как попал в эти края, тоже не может объяснить. Причем мои расспросы о его прошлом настолько смущали Илью, что я перестал говорить об этом, чтобы лишний раз не расстраивать мальчика. Его подобрала одна бездетная семья, в которой пили и жена, и муж. Порой у них были запои, когда они беспробудно пили, ругались и спали. Тогда Илюша приходил ко мне жить. Но через неделю возвращался домой, говоря, что все-таки беспокоится о родителях, хотя они и не родные.

— Они же погореть могут! — восклицал он. — Напьются, сигарету не затушат, и вот беда может случиться.

— Тебе учиться нужно, Илюша.

Да ничего, я и так обойдусь, — храбрился он.

— Так обойдусь, — передразнил я. — Нужно свое место в жизни искать, иначе туго будет, и потом будешь жалеть, что не учился.

А я буду в лесу жить, свое хозяйство разведу, пасеку, огород. Я работать люблю и природу люблю, и лес.

— Природа природой, а образование необходимо, без образования сейчас ничего не добьешься. Я вот в город съезжу и попробую тебя в школу устроить. У тебя документы какие-нибудь есть?

— Нет ничего, дядя Вова. И потому вы зря только свои силы тратить будете. Меня без свидетельства о рождении нигде не примут.

— Так давай тебе как-нибудь оформим свидетельство. Документ тебе все равно нужен, как же без документов?

— Не надо документов, — сказал он утвердительно. — Вон птицы и звери в лесу живут без документов и ничего тут. Я с ними и буду жить. Вот только подрасту.

— Так то звери, — возмутился я. — Ты же — человек, а не зверь!

— Так звери, дядя Вова, лучше, чем некоторые люди.

По лицу мальчишки заходили волны обид, которых в его совсем еще крохотной жизни уже, видимо, было немало.

Я не знал, как возразить на такой вывод, который он извлек из своего уже не ребячьего опыта.

— Вы вот начнете меня оформлять, а меня возьмут да и упрячут в дом-интернат для бездомных, а я туда не хочу, — дом-то у меня имеется.

— Почему ты решил, что упрячут?

— А как же иначе? Я знаю, слышал, для того чтобы оформить что-нибудь, столько разных бумаг нужно, что не соберешь. А пока вы будете меня оформлять, так и заберут меня. Будут держать взаперти, а я не хочу.

Я молчал, а он тоже сидел с недовольным видом.

— Я все равно оттуда убегу! Буду жить один в лесу. В лесу не страшно. А еще лучше в море, с дельфинами, — мечтательно произнес Илья и по его лицу было видно, что предела фантазии у мальчика нет.

Тогда я еще не знал, что вскоре, когда все-таки вопреки желанию Ильи я попытаюсь его куда-нибудь пристроить, подтвердится народная мудрость: устами младенца глаголет истина. Я обошел множество кабинетов, разговаривал с чиновниками, и во мне нарастало ощущение того, что вся эта система бытия похожа на жирную свинью, которая лежит в своей грязи и обжирается тем, что приносят ей маленькие, затравленные, бесправные, нищие люди, и которая вот-вот лопнет от жира, удовольствия и упоения своей властью. Возвращаясь из города разочарованный и утомленный, я вдруг вспомнил напутствие старца Арсения о детях, которых он называл колокольчиками Святой Руси. Старец вещал, что тому, кто будет печься о детях-сиротах — ВСЕ грехи прощены будут! И что сейчас на земле нет более значительного и благодатного деяния для спасения души человеческой, нежели забота о сиротах. А я в своих размышлениях пошел еще дальше, подумав о том, что же ожидает того, кто пройдет мимо, не протянет руки помощи, не проявит милосердия к сиротам? И тут мне вспомнились слова Христа о том, что как мы относимся к детям, так мы относимся к Нему. И потому я сделал вывод, что худшего греха на свете, нежели обидеть сироту — нет.