Защита Гурова - Леонов Николай Иванович - Страница 56

– Жилье, – сказал Нестеренко, который неловко чувствовал себя среди старых друзей, невольно становился посторонним.

– Спасибо, Валентин, ты настоящий друг, – ответил Станислав. – Хотя, если человек получил новые документы и изменил социальный статус, что может помешать ему вновь поселиться в какой-нибудь заштатной гостинице?

– А кто поручится, что главк не даст команду и все участковые не проверят на своей территории гостиницы и не сделают выборку среди мужчин, поселившихся за последние двое суток? – спросил Нестеренко, почувствовав одобрительный взгляд генерала, и чуть было не покраснел.

– Значит, все против Станислава Крячко? Хорошо, отставим гостиницы, надеюсь, в бывшем КГБ осталась хоть одна задрипанная конспиративная квартира? – спросил Станислав, тут же смутился. – Ладно, считайте, я глупостей не говорил. Вердин не положит гранату в карман в надежде, что ее не найдут. А почему я один должен подставляться? Пусть Лев Иванович умное предложит.

– Сдаешься, трус? – спросил Гуров. – Я тебе сто раз говорил, летосчисление началось от Рождества Христова.

– С перестрелки под фонарем! – Крячко схватился за голову. – Почему капитан оказался у гостиницы? «Иван» гэбэшникам необходим, но они ему не верят и сторожат, боятся, что парень смоется. Так где же он может находиться?

– Загородная охраняемая резиденция, – тихо предположил Нестеренко.

– Или на Гавайях! – усмехнулся Гуров.

– Стыдно, полковник! – резко сказал Орлов. – Если бы я тыркал тебя каждый раз… Хватит. Вы, ребята, молодцы! Вы практически своего «Ивана» вычислили. Он задержан за хулиганку или мелкую кражу, содержится в КПЗ, или как она сейчас называется.

– ИВС, – подсказал Нестеренко.

– Практически все, – подвел итог Орлов. – Осталось только человека разыскать и задержать.

– Неплохо было бы придумать статью, по которой мы его станем задерживать, – сказал Гуров и пожал плечами.

Глава 13

Гуров впервые вошел в квартиру Котовых. Григорий и Настя поженились тихо, никого из друзей не звали. Григорий говорил неправду редко, только из оперативных соображений, а тут его словно с цепи сорвало: он, не моргнув глазом, сочинил историю о многолетнем романе, который позавчера благополучно завершился в загсе, и он, старый убежденный холостяк, теперь человек женатый. Крячко устроил по данному поводу скандал, мол, теряем близких людей, а сообщают о «похоронах» задним числом, лишают людей законного повода попьянствовать. Нестеренко лаконично высказался о природной еврейской скупости, что Гриша с радостью и собственные похороны «зажмет», но сие от него не зависит. Гуров услышал в словах Котова ложь, но разбираться не счел нужным. Хочется человеку соврать, пусть врет, семья – дело святое.

Григорий хотел устроить скромный междусобойчик, но Настя выступила категорически против. Соберутся сыскари, от них не скроешь, что Григорий познакомился с будущей женой по приказу начальства, начнутся шутки и пересуды, мол, человек спутал, дамочку следовало в тюрьму проводить, а он девушку в загс поволок.

В общем, свадьбу Григорий зажал, выпили после работы в кабинете и разбежались по обычным делам.

Гуров давно усвоил: все неприятности должен разрешать старший, потому известие, что Григорий находится в Склифе, принес в квартиру он, полковник Гуров. Сутки перед этим Насте по телефону морочили голову, мол, муж срочно выехал в область и связи с ним нет.

Итак, Гуров впервые вошел в квартиру Котова, Настю узнал влет, она ему понравилась тогда, в буфете аэропорта Шереметьево, когда сыщик стоя пил кофе. Что лучшая защита – это нападение, знают даже депутаты Госдумы.

– Здравствуйте, – Гуров вручил Насте цветы и поклонился. – Предупреждаю вас, красавица, сокрытие уголовного преступления уголовно наказуемо. Пытаться обмануть женщину может лишь человек недалекий или крайне самоуверенный.

Настя бросила цветы на тумбочку, схватила Гурова за лацканы плаща, втащила в прихожую.

– Что с ним?

– Жив! В порядке…

– Едем! – Настя критически оглядела свой домашний халат, тяжело опустилась на стоявший рядом стул, начала обуваться.

– Нас не пустят, – Гуров опустился на колени, помог Насте надеть сапожки.

– Это вас не пустят! – Настя гордо выставила живот. – Нас пустят!

Гуров даже и не пытался сопротивляться, помог спуститься по лестнице, усадил женщину в машину. Всю дорогу он рассказывал, куда именно попала пуля, как прошла, что задела, что миновала. Рассказал об опасности, которая возникла в связи с большой потерей крови. Гуров знал точно, ничто так не успокаивает, как правда, ее узнают по запаху и на вкус, женщина определяет правду даже на ощупь.

И Настя погладила Гурова по плечу, отерла ладонью лицо, даже похлопала себя по щекам.

– Теперь Гриша до самых родов будет дома.

И тут Гуров вспомнил, что ребята у Князя Гочишвили застрахованы.

– Может, я глупость скажу, так вы меня, Настя, не судите, – сказал Гуров осторожно, тут же решил о страховке не говорить и сменил тему: – Жизнь Григория вне опасности, но ему необходим покой, вы уж держитесь, пожалуйста.

Настя глянула на Гурова недобро, сказала:

– Гриша мне уши прожужжал, какой у него начальник умный.

– Человеку свойственно ошибаться. – Гуров припарковался у приемного отделения, выскочил из машины, открыл Насте дверцу, взял под руку, поднялся по ступенькам.

Станислав и Нестеренко сидели в дежурной части и при помощи молодого офицера составляли список изоляторов временного содержания. Конечно, он имелся и в отпечатанном виде, но переселения отделений милиции и передвижения ИВС происходили быстрее, чем перепечатывались соответствующие документы.

– Как часто меняется контингент задержанных? – спросил Станислав.

Лейтенант взглянул удивленно, Нестеренко толкнул Крячко в бок, тихо сказал:

– Ты засиделся в министерстве, господин полковник. ИВС не что иное, как проходной двор, одни люди входят, другие выходят.

– Бежать легко? – прошептал Станислав.

– Смотря кому и смотря где, – ответил Нестеренко. – Если особо опасного поместили – одно, а коли подрался по пьянке и никто не знает, штрафовать поутру или по мелкому оформлять, так его и без конвоя выпустят за сигаретами сбегать. Случается, человека по подозрению в убийстве взяли, а дежурный об этом не знает.

– Так как же мы работаем? – удивился Станислав.

– А как вы команды даете, так и работают, – зло ответил Нестеренко. – Генерал сказал, человек задержан за хулиганку или мелкое воровство. И вопрос решен. А кто «Ивана» в ИВС Москвы искать будет? Мы с тобой, вдвоем? А ты, опер, забыл, что в каждом ИВС, проще по-старому – КПЗ, половины людей нету. Один на допросе, один на выезде, один в гараже с ментами водку пьет. Другого на экспертизу повезли. Да мы с тобой, как мартышки по джунглям, будем шастать.

– А чего же ты вчера молчал?

– У вас больно победный вид был, огорчать не хотелось.

– А ты считаешь, что генерал обязан знать, что под какими нарами вытворяется? – обозлился Станислав. – Мол, мы на земле пашем, а вы паркеты шаркаете? Так? Ты мне свой характер не показывай. Хотел мне гвоздь в жопу воткнуть, так теперь его из своей задницы и вытаскивай. Садись за отдельный стол, возьми бумаги, рисуй проект приказа за подписью генерала Орлова. Сочиняй, кому что в отделениях следует сделать, чтобы господин Нестеренко мог поставленную перед ним задачу выполнить.

– Станислав, я же так, для примеру…

– А я очень даже конкретно! – перебил Крячко. – Задание должно быть выполнено. Потому садись, пиши проект приказа, придумай, чем конкретно в отделениях милиции нам могут помочь.

…Подполковник Федор Васильевич Уткин исполнял обязанности начальника тюрьмы, клял судьбу и зануду-кадровика, который два года назад бравого оперативника превратил в тюремного надсмотрщика. Можно было на тюрьму не соглашаться и гордо уйти на пенсию. Так поступили многие сослуживцы Уткина, его ровесники. Он недавно столкнулся с одним коллегой, майором, когда тот выходил из роскошного лакированного «БМВ». Отставник служил в какой-то охранной фирме и получал ежемесячно больше начальника управления. Уткин знал ребят, которые устроились, а он нет, потому и работал тюремщиком.