Защита Гурова - Леонов Николай Иванович - Страница 54

Иван проснулся от робкого стука в дверь. Экран телевизора мерцал голубоватым светом, походил на огромный глаз. Иван понял, что передачи уже закончились, включил стоявший рядом торшер, взглянул на часы. Уже два часа. Давно он не спал так глубоко и спокойно, да еще сидя. Стук в дверь повторился. Иван провел ладонью по пустому карману, оружия при нем не было, да и быть не могло.

Он откашлялся и, не наигрывая, спросил злым сонным голосом:

– Кто? Ночь, черт побери!

– Иван, открой, это я, – ответил тихий женский голос.

– Кто «я»? – Иван подошел к двери, но «глазка» в ней, естественно, не было. Он долго сомневался, если бы его решили брать, то придумали бы более разумный, тихий способ.

Иван открыл дверь, профессионально сделал шаг в сторону, и женщина, пытавшаяся его обнять, провалилась в пустоту. Он подхватил Лялю, еще молодую крашеную блондинку среднего роста, закрыл дверь и спросил:

– За деньгами пришла?

– Ванечка! – Она все-таки обняла его. – Ну что дура-баба от ревности и злости не придумает! – Она прижималась к нему грудью и бедрами, пыталась поцеловать.

От нее пахло вином. Иван брезгливо отстранился, взял крепко за руку, усадил в кресло.

– Ну что ты еще придумала?

– Да ничего, Ванечка! Ничего! Повиниться пришла! Ну откуда же я знала, что ты такой серьезный и секретный? Говорят, в тюрьму меня посодют! Дак я же не знала, зла не хотела, глупость да ревность бабья! Любила я тебя! Так жили складно, и вдруг ты пропал! Ни словечка! Теперь-то я понимаю!..

Иван сообразил, что ребята припугнули девок, усмехнулся, налил стакан минералки, протянул женщине:

– Выпей, успокойся! Я скажу, никто тебя, дуру, не тронет!

– Вот счастье-то! – Лялька начала судорожно пить, облилась и, отряхиваясь, якобы случайно, расстегнула блузку, открыв пышные груди.

Ивану стало смешно, он протянул руку, потрепал одну из грудей.

– Ляля, ты же знаешь, я умный мужик, застегнись.

– Уж и не мила? – Она прикрыла кофточку.

– Дурочку не валяй, мила не мила! – Он почувствовал желание и отошел в сторону. – Работа у меня.

– Сейчас ночь, людям спать положено. – Она оглядела Ивана. – Хотя ты вроде и не ложился. Я надергалась, знаю, ты не пьешь, шла к тебе, дрожала, глоток сделала. Ваня, мне выпить необходимо.

– Пей, но у меня нету, не держу.

– Расскажите вы ей… Цветы, мол! – Лялька расслабилась, похорошела, легкой походкой направилась к серванту, на котором стояла початая бутылка коньяка, лежали фрукты.

– Забыл. Приятель заходил, мы обедали.

– Знаю я тебя, монаха! – Лялька налила в бокал коньяка, выпила, хрустнула яблоком, повернулась лицом к Ивану, распахнула кофточку, подняла тяжелые, еще не дряблые груди. – Замиримся? И я уйду, забуду, не знала никогда, даже не видела!

Иван заколебался не оттого, что хотел эту полупьяную женщину. Просто она предлагала самый простой выход.

Почувствовав его нерешительность, Лялька бросилась к Ивану, начала его раздевать, повалила на кровать и буквально изнасиловала.

Вскоре он женщину выпроводил, предупредив, чтобы она свои последние слова не забывала.

Еще не было и семи утра, когда Станислав проснулся от телефонного звонка, был чертовски зол, так как вставал обычно в восемь, последний час был самый сладкий. Станислав открывал глаза каждые десять-пятнадцать минут, с восторгом отмечал, можно еще подремать. А тут – грубо, неинтеллигентно, раньше семи! Злость его сменило любопытство, кто может звонить? Никто из группы в эту ночь не работал.

– Слушаю, – произнес он как можно миролюбивее.

– Из Склифосовского говорят, – сквозь треск и шум донесся женский голос. – Вы Ячко? Вас просят срочно приехать.

– Еду! – ответил он, вскакивая и натягивая брюки.

– Кофе успеешь? – крикнула из кухни жена.

– Когда в планетарий начнут вызывать, – пробормотал он, надевая плащ, раскладывая по карманам ключи, пистолет и наручники.

Москва еще не проснулась окончательно, «Мерседес» летел по полупустым улицам. В мозгу свербили последние слова генерала о необходимости беречь Гурова. Ну, Склифосовского – не морг, хирургию и реанимацию мы проходили.

Станислав чуть не сбил бросившегося к машине инспектора ГАИ и вскоре увидел за спиной «канарейку». «Разочарование вас ждет, господа хорошие», – подумал Станислав, пересек Садовое в неположенном месте, встал у Склифосовского, побежал в приемный покой, кого-то оттолкнув, он навалился на барьер и сказал:

– Моя фамилия Крячко, от вас сейчас звонили!

Но приемная Института Склифосовского не то место, где можно кого-то напугать или удивить. Немолодая сестра что-то писала, подняла на Станислава красные кроличьи глаза и, продолжая писать, спокойно спросила:

– Вы к кому, гражданин?

– Да откуда я знаю?.. Позвонили…

– Он ко мне! – Инспектор ГАИ положил Станиславу на плечо руку в перчатке.

– Отойди, – прошептал Крячко, чуть шевельнув губами.

– Ячко приехал? – спросила молоденькая девушка, прижимая к груди папку с бумагами, появляясь из бокового прохода.

– Приехал! – Станислав отшвырнул руку инспектора, подбежал к сестре.

– Быстрее! – Сестра засеменила по лестнице. – С ума можно сойти! Больной не дает делать переливание крови, пока не явится какой-то Ячко. А у самого уже и пульса нет, кровью истек.

– Кто? Как фамилия?

– Псих ненормальный – его фамилия! – Сестра бежала по длинному коридору. – Нам приносят истекающего кровью человека, мы у него фамилию спрашиваем? Входите!

Крячко вошел в палату, белые халаты расступились. Станислав увидел серое лицо, клок черных волос, торчащий нос, узнал Котова.

– Делайте переливание! Немедленно! – кричал какой-то толстяк, судя по его пунцовому лицу, у него крови было предостаточно.

– Переливание, Гриша! – сказал Крячко. – Иначе ты не сумеешь мне ничего сказать и сорвешь операцию.

– Какая операция? – кричал красномордый. – Кровь немедленно, мы его до операционной не довезем! Какой идиот распорядился привезти его в палату? Его следовало класть на стол немедленно. И кровь! Кровь!

Котов приоткрыл глаза, увидел Станислава и улыбнулся.

– Я здесь, и все будет в норме! Гриша твоя основная задача – принять кровь. Сделай это для нас! Держись!

– Хорошо говоришь, – шептал врач, подталкивая Станислава. – Говори, не давай ему уходить, продержись хоть немного.

– Ты классный сыщик, Григорий! Я знал, ты нас не подведешь и выйдешь на подонка.

Григорий хотел что-то сказать, но Станислав опередил:

– Гриша, ты молодец, но старших не перебивают. Ты потерпишь, когда местный генерал разрешит, ты мне все расскажешь.

– Пульс! – сказала сестра.

– Везите! – Маленький краснолицый врач грубо оттолкнул Крячко.

Каталку повезли в операционную, рядом бежала сестра, поддерживала какой-то сосуд с прозрачным раствором. Люди в белых халатах вытеснили Станислава в коридор; понимая, что в ближайшее время с Котовым не поговорит, полковник спустился на первый этаж, где инспектор ГАИ разговаривал с молодым парнем в штатском, но явно с милицейской физиономией.

– А, приятель! – Гаишник распахнул объятия. – Думал, едешь в Склиф, так людей можно давить?

– Вы к раненому приехали? – спросил молодой, доставая муровское удостоверение.

Станислав оглянулся, увидел дверь с буквой М, двинулся в туалет, приговаривая:

– Самое подходящее место для ментовских разборок.

– Я уже на тебя времени потерял, никакой зарплаты не хватит, – входя следом за Станиславом в туалет, сказал гаишник, но тут же столкнулся со взглядом Крячко, почуял, что не туда попал, и уже миролюбиво закончил: – Менты тоже люди, понимаю, но вы бы хоть свой «мерс» переставили, «Скорым» мешаете.

– Переставь и не забудь вернуть. – Крячко протянул гаишнику ключи от машины, повернулся к молодому инспектору, предъявил свое удостоверение, кивнул:

– Рассказывай.

– Товарищ полковник…

– Товарищи в компартии заседают, а я – господин полковник. Слушаю вас, лейтенант.