Шакалы - Леонов Николай Иванович - Страница 58

Врач поставил на колени Карцеву телефонный аппарат.

– Яйца, наверное, все разбились, – сказал Карцев с сожалением. Набрав номер, услышал испуганный голос жены:

– Илья? Ты жив, что с тобой, ты где? – Все вопросы она выпалила разом.

– Жив, родная, что со мной сделается? – весело ответил он. – Поскользнулся, головой шарахнулся, видимо, в Склифе я, обследуют, говорят, ничего страшного.

– Ты соображаешь, что сейчас три часа ночи, а ты подъехал к дому около восьми. Станислав телефон оборвал, звонит каждые десять минут, в Склифосовского тебя нет.

– Ну и ладно, какая разница! Станиславу скажи, чтобы пыль не подымал, с каждым может случиться. Вот эскулапы утверждают, что к утру я дома буду.

Доктор разъединил разговор и спросил:

– Кто такой этот Станислав?

– Хороший мужик, только уж начальником стал, много о себе думает.

– А Гуров?

– Ну, Лев Иванович голова, слов нет. А откуда вы его знаете?

– Может, он тоже беспокоится, позвоните ему, скажите, мол, все в порядке.

Неожиданно у Карцева сильно заболела голова, во рту стало сухо, и он сообразил, что не в больнице, его захватили люди Фокина, и, может, он сам стоит за креслом, ждет, когда Карцев наберет номер Гурова.

– Эх, дорогой, да вам снова неважно! – Врач вновь наполнил шприц.

Каким-то боковым зрением и чутьем Карцев увидел, что лекарство ему будут вводить другое. Ему вновь мгновенно пристегнули руки, сделали укол, врач, стоявший справа, пропал, а Илью потянуло в сон, голова была еще тяжелой, но боль прошла. Он заснул, может, и нет, сон и явь смешались. Илья чувствовал, как к его вискам прилепили какие-то датчики, за спиной зашаркали, о чем-то говорили, затем виски начало жечь, не очень сильно, но чувствительно, знакомый голос за спиной спросил:

– Первая цифра телефона – единица?

Сознание еще больше затуманилось, перед глазами плыли огромные цифры. Карцев не помнил, что он говорил, и вскоре заснул.

Гуров расхаживал по огромной гостиной роскошного особняка. «Значит, они меня достали, иначе и быть не могло. Что они сделали с Ильей, не изувечили? Сейчас такие методы в спецслужбах ушли в прошлое. Но вполне могли превратить мужика в идиота. Необходимо заставить себя об этом не думать. Впервые главной ценностью является моя жизнь. Киллер. Всего лишь человек с винтовкой, не более того. Они знают, что нам известно, что Илью захватили, ждут, что рвану из этого дома, конечно, готовы».

Зазвонил телефон, Гуров снял трубку.

– Здравствуй еще раз, это я, – сказал Орлов. – Я подошлю пару машин с ребятами, тебе следует переехать.

– Ошибаешься, Петр. Во-первых, они этого ждут, во-вторых, нельзя бесконечно защищаться. Они будут гоняться за мной, либо достанут, либо наверняка парализуют. Надо им врезать, напугать, и это можешь сделать ты. Я знаю твои принципы, уважаю их, но, повторяю, они играют по другим правилам, у тебя выбора нет. И дело не в моей персоне и даже не в Президенте, им необходимо доказать, что они не всесильны и не смогут восстановить старый порядок.

Орлов положил трубку, понял, что Лева прав, и подумал о том, мол, в голову никогда не могло прийти, что мальчишка сумеет, посмеет взять его, Орлова, за горло. Он вызвал секретаря.

– Слушаю, Петр Николаевич.

– Соедини меня с этим… как его, черт побери! С майором Батулиным из Управления охраны. – Орлов положил трубку, забарабанил толстыми короткими пальцами по столу.

– Петр Николаевич, – раздался голос Верочки. – Батулин проводит совещание, просит позвонить позже.

– Подожди, я сам буду говорить. – Орлов снял трубку. – Генерал-лейтенант Орлов, передайте Батулину, я настойчиво рекомендую ему подойти к телефону.

– Батулин слушает, здравия желаю, господин генерал-лейтенант, я же передал…

– Слушай, серунок, – перебил Орлов, – если ты моментально не приедешь ко мне, я пришлю в твою контору конвой и тебя доставят в наручниках. – Он так ударил трубкой по аппарату, что тот треснул.

Такое случалось не впервые. Верочка быстро вошла в кабинет, профессионально осмотрела аппарат и равнодушно сказала:

– Я сейчас вызову мастера, вы знаете, Петр Николаевич, все за ваш счет, вычтут из оклада.

– Почему из моего, а не из твоего или из оклада мастера? – почему-то весело спросил Орлов. – Вы меняете аппараты, должна быть гарантия.

– Железных телефонов не делают. Кофе или рюмку коньяку?

– Догадайся.

Верочка открыла шкаф, налила рюмку коньяку, поставила на стол бутылку минералки, стакан.

– Это для вашего гостя.

– Тогда приготовь валидол.

– Всегда при мне. – Верочка весело улыбнулась и ушла.

Батулин приехал быстро, вошел, поклонился, занял предложенное кресло.

– Значит, так, – начал без предисловий Орлов. – Чтобы через час Илья Карцев был в этом кабинете, иначе через два часа твой пистолет с твоими пальчиками, заключения экспертов лягут на стол прокурора города. Я не люблю грозить, парень, но бандитские правила установили вы, так хлебайте полной ложкой. Я отобрал у Гурова материалы на тебя. Они здесь, – он ткнул пальцем в свой сейф. – Лева сказал, что я пожалею. Гуров всегда прав. Если вы Карцева тронете, я с вас шкуру спущу, так и передай Фокину. Ни один мент не испачкает о вас рук, и плакаться в жилетку генералу Коржанову оснований не будет. Вас порвут на стельки уголовники, беспредельщики. У нас имеется среди них агентура, и мы найдем нужные слова. Убирайся!

– Господин генерал-лейтенант!

– Я включил часы, время идет. Торопись!

Пошатывающегося Карцева вывели из подъезда на улицу, он походил на сильно выпившего человека, который передвигается автоматически. Он и окружающий мир видел, как пьяный, люди и предметы двоились, уплывали в туман, земля под ногами поднималась и опускалась.

– А еще в галстуке, – сказала проходившая мимо старушка.

– Такой наверняка будет голосовать за Явлинского. Все демократы – алкаши, – высказался немолодой мужчина, тащивший на плече коробку иностранного происхождения. – Какого-нибудь виски с утра нажрался, ему русское ничего в глотку не лезет.

Охранники подвезли Карцева к МВД, поставили его у колонны, вручили его удостоверение частного сыщика постовому.

– Старшина, позвони генералу Орлову, скажи, что груз доставлен. Телефон генерала записан.

Милиционер глянул испуганно на державшегося за колонну мужчину, на незнакомое удостоверение, хотел спросить, а нужен ли генералу такой гость, но охранники уже сели в машину и укатили.

Орлов смотрел на спящего в кресле Карцева с удивлением, но и раздраженно.

– Верочка, а чего мы с ним будем делать?

Девушка возмущенно повела плечами, она не знала, что оперативник абсолютно трезв, но догадывалась, что и пьян он не от беспутства.

– А зачем нам что-либо делать? Станислав в кабинете, пусть забирает своего ненаглядного, не я же его буду таскать?

– Я не комод, меня не надо таскать, – неожиданно ясным голосом произнес Илья, поднялся из кресла, но тут же упал обратно.

Пришел Крячко, подхватил приятеля, отвел в свой кабинет.

– Где тонко, там и рвется, – сказал он, усадив Илью на место Гурова, чтобы парень мог опереться руками на стол и положить голову. – Как они тебя определили? На Гришу Котова или Валю Нестеренко они не кинулись.

– А ты, Станислав, полагаешь, что против современной химии человек способен устоять? – слышал и говорил Илья отлично.

Станиславу стало стыдно, но он ответил, как считал нужным:

– Устоять нельзя, а вот дать себя захватить в центре Москвы на многолюдной улице… Что теперь говорить, ребенка обратно не родишь.

Фокин вернулся с приема рано, около шести вечера. Смокинг, белоснежная рубашка со стоячим воротничком, галстук-бабочка, все как положено. Обед был устроен в честь пятидесятилетия одного из высших функционеров КПРФ в шикарном ресторане. Оркестр исполнял старинные довоенные песни, пели не кривляющиеся мальчики под фанеру, а настоящие исполнители, некогда народные и заслуженные, сегодня обидно забытые, голоса у них звучали прекрасно, пели они задушевно. Когда исполнялись замечательные военные песни, некоторые из гостей, хотя и не воевали, украдкой вынимали платки, смахивали слезы – песни юности всегда трогают, а уж в таком исполнении и подавно.