Мщение справедливо - Леонов Николай Иванович - Страница 52

– Извини, Лев Иванович, но хреновый ты сыщик! Хотя о тебе легенды рассказывают, я по своей шкуре знаю, какой ты ас, но вошел ты в кабак и засветился. И мои пацаны, которые тебя в жизни не видели и не знают, лишь только глянули, зашептали: «А вот и ментовка!» Уж больно ты спокойный и уверенный. Когда обычный человек приходит, он мнется, оглядывается, улыбается без причины, а ты вошел, как к себе домой, и, ни на кого не глянув, двинул к бару, как будто из нашей забегаловки никогда не уходил, а ведь все знают, что человек пришел впервые.

– Ну, извини, – ответил Гуров. – В следующий раз, когда войду, буду долго вытирать ноги, хлюпать носом и поддергивать штаны.

Моросил мелкий дождик, и они уселись в «БМВ», где Гуров долго молчал и разглядывал Акима так, словно в первый раз увидел.

– Что уставился, командир? – спросил Аким. – Или сильно полюбил? Но видится мне, что приехал ты с меня должок получить. Ведь ты мне намедни жизнь спас, а с моей стороны никакой благодарности.

– Умный ты, – ответил Гуров. – Но стрельнул в молоко. Я приехал не должок получать, а взаймы тебе еще дать.

– А мне не надобно, господин полковник. Долгов нахватаешь – потом процентами замучают.

– А у меня привычка дурная, – усмехнулся Гуров. – Если я с человеком работаю, то жизнь его берегу.

– А я и не знал, что работаю в ментовке. – Аким недовольно поморщился. – Что, уже и в штат зачислили? Тогда говори, когда за зарплатой приходить.

– Ты молодой и глупый. Ты что же, полагаешь, что полковник, опер-важняк, едет через весь город для того, чтобы с тобой шутки шутить? Днями в Москве может начаться серьезная разборка. И видится мне, что первым делом Галей шлепнет Акима-Лёнчика как свидетеля совершенно ненужного.

Насмешливая улыбка сползла с лица Акима, и он неуверенно сказал:

– А что я ему? Ведь это он хотел меня замочить, а не я его.

– Аким, не будь мальчонкой неразумным. Я ведь сказал: «Видится мне». А может, я ошибаюсь? – И после небольшой паузы добавил: – Правда, в таких вопросах я ошибаюсь довольно редко.

– А может, мне самому этого Галея опередить?

– Ну, во-первых, я приехал переговорить с тобой не для того, чтобы началась у вас разборка. Хорош я буду опер главка, если спровоцирую убийство людей. Тебе с Галеем не справиться. Он всегда тебя опередит.

– Так что делать? Уехать из Москвы?

– Я сразу понял, что ты умный. Уехать из Москвы, причем сегодня и не с какого-нибудь центрального вокзала, а пригородной электричкой. И чтобы никто из твоих пацанов не знал, где ты и когда вернешься. Как написал классик, «мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Гуров открыл дверь машины и уже шагнул на улицу, когда Аким схватил его за рукав.

– Так что же вы, господин полковник, приезжали специально меня предупредить?

– Получается. Не переживай, я в своей жизни совершал глупости и покруче.

– Подожди-подожди. – Аким продолжал держать Гурова за рукав. – С самого начала хотел что-то тебе сказать, да запамятовал. А сейчас вспомнил. Ты интересовался, кто замочил полковника из контрразведки. Так вот, я случайно услышал, что исполнителями были два пацана из конкурирующей с нами группы. Их в тот же вечер ликвиднули. А команду давал никакой не генерал, и вообще человек не вашего разлива. Штатский человек. То ли банкир, то ли бизнесмен большой. Ни имени, ни фамилии не знаю. А приметы у меня есть довольно точные.

Аким сидел за рулем откинувшись, прикрыв глаза, сосредоточивался, а Гуров начал закуривать и заметил, что руки у него слегка дрожат.

Аким медленно, тщательно подбирая слова и очень профессионально нарисовал портрет Якушева, затем спросил:

– Это что-нибудь тебе даст?

Гурову хотелось достать носовой платок и вытереть пот. Ему хотелось обнять этого уголовника, но он не стал возиться с платком и не полез обниматься, а сдержанно ответил:

– Жизнь покажет. В нашей работе, Аким, не всегда знаешь, что сеешь и где вырастет.

А сам подумал: «Я вот ехал и искал тебя, и не рассчитывал, что получу такую ценную информацию. А оно так получилось».

– Так мне сегодня уезжать? – спросил Аким.

– Обязательно. А дней через пять позвони мне в кабинет, и я тебе скажу, что дальше.

Гуров хлопнул Акима по плечу, вышел из шикарного «БМВ» и пересел в свой скромный «жигуль».

Пока сыщик возился с зажиганием, мощная машина уже исчезла в потоке Волоколамского шоссе.

«Ах, Якушев, Якушев! Крупным мафиози стал. Вот если удастся установить хоть какую-то связь между «кукольником» и Якушевым, тогда точно определится: у кого искомые доллары. А может быть, на этом работу и прекратить? Передать весь материал Еланчуку в Интерпол, и пусть они решают свои вопросы сами».

Татьяна настояла, и вечером Гуров приехал к ней в гости и наконец познакомился с дочкой.

– Яна. – Девочка протянула Гурову узкую ладошку.

– Очень приятно, Яна! Меня зовут Лев Иванович.

– Да уж догадалась. Вы можете не поверить, но я вас именно таким и представляла. Что же, у моей мамы всегда был отличный вкус. А вы теперь мне будете вроде как отчим?

– Вроде как буду, – рассмеялся Гуров, – если ты уговоришь маму выйти за меня замуж.

– Сделаем, господин полковник! Считайте, что вы отдали приказ, а я приступила к его исполнению.

Вечер прошел очень мило и по-семейному. Яна больше не дурачилась и не умничала, сидела за столом тихо, изредка поглядывая на Гурова, лишь однажды ему подмигнула. И сыщик понял, что приобрел надежного союзника. Около десяти Гуров поднялся. Неожиданно Татьяна сказала:

– Доченька, я поеду со Львом Ивановичем, а ты будь умницей, утром сама позавтракай и загляни все-таки в школу. Хотя бы урока на два.

– Ну, если ты просишь, я зайду в это заведение, хотя это совершенно бессмысленное дело. В математике и физике я все равно ничего не понимаю, а по истории и литературе они мне рассказывают вещи, которые я знаю лучше. По истории вообще говорят сплошное вранье, а литературу преподают так, что Пушкина возненавидишь.

Они ехали по вечернему городу, и Гуров уступил руль Татьяне, которая давно просила об этом. В дневной сутолоке Гуров ей руль не давал, а сейчас, когда на улицах было свободно, пересел на правое сиденье, и Татьяна, как всякий начинающий водитель, осторожно ехала правым рядом и с ужасом смотрела на троллейбус, который приходилось обгонять. Сидя на непривычном месте, Гуров не мог наблюдать в зеркало заднего вида, что делается позади их «Жигулей», поэтому постоянно оборачивался, наблюдал за обгонявшими их машинами и вяло поддерживал разговор о том, как все будет чудно и замечательно в этой жизни, если не считать эту чертову работу, которая жизнь и отнимает напрочь.

Когда они выехали на Гоголевский бульвар и уже подъезжали к шахматному клубу, их обогнала «девятка», и Гуров увидел, как из открытого окна высунулся ствол автомата. Он ударил по тормозам, придавив ногу Татьяны, крутанул руль вправо, наезжая на тротуар, но было уже поздно. Автоматная очередь разрезала машину вдоль.

«Жигули» встали, Гуров дернул Татьяну на себя, крикнул: «Ложись и не двигайся!» – а сам, пригнувшись, открыл правую дверцу и выпрыгнул на асфальт.

«Девятка» тоже встала впереди, метрах в десяти. Из нее плевал свинцом уже не один ствол, а несколько. Пули прошивали жестяную коробку «Жигулей», рухнуло лобовое стекло; из «девятки» выскочили три темные фигуры, и Гуров открыл ответный огонь.

Почему-то сегодня он взял с собой не любимый «вальтер»-7,6, а «беретту» девятого калибра.

Глушителей не было ни у автоматчиков, ни у «беретты», и грохот стоял, как при настоящем уличном бое. Если до этого кто и шел по тротуару вдоль бульвара, то сейчас обезлюдело, машины, следовавшие за ними, остановились, начали сигналить и подали назад. Возникла пробка, где почему-то каждый из водителей считал нужным нажимать на клаксон. Грохот выстрелов и непрерывные сигналы автомобилей создавали театральный эффект, если к творящемуся убийству можно применить слово «театр».