Ловушка - Леонов Николай Иванович - Страница 26

Володя и на слова Нади не отреагировал.

– Ко всему прочему она еще хорошенькая и сексапильная, – изрек он с таким видом, будто обнаружил, что гостья горбата и кривонога.

– Ну и что! Бывает и хуже! – не сдавалась Надя, решившая защищать Верочку до последнего.

Они разговаривали интересно, не слушая друг друга, каждый о своем и так, словно Верочка при этом не присутствует.

– А может, она поживет недельку и вернется? Мы ей Третьяковку покажем, сводим в кафе-мороженое. Нет? – В голосе Володи звучала тоска безысходная. – Пока тетка на даче, она здесь может пожить, а потом? Сейчас у нее есть двести рублей, она их промотает за месяц, дальше что?

«Наглец, откуда он знает, что у меня двести рублей? – подумала Верочка. – И чего они говорят обо мне, как о приблудившемся пуделе? Держать негде, кормить нечем и выгнать на улицу жалко».

– Ты ее устроишь на работу, она начнет готовиться в какой-нибудь тихий институт! – Наде надоело раболепствовать, она топнула. – Вытащи свои мозги из банки с огурцами, думай!

– Ладно, буду думать, – смирился Володя. – Переодень ее в потребное, акварель с мордашки пусть смоет, деньги все отбери, давай рупь в день. У тебя есть пачка пельменей, я жрать хочу.

Надя удалилась на кухню с видом победительницы, подмигнула Верочке, мол, знай наших.

– Почему вы такой грубый? – Верочка встала и прошла к окну, покачивая бедрами, как порой делают женщины, у которых эти бедра есть.

– Я реалист. – Володя взглянул на походку Верочки и фыркнул. – Ласковых ребят с бархатными голосами ты скоро будешь иметь в достатке. Уверен!

– Я не девочка, а серьезная замужняя женщина, могу показать паспорт.

– Пустяки, тебе поверят на слово. Слушай. Поступить тебе во ВГИК – нуль шансов. Не потому, что ты из Хацепетовки, а потому… Увидишь. В массовках ты сниматься не будешь, труд это тяжелый, тебе такое не по зубам. Ты видела световую рекламу? Огромные буквы по крышам бегают?

– Ты думаешь, я совсем дикая? – возмутилась Вера.

– Такими буквами у тебя на лбу будет написано, что ты из Хацепетовки…

– Я из Кургана, крупный областной центр, с институтом.

– Знаю. Илизаров. Продолжаю. Приехала в Москву и собираешься поступить в ГИТИС или во ВГИК, данный факт твоей биографии может установить каждый желающий, стоя на противоположной стороне улицы. Ты знаешь, с кем ты в первую очередь познакомишься?

– С милиционером.

– К сожалению, нет. Ты познакомишься с кинорежиссером.

– Кушать подано, жрать идите! – крикнула из кухни Надя.

– Шутите, – Верочка улыбнулась.

– Абсолютно серьезно, предупреждай, не предупреждай, познакомишься…

Володя уничтожил пельмени, сказал, что к вечеру вернется.

Целый день Верочка с Надей протрепались, за два года много воды утекло, девушкам было что друг другу рассказать. Надя говорила о своем Володе, даже в его отсутствие, с благоговением. Верочка о муже сказала, что существует, и переключилась на общих знакомых. Она не считала, точнее, не отдавала себе отчета, что совершила преступление. Может быть, в восемнадцать лет память, как и жизнь, короткая? Она не задумывалась, что, не окажись на ее пути этого невысокого и неплечистого парня, не было бы сейчас у нее аттестата, не видела бы она перспективы, Москвы, которые сейчас манили и соблазняли. Человек потерял силы и время, часть души и любовь. Верочка не была злой, она не предавала, просто не думала. Но если в начале пути лежит предательство и преступление, то наивно надеяться, что он приведет к счастью.

Володя, как и обещал, вернулся вечером, притащил чемодан и выложил перед Верочкой гору книг.

– У меня, Мерилин Монро из Кургана, есть три недели, дерзай. Если ты хотя бы прочтешь, обещаю взять за ручку и отвезти в институт кинематографии.

Верочка смотрела на книги с опаской, открыла одну, увидела мелкий шрифт и отодвинула.

– Это не все, конечно, что удалось достать. – Володя раскладывал книги ловко, в его руках они не казались такими толстыми. – Два тома истории кино. Рене Клер, Жорж Садуль, Константин Сергеевич – обязательно. Вот «Сделано в Голливуде» не обязательно, но тебе понравятся картинки. Два тома кинословаря. – Он взял увесистый «кирпич» в зеленой обложке. – От «А» до «Я», прочти и начинай сначала. – Володя заглянул на последнюю страницу второго тома. – Яшин? Ты знакома с Яшиным?

– Яшин? – Верочка наморщила носик безупречной формы. – Какой-то футболист?

– Даже из инфизкульта тебя бы выгнали, потому что Лев Яшин не какой-то, а единственный. – Володя заглянул в словарь. – А Давид Исаакович Яшин – советский кинорежиссер…

– Володечка, можно тебя на минутку? – пропела Надя ласково и увела его на кухню. – Почему ты такой злой? Может, у нее талант? Все эти фифы, которые рвутся во ВГИК, знают Давида Исааковича?

– На актерский факультет ВГИКа поступают не фифы, а сумасшедшие патриотки, – ответил Володя сухо. – Если у нее талант, то девочку не остановят десять книжек, не остановят и десять танков. Я нормальный эгоист, и, если честно, мне на нее наплевать, но к Владимиру Сухову, – он ударил себя в грудь, – отношусь с уважением и не хочу, чтобы он стал соучастником преступления.

Как всякая женщина, Надя не умела выговаривать слова: «Спасибо, я не права».

– Тысячи проваливаются на экзаменах, и каждый случай – преступление? – Она не хотела спорить, но последние слова должны принадлежать ей.

– Я устал, мне тебя вот, – Володя провел пальцем по горлу. – Надеюсь, в Кургане девочки продолжают расти и мне не дадут соскучиться.

– Ты явился по приговору народного суда? – Надя нехорошо прищурилась, Володя быстро обнял ее, виновато зашептал:

– Я дурак, и мысли мои дурацкие. Я тебя люблю.

– Ах, ты любишь, потому что дурак? А был бы умнее…

Володя выскользнул из квартиры, оставив поле боя победителю.

Верочка поселилась в квартире Надиной тетки, которая в эти дни ползала по дачному участку, обрывала усы клубники, мыла трехлитровые банки, заготавливала тару для витаминов, столь необходимых любимой племяннице.

Кинословарь и «Жизнь в искусстве» Константина Сергеевича Верочке оказались не по силам, а вот книга «Сделано в Голливуде», как и предсказывал Володя, девушке понравилась. Она подолгу разглядывала фотографии Мерилин Монро, Глории Свенсон и Джоан Барнс, Дины Дурбин и Бэтт Девис, подходила к зеркалу и снова возвращалась к магическим снимкам.

Месяц прошел незаметно, Володя унес чемодан с книжками, Верочка самостоятельно нашла в Москве ВГИК, но об экзаменах никогда не рассказывала. В конце августа вернулась тетка, одной племянницы ей было вполне достаточно, да и банки с витаминами требовали места. Володя обреченно явился на совет и услышал фразу, которую Ева впервые сказала Адаму:

– Ты мужчина, ты и думай.

– Еще вчера придумал, – ответил он, – работать и готовиться в институт, общежитие и временную прописку легче всего получить на строительстве, будешь штукатуром, ничего зазорного. – Он замолчал под испепеляющим взглядом Верочки.

Муж – после своего визита на экзамен Верочка вспомнила о его существовании – перевел ей триста рублей. Адреса она не дала, еще явится, начнет злорадствовать, деньги получила на Центральном телеграфе.

Когда Верочка, постукивая каблучками, вышла на улицу Горького, ее поджидал, как Володя и предвидел, отнюдь не милиционер, а режиссер. Александр – так он представился Верочке – был высок, сух и сутул, кожаный пиджак художественно болтался на нем, острые коленки прятались в фирменных джинсах, а насмешливые глаза за темными очками. Александр не сразу признался, что режиссер, он поклонился, взял Верочку под руку, словно старую знакомую.

– Ты вошла в кадр, я увидел тебя крупным планом и понял.

Что понял Александр, Верочка так и не выяснила: он умел замолкать в самом интересном месте.

Они вышли на Красную площадь, спустились на набережную. Александр временами отходил в сторону, смотрел на Верочку, выставив перед своим лицом ладони, делая ими замысловатые, гипнотизирующие движения. Ужинали в компании «на уголке», так Александр и его друзья называли кафе «Националь». Здесь их все знали – официантки и посетители, называли по имени, раскланивались. Верочке улыбались, и у нее появилось ощущение, что после долгого утомительного путешествия она прибыла на станцию назначения. После двух рюмок коньяка и нескольких ложечек ароматного горячего жульена это ощущение переросло в уверенность. Стараясь не казаться заезжей в столицу провинциалкой, Верочка осмотрела кафе равнодушно, устало щурилась. Стены, как и положено, в зеркалах, обрамленных белыми лепными виньетками; посетителей немного, разговаривают вполголоса, не кричат, руками не размахивают; на столах прозрачные фужеры и рюмки. Верочка вспомнила заведения, в которых ей довелось бывать перед замужеством: слоящийся дым, кислый запах табака и пива, на столах бутылки, липкие стаканы, в тарелках недоеденные котлеты, макароны и окурки. Верочка брезгливо поморщилась и, вместо того чтобы с благодарностью подумать о муже, улыбнулась Александру. Еще там, в Кургане, занимаясь зубрежкой, слушая нудный голос очень правильного мужа, Верочка знала: куранты пробьют, она окажется здесь, среди зеркал и хрусталя, ее не будут хватать под столом за коленки или рассказывать о законе Ома.