Еще не вечер - Леонов Николай Иванович - Страница 39

Все это вспоминал Юрий Петрович, попивая чай с медом, жалея себя, кляня несправедливость, слепую судьбу-злодейку. Кружка была большая, но чай и время, отпущенное на пустую философию, кончились. Он собрал чемоданчик, оставил записку хозяину – деньги были уплачены вперед – и с квартиры съехал. Взяв в камере хранения большой, из натуральной кожи чемодан, Юрий Петрович без парика, очков и зонтика, со смытой с кисти татуировкой, одетый, как человек, прибывший из столицы, где занимает солидный пост, явился в гостиницу и предъявил подлинный паспорт.

Он принял душ, чисто выбрился, протер лицо французским одеколоном. «Теперь, – думал он, – если Толика Зинича и возьмут, то искать начнут старого поношенного уголовника, а отнюдь не респектабельного молодящегося чиновника, который приехал из Москвы лишь сегодня». Администратору, которой он преподнес коробку дорогих конфет и передал привет от Зинаиды Васильевны из «Космоса», Юрий Петрович вскользь сообщил, что приехал поездом, а не прилетел. В общем, он не опасался, что уголовный розыск может выйти на его след, и занялся решением неотложных дел.

Володя Артеменко, как Юрий Петрович и ожидал, выслушал его молча, заверив, что серьезно подумает. «Ловчит, – понял старый бизнесмен, – тянет время, ищет лазейку». Он умышленно сказал Артеменко, что конкретные инструкции поступят позже. Пусть человек обдумает происходящее, поймет безвыходность своего положения.

Юрий Петрович так привык лгать и лицемерить, что органически не умел говорить правду, обманывая всех, в том числе себя первого. К убийству он был готов давным-давно, и вся операция в гостинице «Приморская» уже продумана до мельчайших деталей. Еще лет десять назад через одного шустрого дипломата – сегодня он работает в фирме «Заря» – Юрий Петрович приобрел пять капсул с ядом. Как он называется, тем более химический состав яда, Юрия Петровича совершенно не интересовало. Получив заверение, что на Западе фуфло не изготовляют, не Одесса, и одна капля убивает быка, он заплатил деньги и коробку с ампулами убрал. Однажды, пожертвовав одной ампулой, он проверил яд на собаке. Проглотив брошенный ему кусок колбасы, пес моментально издох. Штука отменная, решил Юрий Петрович, только слишком быстрая, использовать следует с большой осторожностью.

Он позаботился буквально обо всем. Сначала обработал Артеменко, разъяснил, что если следствие неизвестного физкультурника найдет, то выйдет персонально на него. Володя долго упирался, но в конце концов капсулу взял и сказал, что если Петрович сумеет создать ситуацию, при которой физкультурник сам найдет Артеменко, сам пойдет на сближение, то тогда видно будет, возможно, и представится удобный случай.

С Леней Кружневым все произошло значительно проще. Он подбросил на ладони прозрачную капсулу, заверил, что все будет в порядке, и полетел к Черному морю. Договорились, что Леня сам познакомится с Артеменко, но решающего шага без команды Юрия Петровича предпринимать не станет.

Найти Толика Зинича, напугать прошлым и заставить его сблизиться с Артеменко и компанией тоже большого труда не составляло.

Все было готово, когда произошла эта дурацкая история с машиной. Какой-то идиот, либо Леня, либо Володя, а может, и его девка, отвинтил гайки, другой идиот попал в ловушку, и произошла катастрофа. Не автомобильная, какое дело Юрию Петровичу до старой «Волги» и пьяного чучмека, – произошло крушение его гениального плана. В дополнение ко всему еще сыскарь из МУРа объявился, нет ему другого места и времени передохнуть от уголовщины. В эмвэдэвском санатории надо отпуск проводить, лечить надорванное в бессмысленной борьбе сердечко, проверять пульс, давление. Вдали от начальства можно махнуть бутылочку, сбегать налево и вернуться обновленным к своему любимому труду, получать мизерную зарплату и радоваться, когда поймал карманника или другого дебила-уголовника.

В общем, весь день Юрий Петрович пребывал в гневе и решал, как встретиться с Володей, который явно сбоил и выходил из-под контроля. Необходимо парня успокоить, снять мандраж и предложить конкретный ход. Ясно, что, будь яд не мгновенного действия, Володя уже угостил бы парня и не мучился угрызениями совести. Артеменко боится оказаться рядом с трупом и попасть в поле зрения милиции, и правильно боится. Однако необходимо историю кончать. Володя и Толик должны исчезнуть. В живых останется лишь псих Леня. Замаранный в убийстве, он будет молчать как рыба. Ему надо дать денег, но не единовременно, а определить содержание: хоть Леня и законченный псих, а сообразит, что лично заинтересован в здоровье Юрия Петровича. Личная заинтересованность – великое дело, даже власть предержащие и те в конце концов сообразили.

Спал он прекрасно, поднялся бодрым, жизнерадостным и тут же позвонил Зиничу.

– Слушаю, – глухим, словно из преисподней, голосом откликнулся Толик.

– И прекрасно, мальчик, – сказал Юрий Петрович, – станешь слушаться, будешь жить на свободе долго и красиво. Я говорю из Москвы…

– И черт с тобой, старый хрен, я уматываю, – зашептал Толик. – Тут совсем плохо стало, твой земляк копает, мне ждать нечего.

– У тебя здоровые инстинкты, мальчик, кому в зону хочется? Ты будешь сидеть тихо, кушать и пить в «Приморской», в той же компании, и получишь за это деньги. Завтра в восемь утра я тебе позвоню, если телефон не ответит, отобью соответствующую телеграмму. Пока в уголовном розыске товарищи зарплату получают, мне самому тебя искать недосуг. Ты меня понял?

– Ну? – прошептал Толик.

– Не слышу?

– Понял! Шучу я, нервы.

– У всех нервы, будь здоров. – Юрий Петрович положил трубку, тут же набрал номер Артеменко и, когда, тот ответил, сказал коротко: – Володя, жду тебя в одиннадцать у входа на Центральный рынок.

Ветер гнал тучи, торопился, словно извиняясь за опоздание, выглянуло солнце, улыбалось ласково и мягко. Люди высыпали из гостиниц, санаториев как по команде и, еще не веря, блаженно улыбались, глядя на небо. Большинство оделось празднично, ярко и, несмотря на свежий ветерок и непросохшие лужи, легко, совсем по-летнему. Лишь отдельные скептики с унылыми лицами не решились расстаться с плащами и зонтиками. Молодежь в фирменных джинсах, в белых брюках, как в Рио, в кроссовках, исключительно долговязая, не разберешь, какого пола. Пальмы, роняя тяжелые капли, поднимали листья к солнцу, благодарили за тепло и заблаговременно молили о пощаде, по многолетнему опыту зная, что дождь – плохо, но жара и пыль – еще хуже.

На набережной современные статуи воздевали к небу облупившиеся гипсовые руки, призывая гнев на головы своих создателей. Старинная скульптура была равнодушна к капризам погоды: потемневшая бронза позволяла людям понимающим любоваться своей патиной, а мрамор был равнодушен и холоден, его не волновала погода, мрамор пережил слишком многое.

Юрий Петрович тоже пережил достаточно, но хорошая погода его устраивала. Хотя он, как и легендарный предок, «не любил большого скопления честных людей в одном месте», тем не менее лучше затеряться в сомнительной компании, чем наслаждаться опасным одиночеством. Он перекинул пиджак через руку, ослабил узел галстука и прогуливался у «Приморской», поджидая своего лучшего ученика.

Юрий Петрович не проходил специальной подготовки и не был знаком с работой зарубежных спецслужб, однако не желал встречаться с Володей, если последний прибудет в сопровождении. За физкультурником наблюдали, могут интересоваться и Артеменко.

Володя вышел из гостиницы, был, как всегда, элегантен: кремовые брюки, ботинки в тон, фирменная белоснежная рубашка. Юрий Петрович смотрел на ученика с легкой завистью. Умен, осторожен, нежаден, жить умеет; очень жаль, что ему придется умереть так рано. Когда он, обогнув здание гостиницы, направился к центру, Юрий Петрович следом не пошел, а внимательно присматривался к окружающим. Ему повезло, к гостинице подъехало такси, высадило пассажиров. Юрий Петрович сел в машину, обогнал Артеменко на несколько кварталов, дал шоферу десятку и попросил подъехать к рынку через час. Он не подошел к Володе ни у входа, ни на самом рынке, приглядывался, выжидал; лишь когда Артеменко, купив цветы, направился назад к гостинице, Юрий Петрович пересек ему дорогу – сел за столик открытого кафе и заказал мороженое.