Еще не вечер - Леонов Николай Иванович - Страница 34

Гуров уже акклиматизировался, обрел форму и думал, что, может, все к лучшему, он же сам хотел обострить ситуацию, а острее уже некуда.

– Милиционеры, как все нормальные люди, лишней работы не любят. Уголовное дело возбудили по факту угона.

– А правое переднее колесо? – вмешалась Майя.

– Открученные гайки к делу не подошьешь, – ответил Гуров. – Появилась мысль, что вы, Майя Борисовна, решили страховочку за старую машину получить.

– Вы что там, совсем? – Майя покрутила пальцем у виска. – Я решила за страховочку в ущелье нырнуть или туда своего будущего мужа отправить?

– А вы тем утром Кружнева за цветами налаживали, – гнул свое Гуров, стремясь увести разговор как можно дальше от истины.

– Леня псих, факт очевидный, – вспыхнула Майя. – Я очень похожа на женщину-вамп?

– Не знаю. – Гуров отвечал Майе, а смотрел на Артеменко. – На Красную Шапочку ты точно не похожа.

– Подполковник, а дурак!

– Майя!

– Я не у него в кабинете! – Майя махнула на Артеменко рукой. – Это он за моим столом сидит.

– Извините, мне нужно сходить в номер. – Гуров встал. – А ты, девушка, остынь, не плюй в колодец, может, еще захочешь напиться.

Он пошел к дверям и за спиной услышал:

– Испугал! Милиционер!

– Майя! – донесся окрик Артеменко, дальнейшего Гуров не слышал. Он торопился в номер позвонить Отари, сообщить вновь открывшиеся обстоятельства и согласовать план оперативных действий, который только что придумал. Набирая номер, Гуров чертыхался: «Я же дал себе слово не спускать глаз с Таниной сумочки. Пока меня не будет, загадочная девушка уйдет. Но я же только человек и не могу одновременно находиться в двух местах».

– Майор Антадзе, – ответил Отари.

– Отари, это я, – сказал Гуров.

«Не стрелять!»

Гуров закончил разговор с Отари, положил трубку и остался сидеть в кресле, поглаживая мягкие ворсистые подлокотники. Возвращаться в ресторан и работать категорически не хотелось. Годами он вырабатывал умение заставлять себя делать то, что надо, а не то, что хочется. Сейчас все в нем бунтовало против такого насилия. Ведь он и согласился ехать в отпуск один, лишь соблазнившись мыслью о безалаберном ничегонеделанье, предстоящей вседозволенности, необязательности своих поступков. Когда хочешь, вставай, ешь, общайся с людьми или гуляй один, читай, сиди в кинотеатре или запершись в своем номере, главное, не думай, не напрягай свою волю, живи как заблагорассудится. Если больше трехсот дней в году он живет, как новобранец, проходящий курс молодого бойца, чье время расписано от подъема до отбоя, поступки подчинены чужой воле, а над головой, словно дамоклов меч, висит слово «долг», то три недели он может позволить себе бездельничать.

Гуров взял со стола одну из своих любимых книг – сборник братьев Стругацких, которую так и не открыл. Первые дни спал, потом эти странные знакомства, светская болтовня, неожиданное происшествие, и началось… Парился человек в сауне, плавал в бассейне, нежился и млел, вяло философствуя о красоте жизни, которую не следует усложнять. Оказалось, что судьба не дремала, сорвала белые простыни, одела в партикулярное платье, удушила галстуком, сунула в служебный кабинет и надавала по щекам. «Рожденный ползать – летать не может!»

«Несправедливо», – думал Гуров, преисполненный жалости к себе. А мысли уже появлялись и пропадали, кружились, и, чтобы не сойти с ума, Гуров начал наводить в них порядок, выстраивать проблемы по мере важности.

«Артеменко изначально знал о моей профессии. В университете я выступал, но как мог туда попасть Артеменко? Трудно представить, но, допустим, всякое случается, так почему он в первый день не сказал, а признался сегодня? Не размениваться на мелочи, сосредоточиться на главном», – приказал себе Гуров, оттолкнул велюровое кресло и направился в ресторан.

Приказы отдавать легко, да сознание наше не всегда подчиняется. И выскочил совершенно никчемный чертик-вопрос: что находится в сумочке у Тани? «Если она ушла, значит, я прошляпил и вообще напрасно отодвигаю девушку на второй план».

Таня не ушла, за столом появились Зинич и Кружнев, команда оказалась в полном составе.

– Здравия желаю! – Толик встал, щелкнул каблуками.

– Можете сидеть, – серьезно ответил Гуров, увидел, что сумка Тани висит на спинке стула, и, занимая свое место, отстранил сумку, якобы она ему помешала.

Таня подняла на него спокойный взгляд, укоризненно покачала головой, как бы говоря: кончайте ваши штучки, ничего в моей сумке интересного нет.

– Ошибся и ошибся, живой человек, – ответил Гуров вслух; кроме Тани, никто ничего не понял.

– На твоей работе ошибаться нельзя, – сказала Майя.

– Оставь меня в покое, я в отпуске, – миролюбиво ответил Гуров.

– Вы-то в отпуске, – Кружнев смотрел воинственно, – а милиция творит безобразия. Газеты пишут, прокуратура арестовывает, а вы все продолжаете. Зачем ни в чем не повинную девушку допрашивали? Вчера ночью к ней домой приезжали.

Гуров услышал какой-то тревожный звонок, напрягся, но не сориентировался, что так задело и насторожило, – мешало общее внимание. Артеменко, Майя и Кружнев наблюдали за ним открыто, Таня и Зинич смотрели исподволь, все чего-то ждали.

– Будете приставать, я уйду, – раздраженно ответил Гуров. – Я потому и не признавался, где работаю, чтобы не отвечать за все грехи человеческие. А ты, Леонид Тимофеевич, не изображай рыцаря печального образа. Спросили, где находился, ответь, не морочь людям голову. – Он посмотрел в злое лицо Кружнева, на его плотно сжатые тонкие губы и подумал: «А чего ты действительно не сказал, упирался, будто сопливый юнец, которого уличили в непристойном занятии?»

– Я знаю, когда и что говорить, прошу не поучать.

– Знаешь, и молодец, сменим пластинку. – Гуров перевел взгляд на Толика, подмигнул: – Девушки меня тут за невнимание осуждали, даже на Владимира Никитовича, галантного кавалера, напраслину возвели. А ты, молодой герой, ну-ка ответь общественности, кого нынче в начале двенадцатого поджидал на главной аллее? Таня, Майя, вот вам вопиющий пример верности: дождь, ветер, а Толик часами ждет прекрасную незнакомку…

– Чего зря говоришь, какими часами? – возмутился Толик. – Ждал приятеля несколько минут.

– А вы хоть и в отпуске, а за людьми подглядываете. – Кружнев криво улыбнулся.

Он нарывается на скандал, с какой целью? Куда подевался жалкий человечек, соглашающийся всегда и во всем? Гуров жестом остановил пытавшегося вмешаться Артеменко. Неприятно, конечно, однако придется нахамить, иначе не разберешь: возмущен Кружнев или комедию ломает.

– Простите, Леонид Тимофеевич, я знакомства с вами не искал, к столу не приглашал. Я вам неприятен? Свободные места есть, сядьте в уголке и пейте красненькое.

Таня взяла Гурова под руку, прижалась плечом, как бы прося успокоиться.

«Молчишь? – думал Гуров, глядя на Кружнева. – Не возмущаешься, не уходишь? Значит, все твои слова – ложь и притворство. А зачем? Ну ладно, разберемся на досуге, сейчас не до тебя».

– Наш корабль дал течь, – произнес Артеменко театральным тоном, явно пытаясь вызвать улыбки и разрядить обстановку. – Анатолий, почему ты шляешься под дождем, когда дамы скучают, раскладывают пасьянсы, а я пью в одиночестве?

– Меня ждал, – сказала Майя. – Я назначила свидание и не пришла.

К столу подошла мэтр и тихо сказала:

– Владимир Никитович, вас междугородная, на первом этаже, у администратора.

– Прошу прощения. – Артеменко поднялся и быстро пошел к выходу.

«Не вовремя Петрович позвонил, но, слава Богу, междугородная, значит, он в Москве, а то мне уже невесть что видится», – подумал Артеменко, подходя к стойке администратора, и взял лежавшую трубку.

– Слушаю! – И услышал частые гудки. – А вам этот человек днем не звонил, мой номер не узнавал? – спросил Артеменко администратора, опуская трубку на аппарат.

– Сейчас женщина звонила по междугородному, – ответила администратор. – А после четырнадцати вами интересовался мужчина, и по местному.