Дневник плохой девчонки - Гудоните Кристина - Страница 31

Наконец мы добрались до туалета, и я остановилась, не понимая, что от меня еще требуется.

— Ну, чего ждешь? Сажай быстрее, не то обделаюсь! — сердито буркнул гном.

Я живо усадила ее на унитаз и, не зная, куда деваться, дура дурой топталась рядом в ожидании дальнейших указаний.

— Что, так и будешь тут торчать? — закатила глаза бабулька.

Я выскочила в коридор и поспешно закрыла за собой дверь. Черт, что я здесь делаю? Незачем было сегодня приходить, кто бы сомневался, что они прекраснейшим образом найдут эти деньги и без моей помощи.

В коридор выкатилась толстуха, явно собравшаяся уходить.

— Погреешь молока и дашь ей с булочкой, другую съешь сама с кофе или чаем, с чем захочешь. А я из полиции побегу прямо на работу, так что меня не ждите. Если решите подкрепиться поосновательнее — обед в духовке… И вот что я еще тебе скажу: не обращай внимания на ее капризы… — богатырша потрепала меня по щеке. — На самом деле сердце у нее золотое.

Я понятливо улыбнулась, Онуте в ответ дружески подмигнула и наконец вымелась, оставив меня ждать в одиночестве. Я огляделась. Стены коридора были завешаны разного размера фотографиями в рамочках. На всех была одна и та же, но по-разному одетая и причесанная красивая молодая женщина, и я догадалась, что это поня Казимера в разных своих ролях… Когда она еще была актрисой… Вот только красавица на снимках ни на вот столечко не была похожа на несчастного гнома, пыхтящего сейчас в туалете. Как я ни старалась, ни малейшего сходства углядеть не смогла…

В конце концов пыхтение в туалете прекратилось, с шумом обрушился Ниагарский водопад, и немедленно вслед за этим я услышала любезное приглашение войти:

— Эй, ты куда подевалась? Хочешь, чтобы я тут корни пустила?

Я открыла дверь. Старушка, дрожа как осиновый листок, кое-как стояла, обеими руками упираясь в стенки туалета. Ни дать ни взять распятие, только сильно уменьшенное. Я хотела было снова распахнуть навстречу пылкие объятия, но старушка замахала ручонками (едва при этом не рухнув) и заявила, что обратно желает дойти сама. М-м… Как ей это удастся, я не очень себе представляла, но возразить не осмелилась… Сказала: тогда только подстрахую на случай чего…

Бабулька мелкими шажками, еле переставляя ноги, по стеночке поползла в спальню, с каждым движением рискуя грохнуться, а я, расставив руки на манер вратаря, потащилась следом за ней. Выглядели мы, наверное, роскошно! До спальни мы добрались минут за десять — неплохой результат! Когда она в конце концов оказалась в постели, я вздохнула с облегчением. Пот у меня по лицу тек просто ручьями. Старушка умаялась еще больше моего, она завалилась на подушки и тяжело дышала. Я присела рядом, дожидаясь новых распоряжений.

— Нанете? — вдруг спросила бабулька.

— На… что? — не поняла я.

— Твои духи называются «Нанете»?

— Не помню… Может, и «Нанете»… — я потянула носом, но название от этого не всплыло.

Я душилась духами Эле — как-то нечаянно получилось. Флакончик стоял в ванной у зеркала, запах понравился, но ни разу не посмотрела на название. Зачем? Какая разница?

— «Нанете», — заверила меня крошка. — Когда я пришла в себя в ту ночь… ну, когда меня обокрали, я тоже почувствовала этот запах… И, когда ты вчера к нам пришла, сразу подумала, что твои духи мне что-то напоминают…

Я окаменела… Может, в прошлой жизни бабуленция была комиссаром Рексом? Ой, нет, только не это!

— Мне из-за язвы все запахи кажутся слишком резкими и сильно раздражают, — продолжала болтать старушка. — Но эти духи вполне ничего… Сладковаты, пожалуй, хотя молоденькой девушке подходят…

Я встряхнулась. Пришло время и мне что-нибудь сказать…

— В нашем общежитии многие девочки душатся этими духами…

— В самом деле? — удивилась старушка. — Они что, настолько модные?

— Да, — кивнула я.

— Хм… Неразумно… Такое должно быть очень личным… У каждого запаха — свой образ, настроение… Как и у звука… Как и у цвета…

Этот разговор про духи меня достал, я всплеснула руками, словно что-то внезапно припомнив, и громко воскликнула:

— Ой! Совсем забыла молоко подогреть!

Бабулька почему-то громко засмеялась. Честное слово, она спятила — я же не сказала ничего смешного! Ни слова больше не прибавив, я убежала в кухню. Может, пора отсюда валить — чего еще ждать-то? Подозрительно мне это ее чутье. Или у меня паранойя развивается? Бабулька — бывшая артистка и, конечно, узнаёт всякие там духи, кремы и все такое прочее… Что в этом особенного? Опять же, язва у нее, сама сказала…

Я взяла маленькую кастрюльку, подогрела молоко, налила в чашку, положила на блюдце булочку с джемом и отнесла полдник в спальню. Старушка дремала, но, услышав, что я вошла, открыла глаза и улыбнулась — может, обрадовалась, что снова меня увидела, а может, приснилось что-то хорошее.

— Вот… молоко принесла, — сказала я тихо, словно все еще боялась ее разбудить.

Она протерла глаза и уставилась на меня. Я уже говорила, что не люблю, когда на меня так пялятся.

— Поставить на столик?

— Нет, молоко давай сюда, пока не остыло.

Я подала ей чашку, а блюдце с булочкой поставила рядом на тумбочку. Она попивала молоко и поглядывала на меня, а я стояла, прислонившись к подоконнику, и смотрела, как она пьет. Честно говоря, мне все это надоело, не терпелось поскорее забрать у нее чашку и свалить.

Вдруг бабулька перестала лакать и прямо-таки впилась в меня глазами:

— Ты сказала, что живешь в общежитии?

— Ага… — я кивнула.

— А где твои родители? Не в Вильнюсе?

— Не-ет… — промямлила я. — У меня их вообще нет…

— Ох ты, вот оно что! — расстроилась старушка. — Бедная девочка… И давно ты осталась одна?

— Отец нас бросил, когда я родилась… А мама… погибла в аварии…

— Какой ужас! — покачала головой старушка, похоже, совершенно потрясенная.

Я забрала у нее пустую чашку и унесла на кухню. Когда вернулась в спальню, она лежала, откинувшись на подушки, и тоскливо глядела в потолок — наверное, ее взволновала моя история. Мне еще сильнее захотелось немедленно распрощаться.

— Больше ничего не надо? — смиренно поинтересовалась я.

Она поморгала и глянула на меня.

— Значит, ты совсем одна на свете? Ни братьев, ни сестер?

Я опустила голову.

— Совсем никого…

Старушка на время умолкла, потом тихо проговорила:

— Сколько тебе лет?

— Скоро шестнадцать.

— По тебе и не поймешь… Зачем ты вырядилась в старушечье платье? Тебе надо носить шорты и короткую майку — такую, чтобы пупка не прикрывала.

Я не выдержала и улыбнулась, а она с очень серьезным видом спросила:

— Пупок-то у тебя есть?

— Конечно, есть! — успокоила ее я.

— Ну и слава богу! — она вздохнула с облегчением. — А почему тогда не показываешь? Еще и сережку какую-нибудь вставила бы…

— Шорты мне не идут, ноги слишком тонкие.

— Ну уж! Слишком тонкие! Приподними юбку.

— Что, прямо сейчас? — удивилась я.

— А когда же? Задирай!

Я несмело приподняла подол.

— И чем тебя не устраивают твои ноги? — весело воскликнула бабулька. — Они как раз такие, какими должны быть. Радуйся, что их две, а не больше или меньше!

— Они слишком то-онкие… — протянула я.

— Тебе что, хочется ноги, как у Онуте? — хихикнула бабулька.

Вспомнив толстуху, я тоже хихикнула, а старушка все не унималась:

— Послушай, я тебе сейчас дам сто литов, купи себе нормальную одежду, а этих тряпок чтобы я больше на тебе не видела…

Честное слово, я слегка прибалдела… Вот это бабуленция! А может, она так шутит? А потом заплатит меньше…

— Не волнуйся, из твоей зарплаты я этих денег не вычту, — словно прочитав мои мысли, сказала бабулька. — Это будет мой тебе подарок.

— Спасибо… — прошептала я.

Ну она и странная… Дарит сотню, хотя видит меня всего-то второй раз! (Я имею в виду только те случаи, когда она меня действительно видела!) А если я смоюсь и больше не приду? Я открыла рот, намереваясь как-нибудь повежливее отказаться…