Волшебники из Капроны - Джонс Диана Уинн - Страница 42

– И что, если были? – раздался голос герцогини гораздо ближе. – Желаете разделить с ними компанию, милорд?

Они почувствовали, как герцог отступает, пасуя перед герцогиней.

– Нет. Отнюдь нет! Исполнять ваши желания, моя дорогая, для меня всегда удовольствие… Я… я… просто хотел бы знать почему. Они ведь пришли сюда насчет грифонов.

Голос герцогини снова отдалился.

– Потому, если вам угодно, что Антонио Монтана меня узнал.

– Но… но… – пролепетал герцог, смущенно хихикнув, – вас все знают, моя дорогая. Вы – герцогиня Капронская.

– Я имею в виду, узнал, кто я на самом деле, – сказала герцогиня уже со значительного расстояния.

И вслед за этим хлопнула дверь.

– Взгляните! – сказал герцог прерывающимся шепотом. – Вы только взгляните!

Он не успел договорить, как Анджелика и Тонино, упершись ступнями в швы его карманов, высунули головы из-под клапанов.

Они увидели тот самый блестящий зал, в котором однажды, ожидая взрослых, угощались пирожными: те же золоченые стулья и расписанный ангелами потолок. Но на этот раз блестящий пол был устлан марионетками. Они лежали навалом, дряблые, гротескные страшилища, брошенные как попало, – так лежали бы люди, внезапно свалившись. Они составляли две группы. И это все, что можно было о них сказать: определить, кто из них кто, было невозможно. В кучах лежали Панчи, Джуди, Палачи, Продавцы сосисок, Полицейские и даже один странноватого вида Дьявол, и куклы эти повторялись снова и снова. Судя по их числу, обе семьи, видимо решив, что таинственные грифоны каким-то образом связаны с Тонино и Анджеликой, послали во дворец почти всех взрослых из каждого дома.

Тонино не мог вымолвить ни слова. Анджелика закричала:

– Гадина! Мерзкая гадина! Помешалась она на куклах, что ли?!

– Она всех людей такими видит, – сказал с горечью герцог. – Простите меня, оба простите. Это уже слишком. Это ей даром не пройдет! Ужасная женщина! Не понимаю, почему я на ней женился, – наверное, это тоже было заклятием.

– Как вы думаете, она догадывается, что вы нас подобрали? – спросил Тонино. – Она, должно быть, недоумевает, куда мы делись.

– Может быть, может быть, – пробормотал герцог.

Он ходил по залу взад-вперед, а Тонино с Анджеликой, высунувшись из его карманов, смотрели на пол – на кучи разбросанных по полу неподвижных кукол.

– Ей теперь, конечно, все нипочем, – говорил герцог. – Во всяком случае, с обеими семьями она разделалась. Ох я дурак!

– Вы не виноваты, – сказала Анджелика. – Нет, виноват. Я не умею быть твердым.

Всегда выбираю легчайший путь… Что там еще?

Он рывком опустил клапаны карманов; Тонино и Анджелика оказались в темноте.

– Ваша светлость, – сказал майор со скрипучими сапогами. – Пизанский флот высаживает десант за Новыми гаванями, а наши войска на южном направлении отступают в пригороды.

Они почувствовали, как герцог как-то сразу осел.

– Всё, почти разбиты фактически, – сказал он. – Благодарю вас, майор. Нет, подождите. Не будете ли вы так добры дойти до конюшен и приказать, чтобы мне заложили карету. Лакеи все, знаете ли, разбежались… И попросите подать ее через пять минут.

– Но, ваша светлость… – начал было майор. – Я хочу поехать в город поговорить с народом. Оказать народу… как это называется… моральную поддержку.

– Очень благородная цель, сэр, – обрадовался майор, и голос у него сильно потеплел. – Через пять минут, сэр. – И его сапоги заскрипели, стремительно удаляясь.

– Слышали? – сказал герцог. – Он назвал меня «сэр»! Бедняга! Я выдал ему короб лжи, и он не мог отвести глаз от этих кукол, но назвал меня «сэр» и пойдет за каретой, а ей ничего не скажет. Картонную коробку!

В сторону полетели портьеры, и герцог ринулся в соседний зал. В нем посередине стоял длинный стол.

– Ах! – выдохнул герцог и бросился к сложенным штабелем у стены коробкам.

В коробках оказались рюмки, и герцог принялся лихорадочно выгружать их на стол.

– Не понимаю, – проговорил Тонино.

– Коробка, – сказал герцог. – Не можем же мы бросить здесь ваши семьи, чтобы она им мстила. Хоть раз в жизни хочу проявить твердость. Сяду в карету, уеду, и пусть попробует меня остановить.

С этими словами он вернулся в Приемный зал, держа пустую коробку, и, опустившись на колени, стал подбирать кукол. Полы его камзола разлетелись в стороны, и Анджелика стукнулась о пол.

– Извини, – пробормотал герцог.

– Берите их осторожно, – попросил Тонино. – Иначе им будет больно.

Мягко и быстро, беря каждую куклу обеими руками, герцог складывал их рядами в коробку. При такого рода упаковке Монтана перемешались с Петрокки, но избежать этого не было никакой возможности. Все трое понимали, что в любую минуту может вернуться герцогиня. Беспрестанно оглядываясь вокруг, герцог бормотал про себя: «Твердость! Твердость!» И, не переставая бормотать, неловко обхватил коробку, поднял и понес из зала.

– Подумать только, и смех и грех! – вдруг вскричал он. – Ведь у меня в руках все чародеи Капроны!

К ним приближался скрип сапог.

– Карета ждет вас, сэр, – раздался голос майора.

– Твердость! – откликнулся герцог. – Я хочу сказать – благодарю вас, майор. Я буду помнить о вас на небесах, куда, уверен, мы почти все в ближайшее время отправимся. А пока не могли бы вы оказать мне еще две любезности?

– Сэр? – осторожно спросил майор.

– Во-первых, скажите, о чем вы думаете, когда мысленно обращаетесь к Капронскому Ангелу?

– О песне или о статуе, сэр? – спросил майор скорее настороженно, чем осторожно.

– О статуе.

– Ну… – Майор явно не сомневался, что у герцога опять помутился разум. – Я… я думаю о золотом Ангеле, что на Соборе, ваша светлость.

– Молодец! – воскликнул герцог. – Я тоже! А вторая просьба: не могли бы вы взять эту коробку и поставить ее в мою карету?

Ну как тут можно было удержаться и не высунуться, чтобы подсмотреть, как воспримет майор эту просьбу герцога? Тонино и Анджелика высунулись из карманов. К сожалению, когда герцог вручал майору коробку, она закрыла от них его лицо. Они чувствовали, что лишились редкостного зрелища.

– Если кто-нибудь поинтересуется, – сказал майору герцог, – это подарки для моего утомленного войной народа.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Майор говорил весело и снисходительно; он ублажал герцога в его сумасшествии, но они услышали, как заскрипели его сапоги, быстро удаляясь.

Благодаря энергичному бегу герцога прошло несколько минут, прежде чем герцогиня их настигла. Тонино, подглядывавшему из-под клапана, было видно, что происходило в просторном мраморном вестибюле, где, резко тормознув, остановился герцог. Он мгновенно опустил клапаны, услышав холодный голос герцогини. Она, конечно, запыхалась, но голос звучал победоносно:

– Враг у Нового моста, и, если вы сейчас выедете, вас убьют.

– Если я останусь здесь, меня тоже убьют, – ответил герцог.

Он подождал опровержения, но герцогиня ничего не сказала. Тонино и Анджелика услышали, как герцог сглотнул. Но в своем решении остался тверд.

– Я еду, – произнес он чуточку визгливо, – чтобы быть с моим народом и утешать его в оставшиеся часы!

– Сентиментальный дурак! – изрекла герцогиня, и сказала это вовсе не в сердцах, просто выразила то, что о нем думала.

Герцог взорвался:

– Меня наверное, нельзя назвать хорошим правителем, – заявил он, – но хороший правитель должен поступать именно так. Я еду… еду, чтобы погладить по головке детей и чтобы петь в общем хоре.

Герцогиня рассмеялась:

– Много пользы вы этим принесете, особенно вашим пением. Превосходно! Пусть вас убьют там, на улицах, а не здесь, во дворце. Убирайтесь! И гладьте по головке кого угодно.

– Благодарю вас, моя дорогая, – смиренно сказал герцог.

И снова двинулся вперед – топ-топ-топ – вниз по мраморной лестнице. Тонино и Анджелика услышали звук подков по гравию и почувствовали, как герцог качнулся.

– Едем, Карло, – произнес он. – Что там? На что вы указываете? А, да. Да, это грифон. Очень интересно. В путь, в путь!