Заколдованная жизнь - Джонс Диана Уинн - Страница 18

Мистер Сондерс и Бернард-с-акциями успели заснуть. Пожилая дама в перчатках кивала – или клевала носом. И тут некий святой, запечатленный на витражном окне, зевнул и деликатно прикрыл рот епископским посохом. Затем он покосился на свою соседку, суровую монахиню. Жесткие складки ее одежд напоминали вязанки хвороста. Епископ протянул свой витражный посох и огрел им соседку. Монахине это не понравилось, она перескочила в его витраж и начала трясти охальника за плечи.

Мур все это заметил. Он увидел, как раскрашенный прозрачный епископ почем зря колотит монахиню, да и она в долгу не остается. Между тем какой-то волосатый святой подскочил к своему соседу – святому в королевском облачении, держащему в руках макет замка. Король с перепугу выронил макет и бросился наутек, сверкнув стеклянными пятками. Пока он прятался за обширными юбками какой-то жеманной праведницы, его волосатый обидчик весело топтал макет замка.

Постепенно ожили все витражи. Почти каждый святой колошматил своего соседа, а те, у кого соседей не оказалось, исполняли дурацкие танцы, приподняв подолы своих одежд, или махали священнику, который, ни о чем не подозревая, по-прежнему нес бессмыслицу. Крошечные трубачи в уголках окон прыгали, резвились и дурачились, корча стеклянные рожи всем, кто на них смотрел. Волосатый святой выманил царственного соседа из-под юбок жеманной праведницы и теперь гонял его из витража в витраж, расталкивая остальных драчунов.

Тут уже все прихожане обратили внимание на возмутительную суету. Одни оторопело наблюдали за происходящим, другие шептались, а иные вовсю крутили головами, чтобы проследить за мельканием стеклянных пяток короля-святого.

Словом, возня была несусветная, так что мистер Сондерс проснулся и стал озираться по сторонам. Он посмотрел на витражи, все понял и сурово взглянул на Гвендолен, которая сидела, смиренно опустив взор и по-прежнему изображая невинную овечку. Мур отыскал глазами Крестоманси. Странное дело, но волшебник ловил каждое слово священника и ничего не замечал. Милли беспокойно ерзала на самом краешке скамьи. Священник продолжал мямлить, будто не замечая суматохи вокруг.

Наконец помощник священника решил положить предел непозволительному поведению витражей. Он взял крест и свечу и в сопровождении хориста – тот давился от смеха, размахивая кадилом, – принялся ходить от окна к окну, бормоча специальные молитвы для изгнания духов. Гвендолен любезно останавливала каждого святого, когда помощник священника приближался к нему, причем именно в том месте, где святой находился (так, например, бедолага-король застыл где-то посредине стены), но как только изгоняющий духов поворачивался спиной, святые принимались еще пуще лупить друг друга. Прихожане следили за всем этим, охая и ахая.

И тут Крестоманси обернулся и поглядел на мистера Сондерса. Тот кивнул. Последовала какая-то вспышка, и Мура даже чуть подбросило на скамье, зато в следующее мгновение святые очутились на своих местах и чинно замерли, переливаясь разноцветным стеклом.

Гвендолен возмущенно подняла голову и пожала плечами. В ту же секунду в дальнем конце церкви гигантский каменный крестоносец с диким скрежетом оседлал свою гробницу и показал священнику нос.

– Возлюбленные мои чада, – начал было священник, но осекся, увидев крестоносца.

Потрясенный, он не мог выдавить из себя ни звука.

Помощник священника бросился усмирять рыцаря. Каменному детине это явно не понравилось – он угрожающе поднял огромный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест и вновь навел порядок: крестоносец раздраженно опустил меч и улегся на место, громыхнув напоследок, отчего все вздрогнули.

– Да, многие в этом приходе так и не очистились от греха, – горестно прошамкал священник. – Помолимся же, дети мои.

Когда прихожане потянулись на выход, Гвендолен спокойно смешалась с толпой, словно не замечая потрясенных взглядов, устремленных на нее со всех сторон. Милли догнала ее и схватила за руку. Она была сильно расстроена.

– Какой стыд, маленькая ты безбожница! Я не осмеливаюсь даже заговорить с бедным священником. Знаешь ли, иногда можно зайти слишком далеко!

– И со мной это произошло? – спросила Гвен долен с неподдельным интересом.

– Почти, – ответила Милли.

Но по-видимому, черту Гвендолен еще не переступила. Во всяком случае, Крестоманси ничего ей не сказал, а вместо этого очень долго и ласково беседовал со священником и его помощником.

– Почему твой отец не выбранит Гвендолен? – поинтересовался Мур у Роджера, когда они шли назад по аллее. – Она свирепеет, когда ее не замечают.

– Понятия не имею, – пожал плечами Роджер. – Нас он здорово ругает, если мы балуемся волшебством. Может, он надеется, что ей самой это надоест. Не говорила ли она тебе, чем собирается заняться завтра? – Роджер с явным нетерпением ждал новых проделок Гвендолен.

– Нет. Она злится на меня за то, что я играл с тобой в солдатики.

– Очень глупо с ее стороны считать тебя своей собственностью… Ладно, давай-ка оденемся попроще и пойдем достраивать наш древесный домик.

Гвендолен, понятное дело, рассердилась еще больше, когда Мур снова стал играть с Роджером. Вероятно, этим объяснялась ее новая затея. Впрочем, как призналась сама Гвендолен, у нее были и другие причины. Так или иначе, но в понедельник утром Мур проснулся в кромешной тьме. Решив, что еще глубокая ночь, он повернулся на другой бок и снова заснул.

Однако минуту спустя его разбудила Мэри:

– Эрик, уже без двадцати девять! Вставай! – Но еще совсем темно! – запротестовал Мур. – Что, идет дождь?

– Нет, – ответила горничная. – Это твоя сестрица опять взялась за свое. И откуда только силы берутся у такой маленькой девочки – ума не приложу!

Унылый, как всегда по понедельникам, Мур вылез из кровати и сразу понял, почему так темно. Каждое окно было залеплено густой листвой деревьев: зелеными и начинающими желтеть листьями, голубоватой хвоей кедров и сосновыми иглами. К одному стеклу прижимался буйно цветущий розовый куст, к двум другим – обильные виноградные грозди. Казалось, за окнами не меньше чем на милю раскинулся непроходимый лес.

– Ну и дела! – воскликнул Мур.

– Да, вот так-то! – отозвалась Мэри. – Твоя сестрица заставила все деревья, все кусты в округе подобраться к замку вплотную. Интересно, что еще она учудит?

Из-за темноты Мур совсем раскис. Ему даже одеваться не хотелось. Но Мэри стояла над душой, заставляя еще и умываться. Мур понял, почему она так усердствует: ей нужно было пожаловаться кому-то на всю эту мороку с деревьями. Оказывается, тисы из английского сада так плотно прижались к кухонной двери, что слугам пришлось прорубать дорогу для молочника. Возле парадного входа сгрудились три могучих дуба, поэтому никто не мог ни войти, ни выйти.

– А еще она посадила тисы прямо на яблоки, попадавшие на землю, поэтому в кухне стоит такой запах, будто у нас варят сидр, – вздохнула Мэри.

В игровой комнате, куда Мур еле добрел, оказалось еще темнее. В призрачном зеленоватом свете он разглядел лицо сестры, по понятным причинам бледное и усталое. Но было видно, что она собой довольна.

– Знаешь, по-моему, затея с деревьями неудачная, – шепнул ей брат, когда Роджер и Джулия перешли в классную комнату. – Почему ты не могла придумать что-нибудь безобидное и веселое?

– Потому что нечего делать из меня посмешище! – прошипела Гвендолен. – А потом, мне нужно было проверить, насколько я могущественна!

– Думаю, ты очень могущественна, – признал Мур, разглядывая густую листву конского каштана, притиснутую к стеклу.

– То ли еще будет, – ухмыльнулась Гвендолен, – когда я получу драконью кровь.

Мур едва не проболтался, что он видел драконью кровь в лаборатории мистера Сондерса, но вовремя прикусил язык. Гвендолен и так не знала удержу.

Утро прошло при включенных лампах, а после обеда Мур, Джулия и Роджер решили посмотреть на деревья снаружи. К разочарованию ребят, им легко удалось выйти из замка через потайную дверь, поскольку рододендроны расположились на расстоянии целых трех футов от нее. Сначала Мур подумал, что Гвендолен нарочно оставила один выход свободным, но, разглядывая согнутые ветви и раздавленные листья, он понял: вначале кусты действительно были плотно придвинуты к двери. По-видимому, деревья начали отступать.