Лишние Земли лишних - Старицкий Дмитрий - Страница 74

Потом другая.

Потом погас верхний свет.

Фу-у-у… Пронесло. А ведь на миллиметрах с истерикой разошлись. Еще бы чуть-чуть… и я себе не завидую.

Проскрипела кровать за спиной, и все стихло.

И тут же я подумал: вот блин, началось! Коллектив почуял свою силу и пробует свои острые зубки на мне, таком нежном, трепетном и ранимом. Но мы будем решать проблемы по мере их поступления, если нет возможности вовсе исключить этот порцион из рациона. Поэтому выкинул все из головы и вернулся к картографии.

Минут пятнадцать я спокойно работал, периодически слыша поскрипывание койки за спиной. Ворочается Наташка, не спит. Но, выкинув этот водевиль окончательно из головы, о нем подумать можно и завтра, еще полчаса корпел над картами и даже забыл о нем — проблема, которую я решал, была важнее для всех нас.

Вчерне были разработаны все возможные пять путей доставки наших тушек в Одессу, осталось только их маршрутизировать и окончательно обсчитать нужные ресурсы. Но это уже потом, вместе с Ингеборге сядем.

Я уже потягивался, настраиваясь на крепкий сон, когда услышал за спиной сердитое шипение. Прям кошачье.

— Жора, что ты за человек такой?

— Не понял? — повернулся я к Синевич.

— Блин, такая красивая деваха рядом лежит, а ты в компьютер уткнулся, — укорила она меня.

Ути-пуси, какие мы сердитые. Тут меня на смех пробило. Буквально за день до нашего попаданства в этот новый мир посмотрел я на видаке старую итальянскую комедию «Не промахнись, Асунта»,[343] целиком построенную на культурном непонимании англичан и итальянцев. Так там была почти аналогичная сцена.

— Натуль, — спрашиваю, — тебя, случаем, не Асунта зовут?

— При чем тут Асунта? — шипит. — Не знаю такую. А вот твое поведение оскорбительно для женщины.

— Чем? — удивляюсь.

— Тем самым, — продолжает шипеть. — Я тут, понимаешь… А этот ботаник[344] в монитор уткнулся. И только не говори мне, что я тебе не нравлюсь. Не поверю. Я вижу, какими глазами ты на меня смотришь.

Дорогая редакция! Мне шестнадцать лет и я офигеваю. Нет, я вообще отказываюсь понимать женщин. И это, между прочим, довольно больно бьет по моей самооценке, так как я всегда считал себя достаточно проницательным человеком и искушенным ходоком по бабам. А тут туплю, как первогодок[345] в кубрике. Не нашел ничего лучшего, как заявить:

— Ну ты же сама сказала, что не хочешь ничего.

— Мало ли, что я сказала! — возмутилась девушка. — Может, я от тебя действий ждала, а ты…

— А что я? — перебиваю. — Я, как современный цивилизованный человек, вообще против какого-либо «сексуал харасмент».

Наташа от возмущения чуть не задохнулась:

— Ты… Даже слов не подобрать… Чурбан!

Вот как. Однако, Георгий Дмитриевич, нам гол.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 3:15.

Когда проснулся на шум в коридоре — к моему удивлению, почувствовал, что хорошо выспался, хотя было еще совсем темно.

Наташка, уткнувшись в мою подмышку, сладко сопела, вкусно причмокивая губами.

Да… Оказия, однако. Хотела — не хотела Наташа, а трахнула меня со всей страстью неземной, как любимого мужа в первую брачную ночь.

Что о ней сказать?

Искренна.

Страстна.

И неумела.

Да и откуда взять умелость, если сформировалась и устоялась привычка, что именно ее очень долго обхаживают.

И еще дольше домогаются.

После обхаживания.

И с благодарностью принимают от нее все, что дают, сколько дают и как дают. Потому что Наташа — очень красивая. С такой внешностью никакой «Камасутры» не надо. Как она это все со школьной юности в своей провинции усвоила, так и живет.

С типичным поведением проститутки в постели у нее нет ничего общего. Может, она и не врала, когда в первый день заявляла мне с возмущением, что никогда не путанила. Тогда я не поверил: невозможно же в бардаке жить и целочкой остаться. А эскорт — хоть и не проституция в чистом виде, но все же близок к ней. По крайней мере, репутационно. А там уже как фишка ляжет. Жизнь — она всегда сложнее наших о ней представлений. Она большая, и в ней есть место всему. Даже тому, что не придумать.

Вот вам и весь внутренний конфликт Наталии. Когда ее… нет — ЕЕ, по унизительному жребию, практически насильно, не спрашивая желаний и предпочтений, без всякого конфетно-букетного периода отношений, сорвав трусы и лифчик, обрядив в один только халат, впихнули в мой номер и наказали до утра оттуда не появляться, иначе применят санкции — она и поплыла. Потому как совсем по-другому себе представляла развитие отношений между мужчиной и женщиной, где секс — достигнутая вершина, а не начало пути, у ее подножия.

Все это Наташа в перерыве между соитиями мне со всей своей искренностью и выложила.

Оказалось, что сам вопрос с перераспределением мужского ресурса в гареме подняла Галя Антоненкова во время нашего с Ингеборге шоп-тура по Базам. И после нашего возвращения этот бухтеж перманентно тихо тлел по кулуарам. А потом прорвало всех разом.

Если бы я только с Розой спал, то никто бы ничего и не вякнул. Сделал чувак свой выбор, и сделал. Флаг ему в руки и барабан на шею. А тут в гареме образовалась привилегированная группа, пользующаяся мной, когда остальные голодают. И такой непорядок решили устранить волюнтаристскими методами. Удивительным для меня оказалось только то, что наиболее спокойной частью гарема была его мусульманско-таежная часть. У остальных девчат обладание моей тушкой выросло в вопрос статуса в коллективе.

Практически их окончательная договоренность выглядела так. Полгарема пользуют меня по составленной очереди, потом две ночи я провожу с Ингеборге и Розой. Потом радуются остатние полгарема — и опять Роза и Ингеборге. Очередность была выявлена примитивным жребием, для пущей справедливости. Мое мнение никого не интересовало. Как и мое право на отдых. Оба-на! Картина Айвазовского «Расстрел броненосца одиннадцатью канонерками».

Думай, башка, думай, а то панаму амазонки напялят и поздняк метаться будет. Причем не все такие неискушенные и искренние, как Наташка. Наверняка есть и мастерицы изощренных подлянок. Только пока невыявленные.

Так вот, от шума, точнее от стука в коридоре я проснулся и эту мысль в голове держал. Когда же этот слабый шум превратился в звуки возни и топтаний, не выдержал, встал и, как был в костюме Адама, выглянул в коридор. Любопытство одолело: что же такого девчата еще задумали. На этом же этаже только мы квартируем.

Выглянул в коридор, а там творилось сущее безобразие. Двое неизвестных мужиков тягали Сажи к лестнице, зажав лапой ей рот. Сажи усиленно сопротивлялась, пытаясь одновременно что-то мычать и кусать пальцы, сдавливающие ее красивые губы.

Это мне очень не понравилось. Настолько не понравилось, что я, вопреки своему обыкновению, даже не стал никого окликать, предупреждать и ругаться. Просто взял короткую лыжную палку, стоящую в номере у двери (чего только не нашлось у запасливого школьного водителя, когда мы разгружали автобус перед ремонтом), открыл дверь, сделал два шага и воткнул эту палку острием в бок одного из напавших на красавицу-чеченку. Тот кротко хрюкнул и упал. Палка осталась в нем торчать, вырвавшись из руки.

Второго нападавшего попытался отоварить подъемом стопы по «фаберже»,[346] но в этом не преуспел, попав ему только по внутренней стороне бедра, и, пожалев свои босые ноги, стал отрывать его от Сажи руками, крича в открытую дверь своего номера:

— Наташа! Тревога! Звони Борису! Мобильник на столе!

Мужичок попался в мои руки жилистый и не слабый, но, к его несчастью, малого веса, потому оторвать от девчонки его удалось быстро, хоть этот гад и влепил мне не глядя каблуком по голой плюсне.