Когда я вернулся в комнату, все уже были готовы. Одеты в принесенную дежурным по этажу форму. У всех без знаков различия, это только я щеголял в парадном

форме подполковника авиации со всеми заслуженными регалиями. Даже медаль «За Отвагу» велели прицепить. Хотя я это делал не всегда.

- Ты где был? – поинтересовался отец, изучающе рассматривая мою грудь.

- Звонил, чтобы мою машину приготовили, она в кремлевском гараже стоит. Вечером после встречи с товарищем Сталиным ко мне поедем, знакомиться будем.

- Разрешат? – спросил Шатун.

- Я спрашивал у товарища Берии, разрешили. Два дня дали на знакомство и отдых, потом уж извините, работать будем плотно. Ну, мы то со Степкой в Центр, у нас

служба, а насчет вас вопрос проясниться через несколько часов, так что сейчас ничего конкретного сказать не могу.

- Я бы в институт поступил, конструкторский, - вздохнул Толик.

- Я же говорил, решим. Тут нам открыты все дороги, учитывайте это. Но только после принятия гражданства, до этого вы тут пока гости, и отношение

соответствующее. За информацию, что мы привезли, нам конечно большое спасибо скажут, но не более.

- Не говори прописных истин, и так понятно, – махнул рукой Шатун, остальные кивнули.

Все разговоры за последние часы уже были рассказаны и обсуждены, поэтому включив радио, мы услышали музыкальное выступление одной певицы. После первых же

аккордов, все как будто их дернули за верёвочки, посмотрели на меня:

- А что сразу я?!

В это время голос певицы разносил по комнате знакомые слова:

Над землей летели лебеди

Солнечным днем.

Было им светло и радостно

В небе вдвоем,

И земля казалась ласковой

Им в этот миг…

Вдруг по птицам кто-то выстрелил,

И вырвался крик:

Что с тобой, любимый мой?

Отзовись скорей.

Без любви твоей

Небо все грустней.

Где же ты, любимый мой?

Возвратись скорей,

Красоту мою нежную

Сердцем своим согрей… (Дементьев А.)

После того как песня закончилась, мы продолжали сидеть на своих местах, пребывая еще там, в песнях.

- М-да. Даже мурашки по всему телу. Не знаю кто пел, но она великая певица, - пробормотал Шатун, проводя рукой по лицу.

- Я знаю, кто пел, - вздохнул я.

- Кто? - спросили они хором.

- Теща, - снова вздохнул я: - Голос слышали какой? Ни с кем не спутаешь.

- Теперь она кажется мне двусмысленной… - что имел в виду отец, мы не узнали. В это время раздался стук в дверь и в открывшемся проеме, показался наш

сопровождающий.

- Пора выезжать. Время.

Через полчаса мы оказались в кремле. Следуя за сопровождающим мы прошли через многочисленные коридоры, охраняемые серьезными бойцами и вышли к большой

двухстворчатой двери кабинета Сталина.

- Проходите, вас ждут, - указал на дверь секретарь.

Я первый подошел и потянул за ручку, за мной следом в кабинет прошли остальные.

- Здравия желаем, товарищ Сталин, - немного в разнобой но все равно хором поздоровались мы.

- Ну, здравствуйте, иномирцы, - улыбнувшись в усы, ответил Верховный.

Начало лета 1944-го года. Тыловая дорога наступающего Брянского фронта. Семь часов вечера.

Пыль стелилась на многие километры над дорогой, поднимаемая солдатскими кирзачами, траками танков, тракторов тягачей, копытами коней, колесами машин и

орудий. За два часа пути мы уже покрылись тонким слоем пыли, сидя в открытом кузове старой Газ-АА. Больше всего этим был недоволен Степка. Его новенький

офицерский френч, с еще не обмятыми погонами лейтенанта, по приезду думаю, потребует серьезной чистки. Это мы опытные, сразу надели старое много раз стираное

обмундирование с защитными погонами. На мои советы Степка не обратил внимания и теперь страдал. Я специально не настаивал, пусть учиться.

- Смотрите «пантера»! – воскликнул Степка, показав на громаду фашистского танка, проплывавшего мимо нас в сорока метрах. На корме топорщились элементы брони,

расстелив длинную гусеницу и опустив ствол пушки, «пантера» напоминала старого боксера с поникшими плечами.

- Из чего-то тяжелого долбанули. Из орудия на прямой наводке, или тут «зверобой» поработал. Калибр уж больно крупный, - авторитетно заявил Микоян. Они сидел

облокотившись о задний борт. На пропыленном лице отчетливо сверкали белки глаза и белоснежные зубы.

Нам и ранее попадались подбитые и сгоревшие танки противника, но в основном своем «четверки» да «тройки», так что все с интересом посмотрели на когда-то

грозную боевую машину. Наши кстати тоже попадались, буквально через километр, мы увидели остов нашей самоходки с развороченной взрывом боекомплекта боевой

частью.

- «Зверобой», - вздохнул Микоян: - А вон там видите, три танка? Там еще ремонтники взяться. Это тэ-сорок четвёртые. Видимо подстерегли и в борта ударили, а

левее, корпус вверх гусеницами. Не разгляжу, но вроде тэ-тридцать четыре-восемьдесят пять. Тут армия Катукова проходила.

Мы долго провожали наши погибшие боевые машины взглядами.

- О, смотрите «тигр»! – снова воскликнул Степка.

Я всё-таки добился отправки на фронт на два «инструкторских» месяца. Правда, под расписку, что все боевые действия будут вестись нами только над

освобожденной территорией. Что ж, и тут охотники бесчинствуют, есть с кем схлестнуться в схватке.

В продвижение моего рапорта помог отец, он теперь не абы кто, а замнаркома авиационной промышленности и советник Верховного Главнокомандующего по линии ВВС.

Батя курирует заводы, что начали производить первые реактивные самолеты. Четыре опытных аппарата уже два месяца крутились в небе над Центром, произведя фурор

среди переучивающихся на новую технику летчиков как истребительной, так и бомбардировочной авиации. Два аппарата были чисто истребителями-перехватчиками, два

других скорее относились к бомбардировано-штурмовой авиации. Имели подвески на крыльях и бомболюки.

Шестнадцать готовых истребителей, получивших документальное наименование Ла-9бисМ, и ласковое прозвище «Балалайка» полученное от успевших полетать на них

летчиков, отправились на Брянский фронт в знаменитую дивизию полковника Покрышкина. Официальное название получили из-за опытного КБ Лавочкина, именно там

изучали и адаптированные под современные реалии «украденные у противника» схемы и устройства новейших реактивных моторов, фюзеляжа самолета и приборов для

них. Мне же эти новейшие истребители напоминали чисто советские Миг-21 из нашего мира, только с некоторыми переделками уже местных конструкторов. Штурмовики

же вообще похожего с нашим миром не имели. Уже местная задумка, только движки не имели тут аналогов.

Из новейших истребителей сформировали отдельное подразделение перехватчиков, пока с неясными целями. Всех возможностей этих машин еще не знал никто, вот

поэтому мой рапорт и не был положен под сукно как другие.

Эту усиленную эскадрилью принял под командование гвардии майор Кожедуб, именно он первым усвоил эту машину в Центре. Его в то время как раз принесла нелегкая

переучиваться на Ла-7мые, увидев новую машину он влюбился в нее до чертиков. Я такому отношению был только рад, Иван, как я, Степка или тот же Покрышкин

относились к редкой категории интуитов, то есть в считанные мгновения могли овладеть любым самолетом. Среди пилотов такие встречаются. Редкость конечно, но

они есть, самый большой процент таких интуитов находится в отдельном спецполку, где я ранее служил.

На шестнадцать машин у Кожедуба было одиннадцать прошедших переподготовку и обучение пилотажа на этой машине летчиков-ветеранов. Я вез еще троих недостающих.

Кроме нас со Стёпкой, в старенькой и раздолбанной полуторке с помятым кузовом, сидели еще двое летчиков-инструкторов. Это гвардии майор Микоян, мой бывший

ведомый, и старший лейтенант Савельев. Оба опытные летчики, попали в инструктора после ранений. Степан Микоян, в декабре сорок третьего схлестнулся с