Чтобы всегда по справедливости - Сальников Юрий Васильевич - Страница 2

Миша понял, что и сейчас дома у Веры произошло что-то такое, отчего ей захотелось вызвать своего доброго человечка на задушевную беседу. Только расспрашивать он не стал — захочет, сама расскажет. И действительно она рассказала.

— Знаешь, — начала она, — позавчера вечером Нинка пришла домой поздно, отчим отругал ее. «Больше не пойдешь!» А вчера она опять попросила ее отпустить. «Нет», — сказал отец. Тогда она к маме подластилась. «Мамочка Катя, мне надо Зою проводить»… Ну мама и сказала Ивану Григорьевичу: «Пустим подругу-то проводить». Отпустили. А потом мама меня за, хлебом послала, и я эту самую Зойку встретила: никуда она уезжать и не собиралась! Понимаешь? Наврала, Нинка и всех обманула. Я ей сегодня так и сказала: «Что же ты, говорю, всех бессовестно обманываешь!» А она засмеялась: «Без вранья, говорит, не проживешь!» — «Неправда!» — сказала я. А она глаза прищурила: «Ах, неправда? Тогда скажи — отпустили бы меня, если б не наврала? Да ни за что бы не отпустили? Зато я с Вадимом увиделась. Он скоро уезжает навсегда учиться в другой город. Или, по-твоему, я не должна была с ним в последний раз увидеться?» — «Ну, должна», — ответила я, а она сказала: «Ага! Вот и молчи. Потому что все по справедливости получилось». — «Какая же это справедливость, если вранье?» — «А это уж ты как хочешь понимай!»

— Вот я и не понимаю, — закончила Вера свой рассказ. — Как можно от других справедливости требовать, а самой нахально врать! Это ведь тоже несправедливо?

— И что же твой Советчик говорит? — спросил Миша серьезно.

— А он говорит, — тоже совершенно серьезно ответила Вера, — что без вранья жить все-таки можно.

— Так ведь не пустили бы Нинку!

— А кто это сказал? Сама Нинка так думает? Ну, рассердился бы на нее отец, верно. А если бы она ему честно объяснила, зачем ей нужно, он все-таки обязательно ее отпустил бы. Это уж я тебе точно говорю.

— Ну да — жди! — сказал Миша. — Если бы все так просто было, никто бы тогда и не врал.

— Вот и врут от страха. Страшно, что не поймут да не сделают, как тебе хочется. Вот и врешь.

— А я от другого вру, — сказал Миша.

— Отчего?

— А чтобы меня не наказывали. Сделаю что-нибудь не так, потом выкручиваюсь. Не всегда, конечно. Но бывает.

— Так это все равно — от страха. Боишься, что попадет. А по справедливости — если что сделал не так, все равно ведь надо отвечать?

— Ну, надо.

— Вот и врать нечего. Все равно накажут.

— Значит, если я бояться перестану, и врать перестану?

— Конечно.

— Ага! А если я сам хочу сделать плохо! Ведь есть люди, которые врут, потому что сами хотят нарочно вредить.

— Это совсем другое. Это когда плохой и злой человек врет. А мы говорим про хороших. Нина-то в общем хорошая. Да и ты тоже. Вот вам и нечего врать. Надо только верить человеку.

— Ишь ты! — продолжал спорить Миша. — Я ему поверю, а он со мной несправедливо. Да разве можно всем верить? — воскликнул он, вспомнив про своего дядю. — Другой наобещает, наобещает, а сам…

И он так безнадежно махнул рукой, что Вера прижала ладошку к губам и спросила шепотом:

— У тебя тоже что-нибудь?

Она знала, что Мишке иногда здорово влетает от родителей, поэтому он убегает на сеновал. И всегда сочувствовала ему, забывая про собственные дела и тревоги. В эту минуту она забыла о своей ссоре с Ниной — готова была слушать Мишу. А он готов был ей все рассказать про дядю.

Но им помешал Павлик.

Что значит быть взрослым?

Собственно говоря, Павлика они позвали сами.

Сначала подъехал грузовик и раздались длинные, сердитые гудки — шофер кого-то вызывал. Вера догадалась:

— Павкин отец приехал.

— И сейчас Павка выскочит, — добавил Миша. — Разгружать начнут.

Верно: зазвучали голоса — Павкин и женский.

— Павкина мать тоже вышла, — отметила Вера.

«Трах!» — с треском поблизости грохнуло, словно что-то упало с высоты. Мужской голос прогремел:

— Осторожнее, Павлуха.

Миша придвинулся к стенке сарая и посмотрел в щель — на Верин двор. Только правильнее сказать, что это был Павкин двор. Потому что и дом, и сад, и этот сарай принадлежали Павликовым родителям. Верины же родители снимали у них полдома. Они еще не имели своей квартиры, им все обещали дать, но очередь не подошла.

Миша увидел, что Павликов отец — курчавый, в одной майке — стоял в кузове машины и перебрасывал через забор в свой сад пустые дощатые ящики. А Павлик с матерью оттаскивали эти ящики в сторону, Складывали в кучу, совсем близко от сарая, в котором сидели Миша и Вера.

Ящиков было множество — вчера Павкин отец тоже привозил их два раза, они громоздились уже так, что сад стал походить на какой-то торговый склад.

— К вечеру еще подброшу, — сказал отец.

Зафырчал мотор, машина уехала. Павкина мать ушла в дом. А Павка начал укладывать ящики.

— Позови его, — шепнула Вера.

Вот тогда-то Миша и свистнул. Павлик оглянулся, «подбежал вплотную к сараю.

— Вы? — зашептал он.

— Лезь!

Павлик не заставил себя ждать. Теперь они были в полном составе — старые друзья, союз которых был скреплен не только соседской жизнью, но и совместным трехлетним пребыванием в школе — вместе пошли в первый класс, вместе вступили в пионеры, вместе нынче перешли в четвертый.

Правда, учились неодинаково. Вера была «круглая отличница», Мишу учительница считала «хорошим учеником», а Павлик был «неустойчивым троечником». Мария Николаевна, учившая их с первого класса, постоянно ругала его за несерьезность, несобранность, невнимательность и еще за десятки разных «не», которыми отличался непоседливый, непослушный, неуспевающий Павел Виданов.

Да он не унывал! Только обижался на Марию Николаевну. «Придирается! — говорил он со вздохом, как о чем-то роковом для себя. — Ко всем хорошо относится, а меня невзлюбила».

Сейчас он влез раскрасневшийся, шумно отдуваясь и приглаживая лохматые волосы. Миша спросил:

— Зачем вам столько ящиков?

— А пригодятся, — бойко, не задумываясь, ответил Павлик.

— Как это «пригодятся»? — уточнила Вера. — Все бывает для чего-нибудь. Если строиться хотите, так и скажи.

— Ничего мы не хотим. Просто папане подвернулись задаром, вот и прибрал…

— Вечно у вас что-нибудь лежит, — сказал Миша. — Как на базе.

— А чем плохо? — опять бойко отозвался Павлик. — Запас места не пролежит. А вы что? — поинтересовался он. — Просто так сидите или что-нибудь?

— Что-нибудь, — ответила Вера и кивнула на Мишу. — Вот у него опять…

Павлик сочувственно взглянул на Мишу и вздохнул:

— Хоть бы скорее взрослым стать!

— Тебе-то что? — сказал Миша. — У тебя с твоими ничего такого не бывает.

— Это верно, — согласился Павлик, широко улыбаясь. — Мои сговорчивые. Между собой дружные и меня не притесняют. Маманя говорит: я детства не видела, так хоть ты, сынок, поживи в свое удовольствие. Вот и живу. Что ни захочу, получай, Павел!

— Сказка, — позавидовал Миша.

— Да-а, — протянул Павлик. — Только дома-то хорошо, а в школе? Три класса Мария Николаевна спуску не давала. Так она хоть одна была, а с этого года много учителей наседать на меня будут. Ужас! Взрослый — он сам себе хозяин.

— У взрослых тоже начальство есть, — сказала Вера.

— Ну и что? Не нравится — сразу на другую работу перейди… Как папаня? Был в автоколонне, перешел в торг. А попробуй из школы? Класс и тот не сменишь.

— По-твоему, взрослый что хочет, то и делает? А вот у нас Иван Григорьевич свое Нине внушает: «Мы должны желания подчинять необходимости».

— Какой еще необходимости? — нахмурился Павлик.

— Ну, делать что надо, — пояснил Миша.

— Пожалуйста, — легко согласился Павлик. — Надо, я и сделаю. Решаю-то все равно я сам. Самостоятельно! Никто мне не указ.

— Вот и ошибаешься, — заспорила Вера. — Взрослые тоже друг дружке подчиняются. Есть законы. Общество. Порядок.

— Да пожалуйста, пусть порядок, — опять согласился. Павлик. — Но взрослые-то взрослым подчиняются, да? А нас кто заставляет? Все, кто чуть старше. И так командуют, и так.