Чтобы всегда по справедливости - Сальников Юрий Васильевич - Страница 1

Юрий Васильевич Сальников

Чтобы всегда по справедливости

Девочку обидел на улице мальчишка. Она заплакала и побежала домой.

— Мама! Хочу скорее быть взрослой.

— Почему, Мариночка?

— Чтобы меня никто не обижал.

— А сама обижать никого не будешь?

— Нет, нет, что ты! Хочу, чтобы всегда по-справедливому.

— Как же это, Мариночка?

— Ну, как-как? Очень просто. Не понимаешь?

Ничего не ответила ей на это мама, но подумала: «А так ли уж это просто?»

… И я тоже хочу спросить у вас, ребята: «Так ли это просто: чтобы всегда по справедливости?»

А давайте — поговорим.

И, может быть, даже поспорим?…

Мишина обида

Мишин дядя — моряк дальнего плавания. Письма от него приходили из многих портов мира. На конвертах разные марки: индийские, африканские, даже австралийские «кенгуру».

Можете себе представить, с каким нетерпением Миша ждал дядю Борю.

Он явился неожиданно под вечер — высокий, плечистый, в нарядной морской форме. Остановился перед калиткой, поставил у ног чемодан и на всю улицу громыхнул басом:

— Где тут живет великий путешественник Михаил Громов?

Миша мгновенно вылетел из дома и очутился в сильных дядиных руках. Колючая щека, смеющиеся серые глаза — такие же, как у мамы. Выбежала и мама, за ней папа. Посыпались радостные восклицания. Взрослые оттеснили Мишу, стали обниматься.

Едва переступив порог, дядя раскрыл чемодан и вытащил подарки: маме какую-то особенную кофточку (она даже ахнула от радости), папе трубку с собачьей головой, а Мише диковинную раковину, зуб крокодила и головной убор индейского вождя из разноцветных перьев. Но Миша отложил в сторону и зуб крокодила, и раковину с волнистыми краями, и это индейское украшение — что он, маленький, что ли, нацеплять его на себя! — и заканючил:

— Рассказывай!

Мама тоже сказала дяде:

— Не томи его, столько ждал твоих заморских новостей.

— Что же тебя интересует?

— Все! — И Миша вмиг выпалил, видел ли дядя обезьян прямо в джунглях на берегу Африки? Сидел ли на рифах их корабль? Попадали ли они в тайфун? Гналась ли за ними когда-нибудь в море акула? Ел ли он хоть раз сердце кита?

Дядя засмеялся: «Программка у тебя!» Но пока мама накрывала на стол, ответил на все вопросы да впридачу еще на многие другие.

Наконец мама сказала:

— Хватит на сегодня.

— Дай теперь нам поговорить, — добавил папа.

Они начали разговаривать о неинтересном. А Миша сидел за столом и ждал, когда сможет задать новые вопросы. Да не дождался. Мама сказала: «Пора спать».

— Да ну, — воспротивился Миша. Но папа строго повел бровью: «Иди!»

— Завтра поговорим, — пообещал дядя. Конечно, чуть свет Миша был около дяди.

— А в открытом море с чужими кораблями вы встречались? — задал он первый из приготовленных вопросов.

— Как же! — ответил дядя, фыркая под краном. — Был такой случай… — И, уже вытираясь, он рассказал, как однажды ночью они увидели в море горящий английский корабль. Советские моряки подплыли к нему и спасли всех английских моряков.

— И ты спасал?

Дядя не успел ответить — пришли его бывшие школьные друзья. Они явились шумной гурьбой, крича с улицы: «Да здравствует моряк Борька Завьялов!»

— А вы-то сами хоть раз «SOS» кричали? — попытался Миша еще обратить на себя дядино внимание.

Но дядя отмахнулся, идя навстречу гостям: «Потом, потом».

— Оставь дядю в покое, — сказала мама уже в сердцах. — Так и ходишь по пятам, надоел!

— А что он не рассказывает!

— Да как не рассказывает? Вчера весь вечер, сегодня…

— Где же весь вечер? И что — сегодня? Сегодня-то только началось.

— Хорошо, хорошо, говорю — дядю оставь!

Вот вечно у взрослых так: обидят несправедливо, а попробуй докажи!

Дядя стал куда-то собираться с друзьями.

— И я с ними хочу, — сказал Миша.

— Не придумывай, — оборвала мама. — Нечего тебе делать со взрослыми.

— Потерпи, путешественник, — сказал и дядя. Он вышел из соседней комнаты наутюженный, побритый, наодеколоненный. — У нас с тобой все впереди.

— Впереди, впереди, — передразнил Миша недовольным тоном.

И послышался мамин окрик:

— Как разговариваешь?

Но Миша уже не в силах был остановиться:

— Вот и разговариваю. В письмах-то он что обещал? Рассказывать. А теперь?

— Замолчи, в конце концов! — крикнула мама.

— Ну и ладно, и ладно! И ты тоже… И все вы! — Миша выскочил из дома. Он прошмыгнул мимо изумленного дяди и онемевших его друзей, стоящих во дворе. Юркнув под ветки груши, он пробежал вдоль малинника в дальний конец сада и вскарабкался на сараюшку. Здесь была дырка на сеновал. Миша кинулся в сено.

Сквозь щелястую крышу просачивались тонкие лучи солнца. В их золотистых нитях прыгали пылинки. И сердце у Миши прыгало. И стучало так, что было слышно, наверное, на улице. А перед глазами стояла картина: покачивая сокрушенно головой, мама жалуется дяде на непутевого сына — стал такой грубый, такой невозможный, совсем отбился от рук. Она часто жалуется теперь на Мишу родным, соседям, даже учительнице в школе.

А нет, чтоб рассудить по справедливости. Ведь как он ждал дядю с его рассказами! Как ждал! И не разноцветные перья ему нужны. Не зубы крокодиловы. Вот убежит он сам в какой-нибудь морской порт, проберется на корабль и спрячется в трюме. А корабль выйдет в открытое море, и моряки уже не высадят беглеца на берег, когда обнаружат его. И никто там не будет его ругать, а будут только по-флотски похлопывать по плечу да нахваливать: «Молодец, наш товарищ юнга Михаил Громов!»

Можно ли прожить без вранья?

Размечтался Миша, притаившись на сеновале. И вдруг услышал внизу какое-то бормотание.

«Верка!» — подумал он и приник к щели.

Так и есть. В соседнем сарае, стоящем вплотную к их сеновалу, на дырявом старом кресле сидела, поджав ноги, конопатая Верка в синем платье. Что-то бормоча, она жестикулировала, будто с кем-то разговаривала. Но, кроме нее, в сарае никого не было.

«Опять беседует», — решил Миша и, отодвинув доску, спрыгнул в Веркин сарай.

Этот лаз они открыли очень давно, еще «с до школы». И Вера нисколько не удивилась, увидев перед собой Мишу. А он, усевшись у двери на чурбаке, спросил вместо приветствия:

— Беседуешь?

Она кивнула.

В темный, пыльный сарай она залезала всегда, когда ей хотелось говорить со своим Советчиком-Беседчиком. Так звали крохотного человечка, которого Вера выдумала. Выдумала очень давно, когда была совсем маленькая. И Миша тогда был тоже маленький и верил, что человечек существует. Забираясь в сарай, он слушал, как Вера разными таинственными заклинаниями вызывает Советчика-Беседчика и беседует с ним.

Потом Миша подрос и понял: Советчик-Беседчик — это просто Верина мечта. Но он не стал смеяться над Веркой, а по-прежнему приходил сюда, слушал ее и удивлялся, как она сообразила придумать такого хорошего всезнающего друга.

У Веры был неродной отец. Миша слышал, что Иван Григорьевич — неплохой человек, да и Вера на него никогда не жаловалась. И все-таки она чувствовала себя в семье неважно. У отчима была своя дочка Нина, она училась в девятом классе, считала себя уже взрослой, на Верку покрикивала. Мама и отчим не обижали девочек, но каждый из них старался, наверное, показать, как хорошо он относится к неродной дочери. И вот мама баловала Нину, а отчиму говорила: «Не порти мне Веру!» И сама была с Верой строгая сверх всякой меры. «Я, говорит, по справедливости». Но Вере обидно: с Ниной мама добрее, чем с ней. А Нина быстренько поняла: если ей отец что-нибудь не разрешает, она сразу к Вериной маме. Короче, подлизывалась. Вера же к Ивану Григорьевичу подлизываться не хочет. Вот ей и сиротливо в доме, вот почему она и выдумала себе Советчика Беседчика.