То, что меня не убьёт...-1 - "Карри" - Страница 39

А половина присутствующих сидела в бинтах и зелёнке и на бессмертных как-то не тянула.

К концу января нападения пошли на убыль.

Наконец, наступил и прошёл день, когда никто не напал на Миль — и, соответственно, никто и не пострадал. И на другой день не нашлось камикадзе. И на следующий.

Учителя вздохнули с облегчением.

Дети кое-чему научились.

Если бы кто-нибудь год назад сказал Миль, что ей расхочется учиться, она бы весело посмеялась. А вот поди ж ты — мысль о школе вызывала отвращение. Вот просто ноги не шли, и всё тут. И никто уже вроде бы ей не грозил, не гадил в тапочки, не плевался жёваной бумагой, не дёргал за косу, даже в спину злобно никто не смотрел. Попытались было бойкот объявить, но надолго их не хватило, потому что Миль давно было всё равно, как они к ней относятся, и относятся ли как-нибудь вообще.

Наступило что-то вроде равновесия. Девчонки ждали, как она себя поведёт теперь, после их полного разгрома. А Миль просто приходила в школу, как-то училась, уходила домой — жила себе, как ни в чём не бывало. И девчонкам надоело быть в готовности, их жизнь тоже вернулась в русло.

Февраль стоял морозный и солнечный, к концу первой смены солнце заливало классы своим сиянием, как горячей водой, все сидели на уроках развалившись, с трудом вникая в тему. Миль любовалась узорами на оконном стекле… И вдруг внизу живота зародилась и выросла боль. От неожиданности Миль как вдохнула, так и не выдыхала, пока приступ не прошёл, а уж потом, когда чуть полегчало, сообразила: это не у неё болит, это у кого-то позади. И мигом заблокировалась. Однако… Кто же это так мается? В молчаливой готовности терпеть было что-то знакомое…

Миль обернулась. Ну, конечно. Позеленевшее, застывшее лицо с невидящим, обращённым в себя светло-голубым взглядом… Ага, вот глаза сфокусировались на Миль.

Звонок сорвал с мест и вынес из класса большую часть учеников прежде, чем учитель успел их остановить — перемена была большая, каждый торопился кто пообедать, кто ещё куда.

— Запишите домашнее задание, — объявил учитель…

Миль положила перед Ольгой свой блокнот:

«Хочешь отлежаться или помочь тебе?» — значилось на странице.

Ольга сосредоточилась на вопросе, прочла и спросила:

— Что-нибудь из своих лекарств предлагаешь?

Миль улыбнулась, качнула головой — нет. Дописала под вопросом:

«Никакой анальгетик не будет работать весь цикл. Привыкнешь — и перестанет помогать. Да и посадишь сердце. Так что? Хочешь слинять с уроков?»

— Да не очень… — Ольгу опять скрючило. Миль поморщилась. Серёга тревожно наблюдал со стороны. Поглядывали и другие ребята: они, понятно, думали, что Никитина потеряла страх и наехала на новенькую, за что и страдает.

Миль исподлобья глянула на любопытствующих — одноклассники потянулись из кабинета, но те, кто оглянулся, успели увидеть, как Миль, зайдя Ольге за спину, кладёт одну свою руку на её бледный и потный лоб, а другую… тут они отвели взгляды… Другая рука Миль легла на низ Ольгиного живота. Выходящий последним Серёга увидел, что лицо у Никитиной расслабилось, глаза закрылись…

Миль отошла от Ольги, занялась своими тетрадками.

— Спасибо, — услышала она и, не оборачиваясь, кивнула. А вот от её попытки благодарно коснуться — увернулась. На выражение искреннего Ольгиного недоумения отписалась:

«Я только что сняла твою боль. Нельзя сейчас меня касаться — боль может вернуться обратно. Тебе это надо?» Неподдельный испуг Никитиной вполне устроил Миль. Что поделать, не соври она сейчас — и Никитина будет пытаться дотронуться до неё снова и снова. А так побоится.

Серёга ждал прямо за дверью. Перехватил сумку и спросил, что это было. Миль покачала головой. Он не настаивал. Но вышедшую следом Ольгу девчонки окружили тотчас. Миль, проходя мимо, приложила пальчик к губам. Ольга понятливо кивнула. Можно было не сомневаться, что от неё-то никто правды не услышит…

Но правда — вещь с высокой плавучестью, как ни прячь, а всё равно однажды выплывет. И терпеть чужую боль ничуть не легче, чем собственную. Банальное растяжение, когда оно свеженькое, причиняет много неприятностей. Мальчик страдал молча, пока его осматривала школьная медсестра, но до прихода «скорой» он своим героизмом доконал бы Миль. Поэтому она боком-боком придвинулась к страдальцу и даже не коснулась его — просто посидела рядом. С другого конца спортзала на неё понимающе смотрела Ольга. Миль сделала вид, что она тут совершенно ни при чём, и что мальчишка сам молодец, и Никитина пожала плечами — как скажешь.

Браслет с «везунчиком»

Хорошо всё-таки, что каникулы в школе бывают аж четыре раза в год.

Миль свела к минимуму контакты с одноклассниками: входила в класс последней, выходила первой. На переменах занимала позицию в углу, по возможности ставя между собой и народом Серёгу. На физкультуру вообще не являлась, проводя два часа в библиотеке за стеллажами, успевая сделать домашнее задание — по расписанию физру обычно ставили в конец смены. А с приходом весны старалась выскочить на улицу, там спрятаться ото всех было ещё легче. И, так как бабушка на отличной успеваемости не настаивала, стала иногда просто сбегать с уроков. Конечно, учителя непременно требовали от неё ответа на следующем же уроке, полагая наказать за пропуск и иметь возможность назидательно сказать: «Вот ви-идишь, как важно присутствовать на уроке…» Но Миль отлично знала, с каких уроков сбегать, с каких — не стоит, и на объяснении новой темы сидела тут как тут, а также и на контрольных. Оценок у неё всё равно было больше, чем у любого другого в классе — а почему не опрашивать её каждый урок, если для этого нужно просто положить перед ней листок с вопросом или примерами, и выслушивать остальных учеников, пока Миль себе строчит ответ в развёрнутом виде. Так что годовые отметки у неё вышли бы и автоматом. Но Миль всё равно явилась на все контрольные, с которых ушла, как только всё сделала — и лишь на диктанте пришлось сидеть и тупо писать под диктовку, как всем.

За аттестатом можно было б и не являться, но невозможно было не попрощаться с Серёгой — детдомовцев на всё лето вывозили отдыхать куда-то далеко, и они бы не увиделись до самой осени. Уж Серёга-то никак не заслуживал свинского отношения, хотя ни на чём не настаивал и даже ни на что не намекал… На его пятнадцатый день рождения Миль сплела для него «везунчика». Подумала и посоветовалась с бабушкой, а не добавить ли «лёгкое сердце».

Бабушка на такой простой вопрос ответила не сразу. Наконец, решила:

— Добавь. Пусть его последнее лето детства будет весёлым и беззаботным.

И Миль вспомнила: на следующий год ему исполнится шестнадцать, он выпускается из детдома и собирается поступать куда-то. Выходит, детство его и впрямь закончится.

— Только второй узел с первым не сплетай и не вручай ему, оставь здесь где-нибудь, целее будет.

Бабушка сказала — значит, надо слушать, она знает лучше.

И Сергей получил браслет, связанный из тонких цветных проводов. У молодёжи как раз вошли в моду пояса и браслеты, набранные из обрезков такого материала, так что Серёжкина обновка получилась в тему.

— Почему из проволоки? — спросила бабушка, провожая внучку в школу.

«Он же мальчик. Вдруг застесняется носить вязанье из ниток. Да и прочнее».

Бабушка улыбнулась.

— Ты права, желая ему железного везения. Оно ему пригодится. Давай беги, звонок уже…

Миль влетела в класс, когда звонок ещё не смолк, но всё равно опоздала: все сидели на местах, учительница тоже. Но Миль увидела только Серёгу — как он поднял голову и его хмурое лицо осветилось мягкой улыбкой. Плюхнувшись на стул, Миль так радостно заулыбалась учительнице, собравшейся разворчаться, что та передумала и сказала:

— Ну, лучше поздно, чем никогда. Теперь все в сборе, начнём. Сегодня последний в этом году классный час, и нам надо…

Миль тронула Серёгу за руку, чего ни разу не делала за весь год, и показала ему разноцветное украшение. И то ли отражения засветились в его глазах, то ли радость полыхнула…