Стоунхендж - Корнуэлл Бернард - Страница 17

Итак, Гилан стал новым главным жрецом, и его первым требованием было очистить Старый Храм от сорняков и орешника, чтобы святилище было готово к прибытию камней из Каталло в следующем году.

Мужчины делали эту работу, а женщины оставались с внешней стороны вала и танцевали вокруг. Они пели во время танца, и их песней была свадебная песнь Слаола. Только женщины когда-либо пели эту песню, и только в случаях величайшей торжественности. Она исполнялась короткими куплетами, с большими паузами в музыке, и в течение этих пауз танцоры должны стоять почти без движения, пока в определённый момент танец и песня не возобновлялись опять. Их голоса накладывались друг на друга с особой гармонией, и хотя они никогда не репетировали петь вместе, песня всегда прекрасно западала в память, а движения танца всегда прекращались и возобновлялись абсолютно согласованно. Матери учили своих дочерей куплетам этой песни, одни учили одну часть, другие другую, и потом они собирались вместе, и всё прекрасно сочеталось. Многие женщины плакали во время танца, потому что песня была печальной. За день до свадьбы Слаола и Лаханны бог солнца поссорился со своей невестой и покинул её, но женщины жили надеждой, что Слаол смягчится и вернётся к своей невесте.

Гилан следил за работами, иногда останавливаясь послушать песню женщин, иногда помогая мужчинам выгребать сорняки и кустарник. Некоторые из орешников были уже большими деревьями, и было нужно подкопать их корни лопатками из рогов оленя, прежде чем вытащить из земли. Деревья нельзя было просто срубить, потому что побеги снова отрастали от пней, поэтому самые большие деревья были выкорчеваны, а ямы от их корней были заполнены кусками мела, накопанными из рва. Череп быка, который Камабан поместил в центр храма, был закопан во рву, его шалаш разрушен, сорняки выполоты, трава скошена кремневыми ножами и отходы сожжены. Дым от костра побеспокоил танцующих, и они отошли подальше от храма. Когда мужчины очистили траву и сорняки изо рва и внутреннего вала, святилище вновь было окружено своим ярким меловым белоснежным кругом.

Старые прогнившие столбы, что густо стояли на Входе Солнца и около алтаря, были брошены в огонь. Некоторые из столбов были очень большими, и их основания глубоко уходили в землю. Они были срублены до уровня земли, а упрямые пни оставлены догнивать. Наконец, все сорняки, деревья и столбы были вычищены, и люди танцевали по широкому кругу под навязчивый ритм песни женщин. Храм снова был пустым и чистым. Остались внешний низкий вал, поросший травой, ров и высокий вал, окружающий круг, в котором ничего не было.

Племя вернулось в Рэтэррин в вечерних сумерках. Галет был одним из последних, кто покинул это место, и он остановился на вершине холма над селением, обернулся и посмотрел на храм. Заросли орешника, закрывающие вид на юг, были убраны, и теперь только могильные курганы предков виднелись на горизонте, но перед курганами, белый в противоположность темнеющему склону холма, круг храма казался сияющим в угасающем свете дня. Тени вала простирались далеко, и Галет впервые заметил, что белый круг расположен на склоне, и что он немного наклонён в сторону, где солнце восходит в середине лета.

— Как он прекрасен, — сказал Лидда, женщина Галета.

— Он действительно прекрасен, — согласился Галет. Именно Галет, практичный, сильный и умелый, был тем, кто должен поставить камни, и он попробовал представить, как восемь больших будут смотреться в окружении травы и мела.

— Слаол будет доволен, — решил он.

Ночью в Рэтэррине была гроза, но без дождя. Только где-то далеко гремел гром, а ночью умерли двое детей. Оба были больными, хотя никто не думал, что они могут умереть. Но утром взошло солнце, и свежевычищенное меловое кольцо засияло. Боги, признало племя, вновь улыбались Рэтэррину.

Дирэввин ещё не была женщиной, однако существовал обычай и в Рэтэррине и в Каталло, что помолвленные девушки должны жить в семье своего будущего мужа, поэтому Дирэввин прибыла в Рэтэррин, чтобы жить в хижине самой старшей жены Хенгалла.

Её появление взволновало племя. Ей предстояло стать взрослой только через год, но её красота расцвела рано, и молодые воины Рэтэррина взирали на неё с плохо скрываемым вожделением, потому что Дирэввин из Каталло была девушкой, будоражащей мужские мечты. Её черные волосы спускались ниже поясницы, а длинные ноги были тёмными от солнца. На шее и щиколотках она носила изящные ожерелья из снежно-белых морских раковин, и все раковины были разной формы и размера. Её глаза были тёмными, лицо тонким и высокоскулым, а характер была очень живой, как полёт зимородка. Молодые воины племени Хенгалла заметили её, оценили, и решили, что она слишком хороша для Сабана, который был всё ещё лишь ребёнком. Хенгалл, догадавшись об их желаниях, приказал Гилану создать защитные чары для девушки, поэтому главный жрец поместил человеческий череп на крышу хижины Дирэввин, а рядом положил фаллос из необожжённой глины, и теперь каждый мужчина, видевший эти амулеты, понимал их угрозу. «Прикоснись к Дирэввин без разрешения, — говорили череп и фаллос, — и ты умрёшь», — и с этого времени мужчины только смотрели, но никаких попыток не предпринимали.

Сабан тоже смотрел и тосковал, а некоторые заметили, как Дирэввин поглядывает вслед ему, потому что он обещался быть красивым мужчиной. Он всё ещё рос, но уже был высоким, как его отец, и у него была такая же, как у Ленгара живость в движениях и во взгляде. Он умело обращался с тисовым луком, был одним из самых быстрых бегунов в племени, и помимо этого был скромным, спокойным, и всем нравился в Рэтэррине. Он должен был вырасти хорошим человеком, но если он провалит свои испытания, его никогда не будут считать взрослым, и поэтому в течение нескольких месяцев после его первой встречи с Дирэввин он был очень занят изучением секретов лесов и звериных троп. Он наблюдал, как олени бьются друг с другом во время гона, искал места, где выдры прячут свои логова, и учился, как добыть мёд у сердитых пчёл. Ему не разрешалось ночевать в лесу потому, что он был ещё ребёнком, но своего первого волка он убил ранней зимой, поразив его верно пущенной стрелой и прикончив зверя взмахом каменного топора. Женщина Галета, Лидда, вырвала клыки волка и нанизала их на жилу и затем отдала это ожерелье Сабану.

Сабан был сыном вождя, но от него ожидали, что он будет работать как все. Человек, который ничего не делает, любил говорить Хенгалл, ничего не ест. Галет был лучшим плотником в племени, и Сабан почти семь лет обучался ремеслу дяди. Он выучил, как зовут богов всех деревьев, как умилостивить их перед тем как топор повалит дерево, выучил как превратить дуб и ясень в брусья, столбы и балки. Галет научил его, как сделать обтёсанный клинок из кремня, и как крепко и плотно привязать его к рукоятке сырыми ремнями из воловьей шкуры, чтобы головка не потерялась во время работы. Сабану разрешалось использовать кремневые инструменты, но ни ему, ни сыну Галета, рождённому от его первой жены, никогда не позволялось притрагиваться к двум превосходным бронзовым топорам, которые были привезены издалека и стоили Галету много свиней и коров.

Сабан учился, как вырезать чаши из бука и вёсла из ивы. Он выучился, как выточить из твёрдого как камень тиса смертоносный для оленей лук. Он выучился, как соединять деревянные детали, и как сверлить их при помощи шипов из кремня, кости или падуба. Он выучился, как подобрать бревно вяза и выдолбить из него полую лодку, которая смогла бы ходить вниз по реке до моря и привозить обратно мешки с солью, моллюсками и сушёной рыбой. Он выучился, как подрубить растущий дуб, чтобы при валке он упал в нужное место, и всему этому он выучился хорошо, потому что зимой перед испытаниями Сабана Галет доверил ему поменять крышу над хижиной, где спала Дирэввин.

Сабан сбросил прогнившую соломенную крышу, но череп сначала передал вниз Дирэввин, которая знала, что тот защитил её, поцеловала в лоб и взглянула вверх на Сабана.